Сказать об этом вслух Сириус по непонятной ему самому причине остерегся: он вообще после Азкабана, суда и примирения с матерью притих, придавленный виной перед братом, матерью, Джеймсом и Гарри. Решил только, что расскажет Гарри о родителях, но после долгожданного знакомства оказалось, что тот не раз слышал и об их подвиге («глупости», по мнению Дурслей и тетушки Дореи), и о детстве, и о годах учебы в Хогвартсе, и даже о проделках Джейми и Сириуса. Петунья и Дорея заботились о том, чтобы младший Поттер знал свои корни, имел представление о подобающем и достойном и даже в свои малые годы помнил, что ему предстоит возродить старый и уважаемый род. Нет, малыш Сохатик вовсе не отказывался пошалить с крестным, но, во-первых, участие в забавах Дадли он полагал обязательным, а во-вторых, на некоторые предложения Сириуса оба пацана синхронно стучали себя по лбу со словами: «Ты, крестный, совсем того?»
Сириус с нешуточной тоской понял, что мать права и придется остепениться.
Между тем настало Рождество. Семейный праздник, который Сириус Блэк впервые за долгие годы проводил в родовом особняке и впервые в жизни — вдвоем с матерью. Он послал подарки Гарри и всем Дурслям — приличные и подобающие подарки, а не что-нибудь из пришедших на ум веселых розыгрышей. Коньяк папаше-магглу, шоколад и красивые гребни Петунье, волшебные игрушки и сладости пацанам. Он напился и рыдал на груди у матери, рассказывая, как тошно без прежних друзей, как не хватает безудержного веселья, а мать, от которой он ни разу за все детство не услышал слов любви и сочувствия, гладила его по голове, как ребенка, и говорила, что все это проклятые дементоры и что радость к нему вернется. А под конец расплакалась сама и почему-то просила прощения — или это был уже пьяный бред?
Да, у Сириуса было очень странное Рождество. И разбирать поутру подарки тоже казалось странным, хотя больше всего удивляло то, как много их было. От Гарри и Дурслей, от Нарциссы и Андромеды, от матери, конечно же, а еще почему-то от кучи почти незнакомых или давно позабытых людей — сокурсников, сослуживцев-авроров, даже от Флитвика и МакГонагалл. Открытки с теплыми словами, горы шоколада, выпивка, теплый шарф от Петуньи и корявый рисунок от Гарри, который Сириус бережно прикрепил на стену возле кровати, сорвав с нее показавшиеся вдруг безобразно пошлыми плакаты с красотками.
У Дурслей и Гарри Поттера подарков тоже было куда больше обычного, но больше всего удивило приглашение на детский праздник к Малфоям. Петунья даже побежала советоваться с Дореей, но та лишь фыркнула презрительно:
— Дорогая, не бери в голову, это новый курс. Малфои держат нос по ветру. Но их сын поступит в Хогвартс в один год с Гарри, так что это обоюдно полезное знакомство.
Знакомство в итоге оказалось не только полезным, но и приятным: Петунье весьма польстило, что ее принимают в столь аристократическом доме, а парк и оранжерея были совершенно волшебны. Куда ей с ее крохотным садиком… Но теперь, когда можно больше не опасаться козней Дамблдора, а у Вернона хватает денег, можно наконец продать домик в Литтл-Уиннинге и купить коттедж с большим участком, а то и поместье! Перспектива совершенно захватила Петунью, и она с удовольствием обсудила с Нарциссой устройство оранжереи.
Зато Гарри и уж тем более Дадли о полезности знакомства не думали. Они стерпели одевание в «приличных мальчиков из хорошей семьи», чинно поклонились леди Малфой, вежливо поздоровались со всеми, кто изъявил желание поглазеть на недавнюю сенсацию, и с облегчением встретили предложение поиграть с другими детьми. А что итогом игры стали два расквашенных носа — у Винса и Грега, так нечего было обзываться.
И все же хорошая штука волшебство! Носы залечились по одному щелчку пальцев няни-домовушки, а в споре о том, что круче — волшебная палочка или добрый английский бокс — сошлись на том, что одно другому не мешает, а вовсе даже дополняет. Хотя Дадли остался непоколебим во мнении, что шестизарядный ковбойский кольт все равно круче всего.
Счастливым выдалось Рождество и у Скримджера, чувствующего себя без пяти минут министром. И у Криса Вуда, чье агентство вознеслось на пик популярности. И у Риты Скитер, за какой-то месяц сделавшей головокружительную карьеру. И у целителей из Св. Мунго, которые наконец-то получили достойное финансирование. И у Марджори Дурсль, хоть ей и пришлось бросить недоеденной рождественскую индейку и среди ночи принимать роды у молодой, но крайне перспективной сучки. Пять замечательных здоровых щенят — чем не подарок?
И только Люси Амалия Уотсон в это Рождество была катастрофически несчастна. Потому что у нее снова склеилась нечаянно разбитая любимая чашка, и мама из-за этого долго плакала. Люси решительно не понимала, где здесь повод для слез — наоборот ведь, радоваться надо. Люси немножко неуклюжая и посуду бьет часто, а чашка такая, с принцессой и единорогом, у нее одна. Но мама чего-то боялась, заклинала никому не показывать странностей и даже не рассказывать о них. А от маминых слез Люси чувствовала себя очень виноватой, хотя она ведь ничего специально не делала.
И поэтому даже подаренная Дадли Дурслем настоящая ковбойская шляпа совсем ее не радовала. Разве что самую чуточку.
Глава 22. Гарри Поттер и исполненное пророчество
Свой десятый день рождения Гарри Поттер встретил в Мунго.
На самом деле он хотел бы покончить со всем до праздника, но так уж получилось, что герр Фальк, без которого целитель Смоллет отказывался проводить решающую операцию, мог прибыть только в этот день. «Зато ты сам себе сделаешь крутой подарок», — утешил Дадли, от души хлопнув по плечу, и Гарри в ответ пихнул его в бок.
Дадли вместе с мамой, папой и крестным ждали его здесь же, в холле для посетителей, и это здорово успокаивало. Потому что, уж чего там врать, Гарри малость побаивался того, что должен был сейчас сделать. Победить Волдеморта. Не шутка.
Ему оставался год до приглашения в Хогвартс, и Гарри совсем не хотел, чтобы каждый одноклассник мог ткнуть его в лоб и спросить: «И как оно, разгуливать с Неназываемым в башке?»
В детской палате отделения недугов от заклятий госпиталя святого Мунго собрались пятеро. Гидеон Смоллет, которого Гарри за эти годы привык называть «дядя Гидеон» и втихаря считал своим вторым крестным. Гиппократ Сметвик, встретивший Гарри дружеским: «Не дрейфь, пацан, теперь-то сил у тебя хватит». И два специалиста с континента — месье Анри Птижан и герр Фальк, которые когда-то помогли британским коллегам разобраться с диагнозом Гарри, а теперь собирались принять участие и в окончательном излечении.
И сам Гарри. Он радостно поздоровался со знакомыми целителями, смутился под внимательными взглядами их коллег с континента и поежился, когда герр Фальк, пробормотав: «Разрешите», — заглянул ему в глаза и ощупал шрам прохладными пальцами. Взгляд был тяжелым и давящим, под шрамом зазудело и задергалось, а голова закружилась. Гарри даже сам не понял, как его уложили в кровать.
— Начинаем, коллеги, — скомандовал Сметвик. — Гарри, помнишь, что нужно делать?
Гарри кивнул и закрыл глаза: он должен сосредоточиться, а незнакомые лица мешали. Сосредоточиться и думать обо всем хорошем в своей жизни, о том, что ему дорого и что он никогда и ни за что не хочет потерять. А Волдеморт, если сумеет возродиться, все это погубит.
Хорошего в жизни Гарри было много. Родители и брат (ну и что, что на самом деле — тетя, дядя и кузен, он ведь им как родной, и они ему тоже!), тетя Мардж, бабушка Дорея, крестный Сириус и бабушка Вальбурга. Поттер-хаус, в котором они жили, пока шел учебный год, и купленный четыре года назад коттедж неподалеку от дома тети Мардж, с большим участком, садом и оранжереей — его все дружно прозвали Дурсль-хаус, а к оранжерее с легкой руки дяди Вернона прилипло прозвание «Петунья-хаус». И еще дом Блэков, мрачный и жутковатый, но все равно почему-то уютный — бабушка Вальбурга сказала, потому что Гарри Блэкам родня. А еще где-то есть закрытый пока Поттер-холл — старинный особняк, в котором несколько веков жила семья Поттеров и где висит гобелен их рода. Гарри сможет туда попасть в свой одиннадцатый день рождения, если его признают достойным наследником.
Быть наследником Поттеров Гарри нравилось. Волшебство и само по себе — здорово, но изучать старые фамильные секреты, то, чему не учат в Хогвартсе — это по-настоящему круто. Бабушка Дорея уже много чего рассказала им с Дадли и кое-чему научила, а еще она пообещала, что теперь учить их будет и дед Чарлус. «Хогвартс — это для всех, — объясняла бабушка, — там дают то, что можно знать любому и с чем справится любой. Глупы те, что считают ТРИТОНы Хогвартса законченным образованием. Твоя мать, Гарри, была лучшей ученицей на курсе, но она не знала наших фамильных секретов. Хотя могла бы узнать, если бы твой отец не увлекся дурными идеями. Теперь наша надежда на тебя, внук».
А еще бабушка сказала, что Дадли тоже нужно учить, потому что на самом деле он не простой маггл, а сквиб. Потому что только сквибы видят волшебство. «Мама с папой тоже видят», — сказал тогда Дадли. А бабушка ответила: «У твоего папы, внучек Дадли, свой талант, и неважно, волшебник он, сквиб или маггл. А твоей маме достаточно счастливой семьи и ее любимой оранжереи. Да и побаиваются они волшебства. Я думаю, все вы на самом деле были магглами, но вас связали кровной защитой с волшебным домом, и это вас изменило. Дом настроился на вас, а вы на него. Только не говори этого маме с папой, внучек Дадли, они не оценят. А вот ты сможешь делать кое-что из фамильных секретов Поттеров. Для ритуалов нужна не только сила, но и точные расчеты, и мастеру-артефактору бывает нужен умелый помощник, который не фонит собственной магией».
После этого разговора Гарри с Дадли приналегли на математику в школе, да так, что едва не выбились в лучшие ученики. Спасла их от незавидной славы заучек-ботаников вовремя случившаяся драка с приставшими к Люси хулиганами. Отличная была драка, вот только Дадли после нее записали в секцию бокса, а Гарри с его сверхлегким весом, посоветовавшись с бабушкой Дореей, отдали на фехтование. Фехтование Гарри совсем не нравилось, но бабушка сказала, что после него будет легче работать с палочкой, а палочку Гарри очень ждал. Жаль, что ее покупают только перед Хогвартсом.