Филимонова перевела взгляд на несчастную птицу. Спасти ее не представлялось возможным. Но она все еще была жива, оставаясь живым укором для Филимоновой. Зачем спасать, если не можешь спасти? Зачем вмешиваться в процессы, изменить которые тебе не под силу? Не лучше ли было оставить все как есть?
Филимонова посидела на корточках возле голубя, но взять его в руки не решилась. Даже прикоснуться не смогла. Механические подергивания издыхающего существа вызывали не столько сострадание, сколько отвращение. Хотелось, чтобы эта агония поскорее прекратилась.
Девочка опять посмотрела на кота. Он подобрался поближе и сел, тараща наглые глаза. Понимал, что голубь все же достанется ему.
— Нет, — сказала Филимонова.
Пересиливая себя, она подняла птицу и пристроила ее на развилке дерева. Секунд пять голубь оставался там, но потом рефлекторные сокращения мышц заставили его соскользнуть вниз. Шлепок, прозвучавший при падении в траву, заставил Филимонову передернуться. Она взяла палку за тонкий конец, на манер дубинки. Отломила лишние веточки, примерилась и несколько раз ударила голубя по крошечной мягкой головке.
Очень скоро все было кончено. Взять мертвого голубя оказалось значительно проще, чем умирающего. Филимонова унесла его подальше и выбросила в мусорный бак. Там ему предстояло быть сожранным крысами или другими котами, но ей было все равно. Она выполнила свою миссию. Установила справедливость. Избавила жертву от лишних мучений и по мере возможности наказала убийцу.
А через несколько лет пошла учиться на офицера полиции, где ей предстояло заниматься примерно тем же.
3
Очнувшись, Антон сразу пожалел об этом. Голова представляла собой огромный сгусток боли — она раскалывала череп по швам, ввинчивалась в виски, вгрызалась в лобную кость, норовила выдавить глаза из глазниц. Жалобно мыча, он попробовал схватиться за свою многострадальную голову и не сумел. Руки не послушались.
Волна леденящего ужаса обдала Антона изнутри. Неужели его парализовало? Кровоизлияние в мозг? Конец?
Голова была мокрой, с нее текло. Что, как не кровь? Антона убили? Кто? Ах да, эта сука, представившаяся майором полиции. Как ее зовут? Рита? Лариса? И фамилия какая-то дурацкая… Филинова? Федорова? Филиппова?
Ее голос донесся до его затуманенного сознания:
— Очухался, голубок? Тогда вставай. Пора.
«С каких это пор я стал голубком?» — подумал Антон, дергаясь и извиваясь всем телом. Руки у него были связаны за спиной. Он лежал лицом в луже, наполненной, судя по вкусу, не кровью, а обычной водой. Ему было холодно.
Напрягшись, он перевернулся на спину. Женская фигура в светлой куртке отчетливо выделялась на фоне ночного неба. Где-то в стороне серебрилась луна, задернутая мглистой вуалью. Антон посмотрел на нее, потом на свою мучительницу. Он вспомнил, как ее зовут. Раиса Филимонова.
Отбросив ведро, она мотнула головой со скошенной челкой, свисающей на один глаз:
— Пошли.
— Куда? — тупо спросил Антон.
Головная боль прошла, но он не собирался показывать этого. Лично ему спешить было некуда. Его пальцы, придавленные поясницей, шарили по земле, пытаясь ухватить какой-то тонкий, кривой предмет. Холодный — значит, из железа. Ага, острый с одного конца. Согнутый гвоздь. Длинный. Если удачно взять его в руку, можно дотянуться острием до пут на запястьях. Они тряпичные, так что должны рваться. Только бы времени хватило.
— В лес, — ответила Филимонова, склонившись над ним.
Неужели заметила?!
Она запустила руку в один карман его штанов, потом в другой. Достала оттуда мобильник, брезгливо вытерла об ветровку, включила.
— Зачем в лес? — спросил Антон.
Гвоздь протыкал и раздирал тряпки, опутывавшие руки. Дело шло не так быстро и оказалось не таким простым, как хотелось бы. Держать тонкую железяку и преодолевать ею сопротивление скрученной ткани было трудно. Но Антон понимал, что на ходу у него ничего не получится. Во-первых, Филимонова как конвоир пойдет сзади и заметит, чем он занимается. Во-вторых, при ходьбе орудовать гвоздем станет гораздо труднее. Закончится это тем, что Антон его выронит.
— У нас тут викторина? — осведомилась Филимонова, глядя на него сверху вниз. — Игра в вопросы и ответы? Вставай. Иначе продырявлю тебе плечо. Для начала.
— Не нужно было по голове бить, — буркнул Антон. — Тоже мне, взяла моду…
Он сделал вид, что пытается сесть, после чего обессиленно обмяк, тяжело дыша.
— Сейчас, — пообещал он. — В глазах темнеет.
— Хватит прикидываться!
Филимонова навела на него пистолет. Один ее глаз выглядел как черная щель, второй был завешен волосами.
Антон приподнялся и опять упал.
— Две минуты, — попросил он, орудуя гвоздем.
— Одну, — отрезала Филимонова.
— Еще мне отлить надо, — заявил Антон, когда минута, по его подсчетам истекла.
— В штаны сходишь. Поднимайся. Я ждать не намерена.
Пришлось избавиться от гвоздя и подчиниться. Выпрямившись во весь рост, Антон незаметно подвигал руками, проверяя, крепко ли связаны запястья. Путы держались, но ощутимо ослабели. Разорвать их одним махом вряд ли удастся, но если дергать и крутить измочаленные тряпки, они сильного напряжения не выдержат.
«Как раз зайдем в лес, — решил про себя Антон. — Там будет проще сбежать и спрятаться. До рассвета далеко, успею. Главное — не суетиться».
— Лукошко взяла? — спросил он мрачно.
Вопрос застал Филимонову врасплох.
— Какое лукошко? — удивилась она.
— Мы же за грибами идем? — Антон ухмыльнулся. — Или на романтическое свидание?
— Ступай, шутник. — Филимонова толкнула его в плечо. — Веди к тайнику. И не пытайся заливать, будто не понимаешь, о чем идет речь. Покажешь наркотики — отпущу. Слово офицера.
— Зачем они тебе? — поинтересовался Антон, выходя на безлюдную, темную улицу.
— Конфискую.
— Именем закона?
— А тебе не все равно? И заткнись. Всех собак разбудили.
Лаяли только две, одна далеко, другая совсем рядом, за забором, вдоль которого она и бежала, сопровождая людей. Обычно Антон не то чтобы боялся собак, но остерегался их. Сегодня он никак не реагировал на рычание и лай. Настоящая угроза сопровождала его этой ночью, держась в трех шагах за спиной.
— Фонарик взяла? — спросил Антон, когда они добрались до околицы, за которой чернела сплошная стена деревьев.
— Взяла, взяла, — ответила Филимонова нервно. — Ты специально не спрашивал до сих пор, да? Думал, придется возвращаться? Время решил потянуть?
— Какой в этом смысл? — Антон пожал плечами, что позволило ему избавиться от витка пут на запястьях. Теперь веревки не соскальзывали лишь потому, что Антон придерживал их пальцами. Половина дела была сделана. — Ночь длинная, — сказал он. — Двадцать раз можно сходить назад и вернуться.
— Что-то ты разболтался не в меру. Зубы заговариваешь?
— Это нервное, Раиса. Не каждый день на мушке держат.
— Береги нервы, — посоветовала Филимонова. — Не укорачивай себе жизнь.
Они все дальше углублялись в лес по тропе, ведущей к нужной поляне. Ночью путь казался совершенно незнакомым. Антон то и дело вскрикивал и останавливался, налетая на низкие ветки. Делал он это чаще, чем действительно натыкался на препятствие. Полицейской суке следовало привыкнуть к такой неровной манере ходьбы.
Поляна, слабо освещенная лунным сиянием, походила на ландшафт из какого-то кошмара, когда самое страшное еще не приснилось, но уже близится, наполняя сердце тревогой и чувством обреченности. Черный остов грузовика казался притаившимся чудищем. Попискивания ночных птиц звучали так, словно они посмеивались в темноте, предвкушая, что вот-вот произойдет с двумя глупыми людьми, забравшимися в чащу в столь поздний час.
— Почти пришли, — сообщил Антон, невольно приглушая голос.
— Уже близко? — обрадовалась Филимонова.
Как ни старалась она выглядеть уверенно, было заметно, что ей не по себе.
— Метров сто. Или пятьдесят. Сейчас не помню точно. Я тогда хреново ориентировался.
— Веди.
— Сначала давай договоримся кое о чем, — сказал Антон.
Он чувствовал, что необходимо поупираться еще немного, чтобы не вызвать подозрений у спутницы. Человек, который не пытается выторговать себе какие-то преференции, явно намеревается заполучить их сам.
— Я не собираюсь ни о чем с тобой договариваться, голубок, — отрезала Филимонова и тут же непоследовательно поинтересовалась: — О чем?
— Ящиков пять, — стал объяснять Антон. — Три тебе, два мне. Обоим хватит.
— Почему я должна с тобой делиться?
— Это я с тобой делюсь, Раиса. Причем не по своей воле. Основную работу проделал я, а ты явилась на все готовенькое и права качаешь.
— Обычно так и бывает, — сказала Филимонова.
— Или отдаешь два ящика мне, или не получишь ничего, — нахально заявил Антон.
— Не много хочешь?
— В самый раз.
Антон решил, что сейчас Филимонова тоже начнет торговаться для виду. Теперь она станет его успокаивать. На самом деле ни о чем она с ним договариваться не намерена. Зачем, когда у нее пистолет, а у него руки связаны? Наобещать можно что угодно, а выполнять обещания совсем не обязательно.
— Один ящик, — сказала Филимонова. — Хватит с тебя.
— Не хватит, — заартачился Антон, выдерживая марку.
— Станешь упорствовать, вообще ничего не получишь.
— Ты тоже!
Филимонова подвигала указательным пальцем, обхватившим спусковой крючок пистолета. Это был блеф чистейшей воды. Стрелять глупо. Если убить или даже ранить пленника, кто покажет место захоронения наркотиков? Совы? Летучие мыши? Еноты с барсуками?
— Ладно, черт с тобой, — вздохнула Филимонова, — пользуйся моей добротой.
— Выискалась добрая! — огрызнулся Антон. — В компании змеи́ и то спокойнее.
— Поосторожнее на поворотах, мальчик. Язык придержи. Веди дальше. Надоела твоя болтовня.
— Нам туда.
Антон направился совсем не в ту сторону, куда уволок ящики той незабываемой ночью. Он просто выбрал место, где тени казались гуще. Филимонова следовала за ним, соблюдая прежнюю дистанцию.