Второе заседание оказалось полностью посвящено семейству Блэк.
Сириус — четыре года в Азкабане без вины, практически без следствия. Заключен на основании невнятного «я во всем виноват», явно сказанного в состоянии аффекта. Впервые допрошен с веритасерумом на следующий день после ареста Дамблдора. Скримджер надеялся узнать от «верного пособника Темного Лорда» о волдемортовских хоркруксах, а узнал о том, как приравняли к Пожирателям и кинули к дементорам человека, честно боровшегося с Волдемортом. О том, как Сириуса Блэка обвинили в предательстве тех, за кого он готов был отдать жизнь. Зал в шоке слушал протокол допроса, и когда были прочитаны последние строки, тишину разорвал высокий голос Петуньи Дурсль:
— Как был безответственным шалопаем, так и остался. Прости, Блэк, но лучше бы ты тогда о ребенке позаботился.
— А ты больше похожа на Лили, чем я думал, — виновато отозвался Сириус. — Она так же сказала бы. Четыре года я только об этом и думал. Прости, Петунья. Ты ведь разрешишь мне видеться с Гарри?
Миссис Дурсль окинула его строгим взглядом.
— С матерью сначала помирись. И веди себя прилично. Крестный ты или нет, а делать из Гарри шалопая я не позволю.
В зале раздались смешки, в первом ряду зрителей Люциус Малфой неторопливо зааплодировал.
— Помирюсь, — мрачно ответил Сириус. — Я и за Рега перед ней виноват. За то, что моему младшему брату не к кому оказалось пойти за помощью.
Регулус Блэк стал еще одной сенсацией, затмив даже невинно осужденного Сириуса. Семнадцатилетний мальчик, героически и безвестно отдавший жизнь ради уничтожения хоркрукса. Реабилитация и орден Мерлина посмертно. Первую страницу «Пророка» почти целиком заняли две колдографии: давняя — семикурсника в слизеринской мантии, и свежая — его измученного Азкабаном старшего брата, прячущего в ладони лицо, чтобы не показать слез. Колдограф поймал удачный момент — по губам Сириуса отчетливо читалось: «Прости меня, Рег».
Альбус Дамблдор подтвердил, что знал о подвиге Регулуса Блэка, что именно эта информация окончательно подтвердила его предположения о хоркруксах. Но ничего не ответил на вопрос, почему не сказал об этом ни матери мальчика, ни аврорату.
Дело раскручивалось неторопливо, но основательно — куда основательней, чем можно было предполагать из первоначального иска. Магглы Вернон и Петунья Дурсль, бросив крохотный камушек, стронули с места лавину.
Сенсации продолжались. Честный и законопослушный (но, к великому своему сожалению, неустойчивый к Империусу) Люциус Малфой добровольно принес в аврорат некий артефакт, спрятанный Темным Лордом на территории его поместья. Артефакт оказался еще одним хоркруксом. Все тот же Малфой предположил, что о других хоркруксах может знать его родственница Беллатрикс. Ту допросили с веритасерумом, после чего еще одно хранилище осколка наитемнейшей души было найдено и уничтожено. Имея на руках два хоркрукса и данные целителей о «силе» последнего, сидевшего в Гарри, аналитики и артефактологи аврората вычислили общее их количество, составили список предполагаемых вместилищ и мест хранения — и, действительно, нашли ровно то, что и предполагали.
Таким образом, меньше чем через месяц после получения Скримджером первых сведений о хоркруксах «якоря» Того, Кого Нельзя Называть, были уничтожены. И лишь осколок, спящий в Гарри, мешал объявить Темного Лорда окончательно поверженным. Скримджер объявил во всеуслышание, что верит в знания и опыт целителей и в силу Гарри Поттера, но и сам поставит дело на личный контроль, поэтому тревожиться не о чем.
«Великая афера Дамблдора», — кричали заголовки. На разные лады журналисты спрашивали одно и то же: «Если бы Альбус Дамблдор не утаил сведений четыре года назад, с угрозой было бы покончено уже тогда. Но что ждало бы волшебный мир, если бы маггла Петунья Дурсль не озаботилась здоровьем племянника, а маггл Вернон Дурсль не решил добиваться справедливости?»
Тиражи «Пророка» росли, общество лихорадило, Скримджеру на следующих выборах отчетливо светило кресло министра. Адвокат Альбуса пытался апеллировать к былым заслугам своего подзащитного, к его ордену Мерлина, к благим намерениям, но максимум, на что он мог надеяться — замена Азкабана домашним арестом. Из уважения к сединам, так сказать. Уважение к былым заслугам, благим намерениям, чистым помыслам и прочим высоким материям с именем Альбуса Дамблдора сочеталось теперь как-то плохо.
Впрочем, какой бы приговор в итоге не вынес суд, в политике Альбус Дамблдор отныне был хуже, чем трупом. О мертвых, в конце концов, принято говорить либо хорошо, либо ничего, а о Дамблдоре говорили много, охотно, на каждом углу, но исключительно плохо.
Глава 21. Рождественские подарки
Суд тянулся почти до Рождества, но Гарри на заседания больше не таскали. Строго говоря, там и Дурсли не особо были нужны, и Вернон с удовольствием доверил все своим представителям и вернулся к рутине сделок, комиссий и расширения производства. Зато Петунья не желала пропустить ни минуты долгожданного торжества справедливости. Она приходила к началу очередного заседания, чопорно усаживалась на скамью обвинителей и сверлила Дамблдора возмущенным взглядом, заставляя его ерзать и отворачиваться. И все в зале видели, что великий волшебник не может прямо посмотреть в глаза обвинившей его маггле.
Возможно, и это тоже помешало судьям смягчить приговор. Но окончательно судьбу Альбуса решила Трелони, однажды ввалившаяся в зал с остекленевшим взглядом и выдавшая нечто маловразумительное о верном слуге Темного Лорда, который прячется у верных сторонников Великого Светлого, чтобы однажды снова стать человеком. Казалось бы, бред бредом, как и любое пророчество — поди истолкуй, покуда не исполнится! Но Скримджер тут же отправил авроров проверять дома всех известных сторонников Альбуса, и уже к вечеру Питер Петтигрю мог бы при желании переговариваться со своим бывшим директором через решетки их камер. Артур Уизли разводил руками, недоумевая: это и в самом деле было весьма странно, но ни он, ни Молли, ни их сын Перси обстоятельств появления в доме питомца не помнили.
Что самое удивительное, не помнил их и Петтигрю, и даже веритасерум не освежил его память. Зато повторный допрос Дамблдора под сывороткой правды прояснил эту тайну всего за шесть вопросов. «Ежедневный пророк» порадовал читателей протокольной точностью:
«Вы знали, где находится Питер Петтигрю?» — «Да».
«Как он оказался у мальчика Уизли?» — «Я попросил Персиваля Уизли позаботиться о Питере».
«Почему мальчик и его родители об этом не помнят?» — «Я решил, что это знание будет их тревожить».
«Вы знали, что Петтигрю служит Волдеморту?» — «Да, бедный мальчик. Он запутался».
«Почему вы не сдали преступника в аврорат?» — «Я дал ему возможность искупить вину действием. Он тот, кто может сыграть роль в уничтожении зла».
«Как именно?» — «Ему предназначено возродить Волдеморта и привести его к окончательной гибели».
О том, какая буря поднялась после этих слов сначала в зале суда, а после — и по всей Британии, лучше всего, пожалуй, скажет заголовок экстренного выпуска «Пророка»: «Альбус Дамблдор собирался возродить Темного Лорда!» И бесполезно уже было доказывать, что на самом деле Альбус всего лишь разрешил бы событиям идти своим чередом, и бесполезно было объяснять, что хотел он лишь блага, окончательной победы добра и света. Приговор был вынесен единогласно: Азкабан.
Директором Хогвартса неожиданно для всех стал профессор Флитвик. Минерва МакГонагалл осталась заместителем.
Правление банка «Гринготтс» заявило, что готово рассмотреть схемы более тесного сотрудничества с людьми в случае пересмотра принятых при Дамблдоре дискриминационных законов.
Скримджер провел серию тайных совещаний и построил предвыборную программу на сотрудничестве волшебников и магических рас и на вливании в волшебное сообщество родителей и родственников магглорожденных. Вспыхнувшее было возмущение чистокровных быстро угасло: для публики — после пояснения будущего министра «я делаю ставку на приток свежей крови при сохранении традиций», а на самом деле — кто уж там разберет. Традиции дело хорошее, но ходили слухи, что одним из главных козырей стала динамика роста банковского счета Гарри Поттера после того, как дела наследника Поттеров взял на себя маггл. Как сказал в интервью все тому же «Пророку» Люциус Малфой: «Если магглы поставят свои таланты на службу магическому сообществу, не покушаясь на незыблемость принципов нашей жизни, я первый пожму им руку. В конце концов, именно магглы сохранили роду Поттеров наследника, и их принципиальность и уважение к законам избавили нас от страшной угрозы».
О том, что Малфой уже предложил Вернону Дурслю совместный бизнес, а тот согласился, в «Пророке», естественно, не было ни слова. Зато были слова мистера Дурсля: «Разумеется, я знаю о Статуте Секретности, и детей учу его соблюдать. Волшебники не должны вмешиваться в жизнь нормальных людей. От вашего Дамблдора мы не видали добра. У вас свой мир, у нас свой, а если живете на два мира, так будьте добры, оставляйте свои чудеса на Косой аллее! Вот мистер Вуд — правильный джентльмен, я мог бы годами пользоваться его услугами и даже не предположить, что с ним что-то не так!»
Сириус Блэк навестил Дурслей через неделю после вынесения приговора Альбусу Дамблдору — как раз под Рождество. Он смотрел побитой собакой, прижимая к себе сверток с детской метлой, и Петунья не стала поминать Джеймсову дружку их былых шалостей. Впустила, вздохнув, провела в гостиную, сказала портрету Дореи:
— Вот, тетушка, полюбуйтесь. Пришел. Еще и метлу ребенку притащил, будто у Гарри этих метел без него мало. Остолоп!
— Здравствуйте, тетушка, — поклонился портрету Сириус. — Матушка передает вам наилучшие пожелания. Петунья, а где Гарри?
— Мои дети в школе, — Петунья произнесла это как-то так, что Сириусу мгновенно стало ясно: во-первых, здесь ему не позволят баловать Гарри и не замечать его кузена-маггла, во-вторых, что бы ни думал он сам о правах рода Блэк в целом и его самого, как крестного, в частности, Гарри прежде всего — ребенок Петуньи. Не сказать, чтобы Сириус готов был с этим мириться. Петунья, конечно, молодец и почти героиня, но как же Джеймс и Лили? Нельзя же их забывать?! Уж они-то герои без всякого «почти»!