— Не надо! — сказала Катя. — Давайте оставим его в покое. Ведь, если уж на то пошло, он тоже в своем роде калека… Закурить бы. У вас есть?
— Вы же не курите.
— Курю. Спасибо. Вот еще один вопрос, — сказала она, делая глубокую затяжку. — Кто такая Стеша? Вы что-нибудь знаете о ней?
— А вы? Откуда у вас это имя?
— Однажды Стас остался у меня. Муж был в отъезде. Поздно ночью я проснулась от того, что Стас вскочил с кровати. И позвал: «Стеша! Стеша!» А потом, очевидно, вспомнил, где он. Не зажигая света, оделся, схватил пальто и убежал. Как вы понимаете, никакого допроса не было. Да и ревновать по-настоящему я не способна. Но этой Стеше я позавидовала. Как он ее звал, каким голосом!.. Это его… знакомая?
— Это и есть его сестра. Сейчас ей двадцать два года, а когда погибли родители и все это случилось, ей было двенадцать.
Яркое утро лилось в окно. Мы опять закурили. Вдруг стало как-то зябко и не по себе. Надо бы все изложить ей как следует. Но у меня уже не было ни сил, ни желания. Просто так, пунктирно я рассказал кое-что о Стеше и умолк.
— Да! — Катя подошла ко мне. — Как хорошо, что вы с нами поехали!.. Стасу ничего говорить не нужно. Когда-нибудь я сама.
И тут в дверь опять постучали.
— Да, да, войдите!
Вошел Стас. На нем был новый вельветовый костюм. Ботинки начищены. Волосы причесаны — один к одному. И бабочка.
— Проснулись? Прекрасно. Прошу в темпе приводить себя в порядок. Я тут вчера высмотрел местечко, подзакусим и…
— И вы пойдете провожать меня в аэропорт, — сказал я.
— Куда?
— В аэропорт. Мы вот тут поговорили с Катей, и я пришел к выводу, что мне надо улетать в Москву. И притом срочно. Сейчас же. А подзакусить? Подзакусить — это прекрасно.
«Ах, ты, папа дорогой! Что ты дрыгаешь ногой? Ну, погоди, постой. Я до тебя доберусь. Уж я тебя…»
Не знаю, что именно я собирался проделать с папой. Знаю только, что я был полон решимости.
Вперед! Вперед! Какая-то сила толкала меня изнутри.
— А подарки купить?
— Плевать на подарки! И на завтрак, кстати, тоже. Вы идите, а я тут перехвачу в буфете.
Выпроводить их было трудно. Но мне хотелось остаться одному.
— Ты мне друг? — сказал я Стасу. — Тогда скройся, сгинь и ни о чем не спрашивай.
— Я ни о чем не спрашиваю. Но почему же ты…
И тут Катя тихо тронула его за плечо.
— Пойдем, пойдем. — сказала она. — Роде надо… отдохнуть. Пускай! А мы с тобой вдвоем позавтракаем. Я и ты. Как тогда, помнишь?
— Ну еще бы! — Стас прямо весь завибрировал. Должно быть, редко она говорила ему такие слова. А может, таким голосом говорила редко.
Они ушли. А я смотрел им вслед и думал: какая красивая пара. И дети у них будут красивые. И внуки. И правнуки. Если будут, конечно…
Состояние было странное. Даже больше, чем странное. При том, что я действительно вымотался, устал, как собака, какая-то сильная, ровная, как бы чужая энергия распирала меня.
«Нет, нет! Никогда! — думал я. — Все будет так! И только так!» Что именно «никогда»? Что «так»? Не имело значения. Какая разница? Я даже не пытался вникать. Будет — и все!
И столько напора было во мне, что официант, поставив передо мной кофе с бутербродами, вдруг, как бы присоединяясь, подмигнул мне. А потом сцепил руки и приветственно потряс ими над головой. Дескать: «Будет, будет! Вот я — чужой человек, а и то чувствую, что будет!»
…Когда Катя и Стас зашли ко мне в номер, я уже сложил чемодан. Но тот напор, что накатил на меня в буфете, еще горел во мне.
— У него, по-моему, температура, — сказала Катя. — Ну-ка, дайте ваш лоб. Вы себя хорошо чувствуете?
— Причем тут «хорошо»? Я чувствую себя. Чувствую! Катя, я вас глубоко люблю и уважаю, выйдите на минутку, нам со Стасом надо переговорить.
— Только, пожалуйста, не до утра.
— Постараемся.
— Слушай, что ты с ней сделал? — сказал Стас, когда Катя вышла. — У меня такое чувство, что я сплю. Помнишь, я говорил, что за одну ночь я готов отдать… Нет, это неправда. За завтрак. За вот этот завтрак! И пусть это даже никогда больше не повторится, но если это ты… если это твоя работа, — я твой должник на всю жизнь.
Я видел Стаса всяким. Видел и сияющим. Но таким — никогда.
— Я ей рассказал все. Если потом окажется, что я не по делу влез в твою жизнь, при встрече пришиби меня поленом. Но я больше так не могу. Главное, запомни, я ей рассказал про Стешу. Она будет делать вид, что ничего не знает, но ты…
На Стасе лица не было.
— Зачем? — сказал он. — Для чего? Кто тебя просил?!
— Я себя просил. Не нравлюсь я тебе такой — твое дело. Кстати, о деле. Вот тебе мои левы, бери. Тебе же надо.
— Обменяем на рубли, — сказал Стас. — Иначе тебя никогда больше не пустят за границу. — Он смотрел куда-то мимо меня.
— Я и не прошусь. Мне это не нужно. Ты пойми!
— И не суетись! — рявкнул он. — Обменяем на рубли! Я, кажется, ясно говорю!
Мы были в комнате только вдвоем, но казалось, что в ней есть еще кто-то.
Стас подошел к окну. На него накатило какое-то тягостное оцепенение. Но продолжалось это недолго.
— А ты молодец. Молодец! — вдруг сказал он. — И я тебя люблю. Ну ладно, давай свои бумаги, деньги. Я сам все сделаю. Завтра улетишь.
— Нет! Я должен улететь сегодня. В крайнем случае, ночью. Я просто не выдержу. Понимаешь, не выдержу. Меня разорвет, разметает на куски!
— Хорошо, — сказал Стас. — Улетишь сегодня. А теперь я пошел, а ты давай загляни к Кате. Она тоже хочет тебе что-то сказать.
Но Катя ничего сказать не хотела. Она хотела просто покурить.
— Сигареты есть? Прекрасно!
Мы задымили. Она по диагонали ходила по комнате. А я сидел на диване.
— Какая погода, а? — вдруг сказала она.
— Со мной что-то должно случиться! — сказал я.
Потом она сходила куда-то и принесла бутылку ментовки.
— Это вам на память.
— Спасибо.
Стас примчался уже поздно вечером.
— Быстро, быстро! — сказал он. — У нас на дорогу остается…
— Вся жизнь! — сказала Катя. — Вся жизнь! — И засмеялась.
В такси они со Стасом сидели на заднем сиденье, и оттуда мне в спину веяло чем-то хорошим, прекрасным, чем-то давным-давно забытым.
— Как ты думаешь, с ним в самом деле что-то случится? — услышал я голос Кати.
— Не беспокойся, — отозвался Стас, — с ним никогда ничего плохого не случается. Он же везун, в отличие от некоторых.
— До свидания! Желаю вам!
— До свидания! Главное, чтоб ты…
Шум, гам, толчея. Стас прорвался куда-то, куда его не пускали. Надо, надо! А как же? Разве я сам сумею заполнить декларацию? И инструкции. Масса всяческих инструкций. Если пришел счет за телефон, деньги там-то, оплатить. Вот это в чемодане вещи мои, а вот это, в пакете, — его. А вот это — книги. Кучу русских книг мы накупили в Софии, и Стас отправлял их со мной.
— От Стеши будут письма, возьми их из ящика и положи мне на тумбочку. Если хочешь, можешь прочесть.
— Ага!
— Ты слушаешь меня?
Я смотрю на Катю. Вон она за окном. Катя махала нам рукой. Мы помахали ей тоже.
Какая-то девица подошла к нам. Постояла. А потом подошла еще раз и попросила ручку.
— Нету, нету! — сказал Стас. Чем-то она ему не понравилась. — Ну так вот, если придет Васька, ну вот этот, который с кислородом… Ты слышишь? Заика такой…
Но я не слышал. «Скорей бы! — думал я. — Прямо с аэродрома возьму такси…»
И вот я уже в самолете, и самолет набирает высоту.
«Мы, друзья, перелетные птицы, только путь нам одним нехорош!..» — Это была любимая песня капитана Волобуева. Почему-то он вдруг вспомнился мне. — «На земле не успеешь жениться, а на небе жены не найдешь». — Тоже был заботливый. Прямо как Стас. Вот так же он меня провожал когда-то. И так же давал инструкции. «В Москве, — говорил он, — в Москве вы первым делом…» Я его тоже не слушал. А зачем? Мне б только доехать, дорваться до Москвы, думал я. А там… Там папа. Там все будет тип-топ. Господи, скорей бы! Скорей!
Рядом со мной в кресле никого не было. Может, поспать? Кто много спал, тот много видел. И время незаметней пролетит.
Смешно: время летит, и самолет летит. Оба летят. А какими курсами? Попутными или навстречу друг другу?
По проходу шла та самая девица, которая просила ручку. Смешная какая…
— Ой, простите!
Самолет качнуло в воздушной яме, и она, чтобы не упасть, схватилась за спинку моего кресла. Перед моим лицом на мгновение возникла ее рука. Небольшая, чуть смуглая, маникюр на ногтях облупился. И какая-то она…
Я посмотрел на ее лицо. Да это же Лигия! Меня прямо как кипятком ошпарили. Лигия! То есть, нет, конечно. Откуда? Да и не похожа она совершенно на Лигию. Моя первая любовь была смешней. Еще смешней! Вот разве что руки. Нет, и руки у Лигии были другие — всегда чуть напряженные, как куриная лапка. Когтистенькие такие: цап, цап! А у этой… Ей надо быть нянькой или медсестрой, подумал я. Наверное, ребенок, которого она касается, чувствует… тепло мира.
Где-то я вычитал, что если ребенка лишить ласковых прикосновений, он обязательно вырастает калекой. Вот мы кормим детей, пичкаем их. Да и друг друга, А насчет прикосновений у нас не густо.
Господи, что это со мной? Я с трудом дождался, когда это чучело гороховое опять пойдет мимо меня.
Все в ней было смешно. Все без исключения. И походка, и слишком короткое полупрозрачное платье явно с чужого плеча.
— Лигия! — громко позвал я, не глядя на нее.
— А? — Она вдруг остановилась. — Это вы мне?
— Н-нет. То есть, да. Здравствуйте. А… А вы кто?
— Я никто, — сказала она. — Я просто так.
— Какое совпадение. Я тоже просто так. Садитесь тут. Здесь сидеть будем.
Я как бы со стороны слышал это свое бормотание и готов был… Да самое простое. Я готов был сейчас же, немедленно схватить ее за руку.
— Так я же там сижу! — Она показала пальцем куда-то вперед.
— Это вы раньше там сидели. А теперь будете сидеть здесь. Тут лучше… видно.