Язык романа динамичен, ёмок. Я противник так называемой ненормативной лексики. Но как упрекнёшь Прилепина за матерок, срывающийся с уст его героев? В боевой обстановке, под пулями, когда на твоих глазах гибнут друзья, по-другому не скажешь: уйдёт правда жизни. Да и не злоупотребляет автор, просто говорит на языке солдата, и ему веришь.
Молодой писатель-боец не боится окопной грязи, запаха пороха и нечистот. Его сцены «зачисток» и операций порой излишне натуралистичны. Но опять-таки — как обвинишь в этом автора, который даже дома продолжает жить на войне, она возвращается к нему в ночных кошмарах и не покинет до конца жизни. Жестокая правда о войне нужна для того, чтобы войн больше не было. И это нравственно.
Олег Тюлькин
журналист, писатель [ «Хроника», 07.09.2005]
У Прилепина получился не мрачный безысходный дневник, не разрозненные «записки из сапога», структурированные в некое подобие книги, а настоящий, полноценный, современный роман. В нём и страстная любовная история, закончившаяся трагедией, и сумасшедший боевой драйв, и грязный юмор войны, абсолютно немыслимый в условиях мирной жизни. Сюжетная линия безупречна настолько, что не придерётся даже самый придирчивый критик. Язык — качественный, живой, кипящий. Читаешь и обжигаешься, но остановиться просто невозможно. Порой навещают совсем уж крамольные мысли в духе раннего Маяковского: если и нужна была эта чеченская бойня, то лишь для того, чтобы на свет появился роман «Патологии».
Станислав Панкратов
[форум «ArtOfWar», 26.05.2005]
Ну, не нахожу я таких слов, чтобы передать здесь своё впечатление от романа, нет таких слов в привычном литературоведении! Роман написан живою кровью. В литературном и психологическом аспекте это и не роман даже — это такой сгусток живой армейской жизни, кровавых событий, навязанных всем нам в начале 90-х… И ещё скажу: чтобы только прочитать такое — нужно собраться с мужеством. Уровень правды в романе Захара Прилепина — потрясает. Причём роман написан не как современная страшилка, отнюдь. Это и сильная литература, и новое слово в военной прозе.
Георгий Анджапаридзе
кандидат филологических наук [ «АПН-НН», 12.09.2005]
Это — настоящая, крепкая проза очень одарённого человека. Она прозвучит особенно ярко на фоне вялых современных «текстов», которые сегодня публикуются в огромном количестве.
У Прилепина — удивительно ёмкая стилистическая манера: «Сапёры, еле слышно плеская густо-грязной водой, ходят в темноте по лужам, как тихо помешанные мороки». (Ищут противотанковые мины.)
А вот как даётся ощущение города Грозного: «Первые руины третьей мировой источают тепло… — констатирую я, впав в лирическое замешательство. — Птиц в городе нет. Наверное, здесь очень чистые памятники. Если они ещё остались…»
Юрий Козлов
писатель [ «Литературная Россия», 30.08.2005]
Это роман о войне без идеи войны.
Испытание войной по Прилепину — это испытание адом (без смягчающих обстоятельств), и каждый тут определяет собственное место сообразно своим человеческим (или нечеловеческим) качествам.
Это не столько литература, сколько «крик» «безъязыкой» войны, которая наконец обрела возможность нарушить долгое молчание.
Это роман о цене человеческой жизни в современной России, о бесконечном нравственном падении тех, кто по идее должен защищать народ, о поголовном воровстве и предательстве.
И в то же самое время — это роман о солдатском братстве, о мужестве, о чести и достоинстве, о противостоянии безобразному и несправедливому миру, уродующему слабые души и ожесточающему души сильные.
Степенью этого ожесточения, собственно, и определяется крепость существующего в России порядка вещей. Народ добр и безволен — но это не может длиться вечно.
Сергей Белавкин
писатель [ «По бульвару», 2005]
Как мне показалось, «Патологии» для Прилепина — что открытая рана, когда мясницким ножом без наркоза отсекли живую плоть, которая больше не приживётся, или тяжёлые роды для женщины, после которых наступает бесплодие. Прилепин честно и откровенно поведал о событиях, которые лицемерные политиканы, депутатишки заигрывающих с народом партий до сих пор не отважились назвать войной, всего лишь «наведением конституционного порядка», рассказал, как видел и как знал, выплеснулся весь, без остатка. «Патологии» — его, рождённое в муках, поте и крови дитя. Что же дальше?
«Санькя». Роман
Сергей Князев
филолог, журналист [ «Хроника», 2006]
В 2005 году писатель Захар Прилепин вошёл в шорт-лист премии «Национальный бестселлер» с дебютным романом «Патологии» — автобиографическим сочинением о Чечне.
Второй его роман «Санькя», выпущенный издательством «Ad marginem», также оказался в финале «Нацбеста»: бывший омоновец Прилепин стреляет довольно кучно.
Да, омоновец. Бывший нижегородский филолог, милиционер, прошедший обе чеченские кампании, многодетный отец, ныне — журналист и активист Национал-большевистской партии, — в общем, в свои 30 уже человек с биографией.
И впечатляющую свою биографию он конвертировал в роман — не менее впечатляющий. Про то, как вялотекущая позиционная война прогнившей, но оттого не становящейся менее кровожадной и подлой власти с одной стороны и радикальной молодёжной группировки «Союз созидающих» — с другой, перешла в активную фазу, а главный герой Саша Тишин, которого бабка с дедом зовут Санькя, и его бойцы захватывают в губернской столице здание местной администрации…
«Гадкое, нечестное и неумное государство, умерщвляющее слабых, давшее свободу подлым и пошлым, — отчего было терпеть его? К чему было жить в нём, ежеминутно предающем самоё себя и каждого своего гражданина?»
К чести Прилепина, как всякий настоящий художник, он выше, больше, интересней, нежели его политическая программа. Не уверен, что показать это входило в замысел автора, но читателю очевидно: Санькя и окружающие его пацаны и девушки, ровно как и те, с кого их образы списаны, идут в политику и, если угодно, революцию не ради власти, денег, самоутверждения, стремления к справедливости и так называемой свободе, а скорее от растерянности перед жизнью и от отвращения к ней — что бы там ни говорил их вождь, «философ, умница и оригинал Костенко», легко угадываемый прототип которого, надеюсь, ещё получит жернов на шею за соблазнение малых сих.
Претензии «Союза созидающих» к власти, так же, как и реальных нацболов, скорее этического и эстетического характера, нежели политического. Но хороший человек — не профессия; убожество оппонента и собственные страдания ещё не аргумент, а честность — не идеология. Союз созидающих? Что, спрашивается, созидающих? Ничего, кроме партии, показывает Прилепин, построить эти хорошие в сущности люди не в состоянии. Они не принимают окружающей их жизни, а другая им просто неизвестна — и потому выбирают то, что выбирают.
Жить быстро, умереть молодым.
Павел Басинский
писатель, критик [ «Российская газета», 15.05.2006]
Роман очень серьёзный. Настолько серьёзный, что я настоятельно рекомендовал бы ознакомиться с ним властям предержащим. Хотя бы для того, чтобы они понимали, с какой именно молодёжью имеют дело. Откуда вырастает её стремление крушить «макдональдсы», разбивать витрины дорогих магазинов и ресторанов и в конце концов (это уже, конечно, фантазия автора) захватывать административные здания в крупнейших губернских городах.
Вырастает из ощущения безнадёжности. Весь роман пронизан этой ужасающей смертной тоской молодых людей по «честным» поступкам в атмосфере всеобщей лжи. По гибели всерьёз.
Александр Проханов
писатель [ «АПН-НН», 29.05.2006]
Очень важно, что Прилепин описал это явление. Оно шире, чем лимоновское движение. Прилепин описал состояние молодых умов, этот радикализм, с одной стороны, нигилизм, а с другой стороны, жертвенность во имя идеи, во имя имперского мифа. И это для всех открытие.
Молодёжь всё больше и больше втягивается в политическую жизнь. Либо её туда вталкивают. Представители более старшего поколения чувствуют, что они не в состоянии выйти на улицу, они уже утратили эту энергетику, они хотят себя подпитать этой молодой кровью, молодым мясом. Есть пушечное мясо, есть политическое мясо. Все эти организации — «Наши», «Идущие вместе», «Молодая гвардия» — это такое политическое мясо, которое вербуется властью.
Может быть, кажется, что это большая сила — потому что их много. Но, с другой стороны, это ничтожная сила — потому что она не окрылена идеей. Они не готовы умирать за свою идею. Небольшая группа людей, способных умирать за идею, может совершить очень много.
Покойный Зиновьев, когда он вернулся в Россию, сказал, что если бы в стране нашлось десять тысяч человек, способных умереть за Родину, то не было бы ни ГКЧП, ни ельцинской революции. В России тогда не нашлось такого количества подобных людей.
Прилепин показывает, что их количество сегодня нарастает. В России появляются люди, готовые умирать. Это люди войны. Если сравнивать их с теми, кто нанят властью, то можно сказать, что это абсолютно полярные люди.
Язык книги — это очень хороший, добротный русский традиционный язык, достаточный для того, чтобы изобразить вот эту группу явлений, группу людей, этот слой новой пассионарной молодёжи, очень жестокой, очень жертвенной, очень циничной и идеальной одновременно с этим.
Лев Данилкин
писатель, критик, публицист [ «Афиша», 05.04.2006]
Прилепин-писатель работает резкими, отрывистыми движениями — ломает и гнёт синтаксическую арматуру, а потом наотмашь кидает на неё куски глины, быстро долепливает рельеф, не церемонясь с материалом, будто назло кому-то неестественными инверсиями добиваясь нужного эффекта, — получаются грубые, шероховатые, мосластые, люмпенизированные языковые тела, словно покорёженные напором витающих в атмосфере потоков ненависти, любви и агрессии.