Я быстро перелистал страницы. Так и есть! Сначала кто-то пытался подражать моему почерку, потом плюнул. Чья же это каллиграфия? Костя дурачился? Не может быть. И вдруг меня осенило: Лиза! В голове прокрутилось все с самого начала. «А мы вот с внучкой — Саяпины…» Я мою руки, она зыркает на меня.
Так… Что же она выдрала? Ничего особенного. Страниц семь-восемь. А накатать успела, по крайней мере, треть дневника. Ай да Лиза! Ай да внучка! Тоже мне, Жорж Санд!
Сначала она не только пыталась подражать моему почерку, но и как бы думала за меня. А дальше фантазия у нее разгулялась. Вот, оказывается, я подарил Лигии не только туфли, но еще диадему. Потом кулон и накидку. Интересно, где я мог брать деньги? Ага, ясно: папа у меня богатый. А я вроде принца… Кулон и диадема посланы анонимно. Ей принесли все это, когда она мыла пол. Мачехи дома не было.
Но почему мачехи? Ага, понятно: сказка. У меня уже появилась машина. Папа стал лауреатом. А Лигия превратилась в обыкновенную Золушку. Характер у нее золотой. От какого-то заезжего знаменитого злоумышленника она вдруг родила. Ребенок умер. Катаясь с Лигией на моей машине, я очень плакал по этому поводу и говорил, что мы с ней навек.
В изложении Лизы характер у меня был тоже золотой. Может быть, даже золотей, чем у Лигии. Но вот появляется Саша. Эта черная сила ломает жизнь Косте, потом папе. А потом и меня залучает в свою гибельную сеть. Куда подевалось мое ангельское сердце? Лигия-Золушка стала помехой на моем пути. Вот письмо к ней: «Лигия! Я пишу тебе, но не отсылаю. Все равно ты сейчас не поймешь. Но пройдут годы, десятилетия, мы станем старыми…»
Конечно, станем. Куда мы денемся? А где же продолжение? Две страницы каких-то маловразумительных рисунков, а дальше — конец. Все выдрано.
Нельзя сказать, что Лиза обнаружила большой писательский дар. Но что-то меня зацепило в ее сочинении. Поговорить бы с ней. Пойду, пожалуй. Сколько же она страниц унесла? Я пересчитал оборванные корешки. Штук десять, не меньше.
По набережной шли пары, компании. Я стал пересекать это гуляние поперек. Раньше местный Бродвей был в районе гастронома, а теперь, наверное, здесь. Прекрасный приречный маршрут получился. По Амуру прошла «Ракета», и тут же большой белый теплоход отчалил от пирса. Новая набережная огорожена красивыми толстыми цепями. И столбики литые, чугунные, — прямо как в Ленинграде.
Каких-то два чудика шли вдалеке. Иногда в Москве у метро «Кировская» собираются глухонемые. Вот так же оживленно они беседуют руками.
Одни из «глухонемых» показался мне знакомым. Ну вот, наконец хоть кто-то из моей прежней жизни! Я пошел навстречу и уже через несколько шагов понял, что это папа.
Второго человека я видел впервые. Почти одного роста с папой, но поуже в плечах и существенно моложе. Выглядел он странно. Застиранные дешевые джинсы типа «рабочая одежда» и при этом синий сияющий блейзер. Но забавней всего выглядела его голова. Лысый этот человек хотел быть кудрявым, поэтому задние и боковые волосы он тщательно зачесал наперед. «Чудак, — подумал я. — Такое солнце, прокоптился бы. Загорелая лысина — это даже красиво».
— Привет! — сказал я, когда они поравнялись со мной.
— Ты? — весело удивился папа. — Прости, некогда. Вечером, вечером поговорим. — И на ходу он помахал мне рукой.
…На сарае висел замок. Ни деда, ни внучки нигде не было. Я послонялся по своему бывшему двору. Молодые женщины с детьми. Так, ребята какие-то. Один паренек лет восьми гулял сам по себе. Я спросил, знает ли он Лизу.
— Ну.
— Она дома?
— В школе.
— Так ведь каникулы.
Малолетний земляк кинул на меня удивленный взор:
— Так в спортивной же школе.
— А ты уверен?
— Ну.
В Благовещенске «ну» означает «да». Наверное, не только в Благовещенске.
Ах, город!.. Хорошо, что здесь все близко. Я спросил на улице, мне сказали, что спортивная школа — на бывшем стадионе. Бывшим он стал уже без меня. Годы!
Я увидел ее издалека. У бревна — еще несколько девчонок. Тренер — слегка оплывший мужик лет сорока. На кого же он похож? А ни на кого. На тренера.
Чуть поодаль ребята играли в волейбол. Где-то стучали городки. Момент был явно неподходящий. Я точно знал, что произойдет, но удержаться не смог. Когда Лиза, отработав на бревне, лихо соскочила на землю, я вышел из-за дерева и окликнул ее. Было такое ощущение, что она побежала даже раньше, чем увидела меня.
— Ты что! — Тренер посмотрел ей вслед, потом — на меня. — Кажется, русским языком говорил… Ишь, повадились! Ну вот объясни, что ты ходишь за ней? Чего надо? Ты знаешь, сколько ей лет?
Четверо оставшихся гимнасток насторожились.
— Любви все возрасты покорны, — сказал я.
Игривое хихиканье было мне наградой.
— Перерыв. — Тренер глянул на часы. — Давай, девочки, погуляйте. Ну!
После повторного «ну» вся четверка нехотя двинулась к волейбольной площадке.
— Так вот! — И тренер попытался взять меня за грудки.
— Напрасны ваши совершенства, — сказал я. — Вы лучше посмотрите на меня внимательно. Был я здесь когда-нибудь?
Он всмотрелся.
— Ну, не был, — сказал он. — А может, был. Черт вас разберет. — И уже жалобно: — Я прямо умучился. Ходят, ходят! И девка вроде из себя невидная… А ты ей кто? Брат, родня?
И вдруг я вспомнил, на кого он похож. На себя бывшего похож, вот на кого. «Шайбу, шайбу!..» Как же его фамилия?
— Это долго объяснять, — сказал я. — Лирика. Просто мы раньше жили в том дворе, где она теперь живет. Дед у нее. Вот дневник там нашел в сарае. А вас я узнал. Вы когда-то играли в футбол, в городской сборной, верно?
Тренер зыркнул на меня исподлобья. — Было дело.
— Левым крайним, — сказал я.
— Не говори… — И долгая пауза. — Небось, из всех теперь только ты и помнишь это. А твоя-то как фамилия? Семья ваша как?
— Муромцевы.
— Нет, вроде не слыхал. — И он стал искать глазами, куда подевались его гимнастки. — Хотя, погоди! Что-то такое старик говорил. Муромцевы… Твой отец случайно не на элеваторе работал?
— Нет. Он работал на заводе. Главным инженером.
— Ну да! Конечно. Еще и отчество у него такое… нерусское. Бывало, дядя Григорий как заведет про него. Да вы ж его знали. И ты знал, небось. Дядя Гриша. Григорий Касьяныч.
— Касьяныч? — И мурашки побежали у меня по спине. — Вот странно. Я думал, что он… А что он, где он сейчас?
— Далеко. — Тренер смотрел куда-то мимо меня. — Сосед мой был. Только мы въехали в новый дом, старуха почти сразу… А он протянул с год, не больше. Один. Дети давно разъехались. Бывало, принесем что-нибудь, я или племяш мой… Да, старость. — Он улыбнулся. — У тебя дети есть?
Поворот был неожиданный.
— Есть, — сказал я, — сын есть. Маленький. Вот такой.
— А жена?
— И жена. Иванка зовут. Только они сейчас не со мной. Временно. Скажите, а Касьяныч, он что же?..
— Не будем! — сказал тренер. — Вон мои девчонки уже плетутся. Ты приходи в другой раз. Посидим. Может, ко мне в гости зайдешь. Только у меня ни жены, никого. Племяш, и тот куда-то сбежал.
— Хорошо. Я приду.
— Ты садись, — сказал папа. — Садись.
— Так я же сижу! Что с тобой?
— Извини. Легкая эйфория. Короче говоря, так: мне надо с тобой посоветоваться. — Руки у него были беспокойные, лицо возбужденное. — Решение я уже принял, но посоветоваться надо. Черт его знает, а вдруг я действительно рехнулся на старости лет. Понимаешь, ли, какая история…
И он заходил по номеру.
— Не знаешь, с чего начать? Начни с конца.
— Правильно. — Он вдруг остановился и навис надо мной. — Тебе нравится жить в Москве?
— В общих чертах — да.
— А мне нет. — И громче: — Ты можешь это понять? — И еще громче: — Мне не нравится. И я не хочу, не желаю, черт вас всех подери!
— Так не живи.
— И не буду! — Он опять заходил. — В одну воду нельзя войти дважды. Это верно. Может быть. Для кого-то… Иди сюда, посмотри на мою физиономию. Нет, ты посмотри внимательно. Да, да, я здоров! Полон сил. Молод, в конце концов. — Он с шумом распахнул окно. — Вот я вдыхаю, я вбираю в себя все вот это, и где-то далеко, в самой глубине моего существа…
— Женя! — вдруг послышалось откуда-то снизу.
Папа выглянул.
— Сейчас! — крикнул он. — Ты иди, скажи, что я скоро. Что? Пока неизвестно. Может быть, мы придем вдвоем. Давай жми! — Он обернулся ко мне: — Пойдешь с нами?
— Не знаю. Как тебе удобней. А это кто? Тот самый «кудрявый»? Смешной малый! Я его увидел…
— Да, он смешной! — громко сказал папа. — Он очень смешной. Во всяком случае, за все последние годы я таких смешных не встречал. До войны еще попадались подобные экземпляры… Как ты думаешь, кто он?
— Певец. Тенор. А может, сам сочиняет и сам поет. Бард, Брасенс какой-нибудь. Ты бы ему все-таки сказал про его лысину.
— Угу, — папа сел на кровать. — Он сейчас работает на моем месте. Главный инженер. Мы с ним тут ходили… А ты, кстати, был на старом кладбище? Полный бред. Упразднили его. Пытался найти мамину могилу — совершенно невозможно. А вообще ничего они здесь… Как тебе город?
— Как и тебе. Но, может, закончим нашу тему? Тебе ведь надо идти.
— Да, да. И я, пожалуй, пойду один. А тебе вот домашнее задание. Я решил остаться в Благовещенске. Что? Да! Посиди, подумай. Взвесь. Только прошу учесть следующее: один, конечно, в поле не воин. Но два человека, даже только два, — это огромная сила. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я смотрел на папу и прямо любовался. А ведь в самом деле молодой! Может, таким молодым я его и не видел никогда.
— Что, друга схлопотал? — сказал я. — Кирюху? — Мне почему-то захотелось подразнить его.
Но он на слова не клюнул.
— Да, схлопотал. Представь себе. Ты видишь в этом что-то забавное? Я — нет. Как это ты там говорил? Не имеющий друга не имеет — чего? Вот именно. Все у меня было. Кроме лица, как я теперь понимаю. Кроме этой мелочи. А?
Как видно, с другом я попал в точку.