— Так. Слово дал. И давно это было?
— Давно. Не помню. Года полтора…
— Так, так. Значит, это все сделал ты?
— Конечно. А кто? Не ты же. Короче говоря, вот мое последнее слово: во всех случаях папа уезжает в Москву!
— Нет.
— А я говорю, да!
— А я говорю, нет! И не хватай меня, пожалуйста.
— Да кто тебя хватает? Кому ты нужен!
Он толкнул меня, я его, и пошло. Рубашка на мне лопнула. Ай как нехорошо! До его сорочки мне дотянуться не удавалось, и я схватил его за полу пиджака. Черт возьми, какие однако крепкие пиджаки шьют!
— Отпусти, болван! — Что-то затрещало.
— А вот это видел?
— Отпусти, тебе говорят. Считаю до трех!
Костя вдруг выскользнул из своего пиджака и, раскинув руки, свирепо двинулся на меня. И тут вошел папа.
— О, хорошо! Все в сборе. Общее собрание считаю открытым. — Он поставил на стол пухлую хозяйственную сумку и с интересом уставился на нас. — А что это вы не поделили? Наследство?
Ничто так не отрезвляет, как спокойный голос. Мы с Костей сразу присмирели.
— Кстати, о наследстве, — сказал папа, — должен обрадовать. Скоро в нашей семье появится первая серьезная недвижимость. Предлагаю вспрыснуть. Вот тут я кое-что захватил с праздничного стола. Остатки сладки.
И он вынул из сумки бутылку. Что это? Тягучее, темно-красное. Похоже, наливка из ягод лимонника.
— Но ты ведь не пьешь, — сказал Костя.
— Почему? Пью, — ответил папа. — Но мало. Много пить вредно. А ты, я смотрю, уже остыл слегка. Тогда надень пиджак и выскажись. Или я все о тебе должен узнавать стороной?
— То есть?
— Ходят слухи, что по твоей просьбе есть полное решение — отказать. А? Машину-то тебе не дают.
— Ну, не дают. И что?
— Ничего. Но деньги надо бы вернуть. И притом немедленно. Завтра Родька улетает. Иначе тебе придется посылать их по почте.
— Какая почта? Какие деньги? — Забавно было наблюдать за Костей. Папа здорово сбил его с толку. — Во-первых, — сказал он, — нам надо было поговорить совсем не об этом. Но раз уж вы так ставите вопрос… Не дают, да! Пока. Обрадовались… Но ведь могут и дать. Ты ведь знаешь, как это у нас бывает.
— Бывает, — сказал папа, — но тогда мы тебя субсидируем заново. — Он сел на кровать рядом с моим чемоданом и стал расшнуровывать ботинки. — Ты нам дашь телеграмму или позвонишь по телефону.
— Ну нет! — вдруг заорал Костя. — Так не пойдет. Ишь чего захотели! Не знаю, зачем они вам, а мне нужны. Я обязан иметь хоть какую-то гарантию. А вдруг. Мало ли что. А от вас жди потом… Но это все чепуха. Как ты понимаешь, я пришел, чтобы говорить с тобой совсем не об этом.
— Но об этом мы говорить не будем. Бесполезно. Да и неприятно. — Папа помолчал. — Ты любишь сочетать неприятное с бесполезным? Я — нет.
— Вы посмотрите на него! — опять заорал Костя. — Он не любит сочетать! Заговорил! А где ты раньше был со своими хохмами? «Ах, внук! Ах, скоро я пойду на пенсию!» Ведь это из-за тебя мы пошли на такой шаг. А теперь, когда Люсьена на четвертом месяце…
— Да, — сказал папа. — Тут я действительно виноват. Но, знаешь, Костя, по всей вероятности, тебе придется меня простить. Другого выхода я не вижу. Ладно, к этому мы еще вернемся. А сейчас скажи мне вот что: сколько ты здесь зарабатываешь?
— Какая разница? — Костя махнул рукой. — Ну, зарабатываю.
— Вот и хорошо, — сказал папа. — Тогда сделаем так: эту сумму, чтобы ты не нервничал, мы оставляем у тебя. А ты каждый месяц будешь посылать Родьке по сто рублей. По всей вероятности, он будет жить у Стаса. Вот сейчас мы тебе напишем адрес.
— Да вы что? — Костя смотрел поочередно то на меня, то на папу. — Совсем уже? За кого вы меня принимаете? Что я — миллионер, ворую, чтобы посылать ему по сотне в месяц неизвестно зачем? Черт возьми, мало того, что я живу на два дома, мало того, что мне сейчас предстоит…
Давно я уже не видел Костю в таких растрепанных чувствах. На него было жалко смотреть. И папа сжалился.
— Ну ладно, — сказал он. — Сто — это я, пожалуй, загнул. Будешь посылать пятьдесят. А пятьдесят — я. Но имей в виду, строго взаимообразно. Мне понадобится. И очень скоро. Дело в том, что я покупаю дом.
— Что? Что ты покупаешь? — спросили мы с Костей в один голос.
— Дом. Вернее, полдома. А еще вернее, дом на двоих.
Дом! Это надо же! Я от неожиданности расхохотался, а Костя стал делать какие-то странные телодвижения с подпрыгиванием. Но папа не обратил на это никакого внимания.
— Вот уж воистину, как говорится, сбылась мечта. И знаете, совсем недорого, — сказал он. — Отличный участок. Ну-ка, Родька, давай стаканы. Вспрыснем и поговорим. Мне с вами, дорогие мои друзья, посоветоваться надо.
— А о чем советоваться? — закричал Костя. — Ведь ты купил уже. Я чувствую. Ты купил уже, да?
— Да, — сказал папа. — Но это у меня теперь такая манера. Я что-нибудь сделаю, а потом советуюсь. Оказалось, так удобней.
Я принес из ванны два стакана. Третий был на столе. Папа налил нам с Костей.
— Вперед, вперед! А я мысленно с вами.
— Ты ведь говорил, что пьешь. — Костя взял стакан.
— Говорил. Но разве я обязан каждое слово подтверждать действием? Так вот. Дом такой… Пей, пей! И ты тоже. А советоваться мы будем так. Я вам буду рассказывать, как мне повезло, а вы будете радостно кивать.
— Да… — Костя залпом выпил свою порцию. — Хороши, нечего сказать. Вечно вы меня ставите в такое положение, что хоть в петлю. — И он затряс головой. — Это же думать надо. Четвертый месяц. Все сроки упущены…
— Брось, брось! Ты же видишь, то были одни обстоятельства, а теперь совсем другие. Да и к тому же, кажется, сведения о Люсьенином положении слегка преувеличены. Насколько мне известно, зимой она собирается к тебе сюда. Странный ты все-таки!
Папа надел тапочки и подошел ко мне:
— Кстати — он успел уже доложить тебе, что мы проиграли свою жизненную игру?
— Естественно. Именно это мы и обсуждали, когда ты вошел.
— А ты помолчал бы! — Костя нервно выцедил себе остаток наливки. — Тебе, наверное, кажется, что ты очень умный. И остроумный. А хочешь, я тебе скажу, кто ты такой?
— Он хочет, — сказал папа. — Если знаешь, ради бога, не скрывай.
— Хорошо. Только без нервов, — сказал Костя. — Я вовсе не стремлюсь никого из вас оскорбить. Это диагноз, вещь объективная. Есть два основных типа неудачников. По обстоятельствам и по природе. Что лучше, что хуже, не знаю, разбирайтесь сами. А что касается жизненной игры…
— Да, да, — подхватил папа, — вот именно, что касается. Я не совсем понимаю этот твой термин. Но раз уж ты на нем настаиваешь, попробуем плясать вокруг него. Предположим, что жизнь — действительно игра. А вот скажи, у всех людей она одна и та же? Думаю, что нет.
— То есть? Что ты имеешь в виду?
— Да самое простое. Я интересуюсь, нельзя ли допустить, что ты, скажем, играешь во что-то одно, а мы вот с ним — совсем в другое? Совсем! Начисто! Ты пойми, мы с Родькой вовсе не намерены ставить под сомнение твой способ жизни, но и ты, в свою очередь, должен…
— Не хочу! — вдруг сказал Костя. — Не хочу с вами разговаривать вообще. Ни о чем. Никогда! Господи, и что меня черт дернул надеяться на вас? Цыгане — они и есть цыгане. Игра там, не игра, но ты посмотри, как живут нормальные люди. Семья, поддержка. Я ведь как думал: пройдет год-два, вам с Родькой дадут жилье, мы съедемся. Четыре комнаты у нас. А то и пять. Нас трое, дети, Люсьена. Ну, не дадут «Ниву», будет другая машина… Вам вот все кажется, что я все-все для себя, для себя. А мне лично ничего не надо. Так, мелочи. Но семью мне хотелось бы иметь. Вспоминаю, как у нас в Благовещенске. А тут было бы еще лучше. Впрочем, ладно. Все это теперь, как я вижу, пустые мечты. Нет, ни на кого нельзя рассчитывать. Обещания, обещания…
— Только не надо так жалобно, — сказал папа. — Если ты помнишь, разговоры были. И даже много разговоров. Но обещаний, как таковых…
— Да? — сказал Костя. — Интересно. Вот так я сижу, вот так Люсьена. И кто-то говорит мне: «Погоди, Костя, вот я тебе сформирую библиотеку. Кое-какие книги у меня уже есть…» Или, может быть, это тоже был разговор? Тогда объясни мне, как выглядят обещания.
— Так и выглядят, — сказал папа. — Но дело в том, что тебе библиотека не нужна. Она нужна человеку читающему.
— Здрасте. А я кто?
— Прочитывающий. Как, впрочем, и Родька. Прочел книгу — и на полку. Навсегда. До скончания времен. Скажи, пожалуйста, ты за последнее время хоть одну вещь перечитал два раза? Или три?
— Зачем? — сказал Костя. — Это нужно тем, у кого память плохая. А у меня — слава богу. Ну хорошо, мне действительно не так уж важно, чтобы дома была библиотека. Но дети! Хватит того, что я вырос без книг. Пускай у моих ребят будет и Брокгауз, если уж на то пошло. И Свифт в хорошем издании. И Дон-Кихот с рисунками Доре.
— И Данте?
— И Данте. Почему бы нет?
— Что ж. Это я могу понять, — сказал папа. — Слова мои несколько обесценены, готов дать расписку. Ко дню рождения второго внука у тебя будут все эти книги. А знаешь, Библия ведь тоже есть с рисунками Доре.
— Что надо, я все знаю!
И тут Костя решил сделать еще один заход.
— Значит, ты все-таки решил остаться? Окончательно?
— Да, — сказал папа. — Климат здесь хороший.
— Плохой.
— Но для меня он хороший.
— А для тебя тем более! Во-первых, здесь не хватает йода…
— Ничего. По моим законам игры совершенно не обязательно, чтобы он был в воздухе или в воде. Говорят, в последние годы здесь йодируют соль. И это очень разумно.
— Но это же бред, — сказал Костя. — В твоем возрасте соли надо употреблять как можно меньше. А раз уж йод в тебя будет поступать из соли, значит, тебе придется употреблять ее много.
— Да, — сказал папа. — Но в этом тоже свои плюсы. Есть тут один человек, вместе с которым мне хотелось бы съесть пуд соли. А годы не молодые. Надо торопиться. Короче говоря, так. Не далее как с первого числа, может, в «Сельхозтехнике», а может быть, и на моем прежнем месте, я приступаю к работе. Это уже факт и обсуждению не подлежит. А что касается дома…