Лигия не ответила.
— Все это глупости, — сказала она. — Люди думают, что хорошо только, когда любовь взаимная. А ты вот не поверишь, мне и так хорошо. Вот я напишу ему письмо и так рада, так рада, просто невозможно. У меня ведь еще никогда в жизни не было ничего такого. А у тебя было?
— Ну откуда же? Я даже не уверен, что это вообще бывает. Ты не сердись, но мне все-таки смешно на тебя смотреть.
— Ничего, — сказала Лигия. — Это все потому, что ты еще маленький.
— Такой же, как ты.
— Ну нет, — сказала Лигия, — мальчики гораздо позже взрослеют. Твоя невеста, знаешь, где? Она еще под стол пешком ходит. Да брось ты разглядывать журналы! С тобой же, кажется, разговаривают.
Я положил журнал.
— Понимаешь, у меня есть к тебе одна просьба, — сказала Лигия. — Мне нужна твоя помощь.
— Ну?
— Надо отлупить одного мальчишку.
— Зачем?
— Надо.
— А все-таки?
— Чтоб он не задавался.
— Вот чудачка! Разве можно бить человека за то, что он задается?
— Но я ведь тебя прошу.
— Так я ж не смогу. У меня нет на него никакой злости.
— А я думала, ты смелый, — сказала Лигия. — Как же ты занимался боксом и самбо, если ты такой трус?
— Не такой уж я трус.
— Говори, говори. Думаешь, этот парень с отверткой от тебя убежал? Он убежал, потому что увидел двух милиционеров.
— Ну и что же, — сказал я, — если бы он не убежал, я бы все равно не испугался. В тот раз я здорово разозлился, а обычно я никак не могу разозлиться. Дело в том, что я не люблю драться.
— А что же ты будешь делать в случае войны? Ехать в обозе?
— Не обязательно. Почему в обозе? Возьми Федора Поэтана.
— Это кто, твои приятель?
— Надо бы знать. Национальный герой Италии — Федор Полетаев. У меня есть про него книжка. Он был в немецком концлагере, а потом бежал к итальянским партизанам. В той книжке написано, что в детстве он тоже не очень любил драться.
— А потом?
— Я же тебе говорю: он единственный из всех иностранцев объявлен итальянским национальным героем. Если бы он был жив, даже итальянские генералы должны были бы первые отдавать ему честь.
— А! Значит, он умер!
— Да, он убит. Недавно ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.
— Я так и думала, что посмертно. Такие люди всегда становятся героями посмертно.
— Какие такие?
— Такие, как ты, например. Тебе все принеси да в рот положи. Неужели нельзя объяснить отцу, что тебе давно уже нужен хотя бы один приличный костюм?
— Отцу, отцу! Мало у него и без меня забот?
— Какие там заботы, — сказала Лигия. — Я ведь расспрашивала. Никакой он не знаменитый конструктор. Обыкновенный инженер на маленьком заводе. Ты не подумай, я не хочу сказать, что он плохой. Но в жизни он ничего не добьется.
— Это еще неизвестно. Сейчас, например, он работает на конкурс.
— Ну и что? А премию не получит.
— Спорим!
— Спорим! На что?
— На американку.
— Это как?
— Кто выиграет, тот имеет право потребовать с другого все, что ему хочется.
— Ишь ты, хитрый, — сказала Лигия, — а вдруг ты потребуешь такое, что я никак не смогу.
— Например?
— Ну, например, чтобы я тебя поцеловала…
— Можешь не бояться, — сказал я. — Этого я не потребую.
— Очень вежливо, — сказала Лигия.
— Вежливость тут ни при чем.
— А вот скажи честно, ты в меня немного влюблен? — Лигия подошла совсем близко.
— Нет, — сказал я, — влюбленные они всегда такие наполненные, им ясно, в чем смысл жизни. А я что? Я даже старушкам не помогаю.
— Ох, врешь! — Лигия улыбнулась. — Я же знаю, что ты в меня влюблен. И что это мальчишки во мне находят? Так и бродят, так и бродят за мной табунами.
Мы помолчали.
— А этот, которого я должен был побить, он тоже бродит?
— Да ну его! Он задавака, — сказала Лигия. — Подумаешь, речник! Моряк с разбитого корыта!
Пришла Клавдия Петровна.
— Пошли бы погулять, — сказала она. — Молодые люди, а сидите тут, как старики.
Клавдия Петровна была все в том же черном платье и в новых туфлях.
— Почему ты никогда не ходишь на танцы? — спросила она с каким-то раздражением.
— Он не умеет танцевать, — сказала Лигия.
— Надо научиться. Молодой человек должен танцевать. — Она помолчала. — И должен за собой следить. Нельзя до седых волос бегать эдаким Гаврошем. Неужели тебе не приятнее было бы ходить в глаженых брюках? Да и рубашку давно бы пора сменить. У вас что, не хватает денег на прачку?
— Нет, почему, хватает.
— Оно и видно. Лигия, выйди на минутку. Нам надо поговорить.
Лигия вышла. Я посмотрел на Клавдию Петровну. Лицо у нее было какое-то злобное и страшно противное.
— Дайте письмо, — сказала она.
Я вынул из кармана письмо и положил на диван.
— А теперь идите, — сказала Клавдия Петровна, — и постарайтесь не бывать у нас месяца три. Я знаю, что вы ни в чем не виноваты, но мне неприятно вас видеть. Деньги я вам верну.
— Клавдия Петровна!..
— Нет, нет, — сказала она, — вы лучше правда идите. А то я вам наговорю бог весть чего. До свидания.
Я ничего не понял.
— До свидания.
«Странные какие люди, — думал я, идя домой. — Почему ей неприятно меня видеть? Разве я сделал что-нибудь плохое? А может, это все женщины такие…»
Когда я пришел домой, папа работал.
— Ну как дела?
— Нормально. А где ты был?
— В гостях.
— Хорошая жизнь, — сказал папа. — У людей есть время ходить в гости. Ты был у Лигии?
— Да.
— Взял бы и меня как-нибудь с собой.
— Как-нибудь возьму.
Стоят последние теплые дни.
Костя наконец починил мотороллер и потерял к нему всякий интерес.
— Что-то я не вижу, чтобы ты много катался, — говорит папа. — Наверное, он у тебя не работает.
— Еще как работает.
Костя выводит мотороллер из сарая и, сделав несколько кругов по двору, опять ставит в сарай.
— Чепуха, — говорит он, — Слабая машина. Я его продам. Куплю мотоцикл.
— Больше денег ты не получишь, — говорит папа.
— А мне и не нужно. Я не новый куплю, поломанный, так на так и получится.
— Потом починишь и опять продашь?
— А что? Продам мотоцикл, куплю автомобиль. Какой-нибудь списанный.
— Так, может быть, тебе нужно быть не хирургом, а механиком?
— Только не механиком.
— А кем?
— Может быть, председателем колхоза. Года за два, за три я бы знаешь как развернулся! — Костя смеется, — Вот я сейчас шучу, но в конце концов я все равно стану каким-нибудь начальником. Может, даже директором твоего завода. Вот тогда ты у меня попляшешь. А?
— Кстати, о пляске, — говорит папа. — Ты, кажется, собирался кого-то пригласить?
— Да, да, завтра у нас будут гости. Я Родьку уже предупредил.
К приему Саши мы стали готовиться с самого утра. Под руководством папы была проведена генеральная уборка с мытьем полов и выбиванием дорожек.
— Ты видишь, как он убирает? — говорит Костя, выгребая кучу мусора из-под гардероба.
— Безобразие, — говорит папа, — придется понизить ему зарплату. Родька, сколько ты получаешь у нас как домработница?
— Пока ничего.
— С завтрашнего дня будешь получать в два раза меньше. Эх, почаще бы к нам приходили гости!
После обеда Костя стал наряжаться. Он надел белую нейлоновую сорочку, черный костюм и новые туфли.
Папа тоже приоделся.
На нем серый выходной костюм, которому уже лет шесть, но выглядит он как новый.
— Надо уметь носить вещи. Учись!
— Чепуха, — Костя видит папу в зеркале, — твой костюм старомодный.
— Ничего, — говорит папа, — я и сам старомодный. Между прочим, Родьку тоже не мешало бы приодеть.
Костя промолчал.
— Дай-ка ему свои синие брюки, — сказал папа.
— Они ему велики, — сказал Костя. — И потом, они же зеленые.
— Ничего, пускай зеленые. Иди одевайся.
Я не заставил себя упрашивать.
Костины брюки были мне действительно широковаты в поясе, но в остальном все было хорошо.
— Какой франт, — сказал папа. — Ну-ка надень мою желтую рубаху.
…Первый раз в жизни мне хотелось идти по улице не торопясь.
Самое лучшее время года в Благовещенске коней августа. Еще здорово греет солнце, но уже не жарко. С тополей падают первые желтые листья.
От нашего дома до магазина всего один квартал. Там тоже есть шампанское. Но я еще нарочно пошел в большой «Гастроном», чтобы пройтись по улице Ленина. Я шел медленно, людей было много, но, как назло, никто знакомый не попадался.
Я совсем уже приуныл, «Гастроном» был почти рядом, и вдруг на противоположной стороне улицы я увидел тех самых девчонок, вместе с которыми я покупал мороженое. Они стояли у автобусной остановки и явно смотрели на меня.
— Привет! — Я помахал им рукой.
— Привет! — Они тоже помахали.
— Бы, случаем, не в парк? — спросила та, что поменьше ростом.
— Нет, у меня дела. Первый автобус давно отошел?
— Однёрка? Только, только что.
— Эх, черт возьми! — сказал я. — Ну ладно. Схожу пока в «Гастроном». Вина надо взять.
Когда я пришел домой, Саша уже была у нас. Она читала одну книгу, папа другую, а Костя просто сидел.
— Тебя только за смертью посылать, — проворчал он.
— Такая чудесная погода, — сказал я, — желтые листья кружат и кружат в саду. Здравствуйте, Саша.
Я подошел к ней.
— Ну как вам нравится у нас? Папа уже развлекал вас интересными разговорами?
— Саша не любит разговаривать, — папа отложил книжку.
— Вот уж неправда, — сказала Саша, — больше всего я люблю разговаривать.
— Это называется разговаривать? «Да», «нет», «не знаю», «возможно».
— А это называется разговаривать; «Сколько лет?», «Где учились?», «Была ли замужем?»
— Нехорошо, — сказал папа, — это я не спрашивал.
— Значит, хотели спросить. Я такие вещи всегда улавливаю.
— Чепуха, — засуетился Костя, — сейчас выпьем шампанского, и беседа потечет. Садитесь к столу.