И Лондон, и Прилепин, достигнув литературного успеха, начали строить дом и не избежали упрёков в обуржуазивании — именно потому, что в своих текстах декларировали антибуржуазность. Оба подходят к литературной работе прагматично — Джек Лондон утром вставал и, подобно рабочему, выдавал свою обязательную тысячу слов, а Захар Прилепин подшучивает над коллегами, ждущими вдохновения и говорящими, что в момент творческого акта у них «горлом идёт кровь»: я, мол, просто сажусь да пишу, если есть время. А тот факт, что оба автора родились почти точно со столетней разницей: 1876 и 1975, позволяет делать уже какие-то душепереселенческие выводы в русле «Межзвёздного скитальца».
Премии: «Супернацбест»-2011
Лев Данилкин
писатель, критик, публицист [ «Афиша», 30.05.2011]
Захар Прилепин получил премию «Супернацбест» (сто тысяч долларов; выбирали из десяти предыдущих лауреатов премии «Национальный бестселлер») за сборник рассказов «Грех».
Однако «Грех», при всём своём несовершенстве, вызывал странный психологический эффект: долго находиться рядом с этой книжкой было невозможно — как с чьим-либо большим портретом в маленькой комнате: она начинала подавлять тебя; нельзя было отрицать, что она действовала.
Именно это, похоже, произошло с жюри: Прилепина, хотя бы и всего лишь с «Грехом», просто невозможно оказалось проигнорировать — по крайней мере в той небольшой, из десяти человек, компании, в которую он угодил.
И, в конце концов, в 2011-м, когда ясно, что именно ЗП сделал самую впечатляющую литературную карьеру за десятилетие («проснулся знаменитым» — в терминах организаторов премии); когда он написал наконец роман, в котором рассчитался за все выданные ему авансы, — и уже никто не имеет права называть его всего лишь «перспективным»; когда люди, кажется, в целом согласились, что литература — это нечто большее, чем «лучшие слова в лучшем порядке»; раз так — вы по-прежнему удивляетесь, как можно получить «Супернацбест» всего лишь за «Грех»?
Захар
(со сцены)
Я приехал сюда точно не за премией, я дважды или трижды был в шорт-листе «Нацбеста», каждый раз ехал получать премию и не получал. Видимо, когда чего-то очень хочешь от жизни, тебе этого не даётся, а когда относишься легко и просто…
Сегодня я ехал сюда, чтобы премию получил Пелевин. Где он, кстати?
Ярослав Забалуев
журналист, кинокритик [ «Газета. ру», 30.05.2011]
В 2011 году оргкомитет премии «Национальный бестселлер» решил подвести итоги своей десятилетней истории. Шорт-лист «сверхпремии» был соответственно составлен из десяти победителей прошлых лет. Кроме Пелевина, в него вошли Леонид Юзефович с «Князем ветра», Александр Проханов с «Господином Гексогеном», распавшийся дуэт Гаррос — Евдокимов с «Головоломкой», Михаил Шишкин с «Венериным волосом», Дмитрий Быков с биографией Бориса Пастернака в ЖЗЛ, Илья Бояшов с «Путём Мури», Захар Прилепин с романом в рассказах «Грех», Андрей Геласимов со «Степными богами» и Эдуард Кочергин с «Крещёными крестами». Призом стали не десять, а сто тысяч долларов, а в жюри вошли бывшие почётные председатели: Эдуард Лимонов, Ирина Хакамада, Леонид Юзефович, Валентин Юдашкин, бизнесмен Сергей Васильев, актриса Александра Куликова, писатель Илья Штемлер, гендиректор медиахолдинга «Коммерсантъ» Андрей Галиев, банкир Владимир Коган и основатель премии Константин Тублин.
Должность почётного председателя жюри отдали помощнику президента Аркадию Дворковичу, и возможность увидеть его за одним столом с Лимоновым уже была достойным воскресным развлечением.
В соответствии с правилами «Нацбеста», все члены жюри голосовали открыто. Первым стал Юдашкин, который отдал свой голос Пелевину и поспешно ретировался, подогрев интерес собравшихся. Однако далее интрига церемонии пошла в сторону, отличную от той, которой ждали поклонники автора «Generation P». Поначалу голоса равномерно распределялись между участниками, причём за Пелевина не голосовал больше никто. Почти подряд отдали свои голоса Захару Прилепину соратники по оппозиционной борьбе Хакамада и Лимонов. Выступление изобретателя «Стратегии-31» было и вовсе встречено несколькими волнами оваций. Он рассказал, как участвовал в жюри самого первого «Нацбеста» («а потом меня посадили»), по-доброму обозвал Тублина «главным буржуином» и, чуть колеблясь, признал присутствие Дворковича позитивным знаком, а премию — примером честных выборов. Наконец, отдавая свой голос Прилепину, он назвал писателя однопартийцем. Решающим же стал голос Леонида Юзефовича, в симпатиях которого к Прилепину вовлечённая в процесс публика не сомневалась: Прилепин учился у Юзефовича, да и вообще литераторы давно приятельствуют. В итоге Дворковичу, в обязанности которого входило решить исход церемонии, если два писателя получат одинаковое количество голосов, не пришлось даже зачитывать сообщения отсутствующих членов жюри.
Выход бритоголового литератора, который, говорят, явился на церемонию почти без денег, был встречен почти такими же аплодисментами, как и выступление Лимонова, которого писатель назвал своим вторым отцом.
Кроме того, он поблагодарил маму, жену и Юзефовича, добавив, что скоро в его семье родится четвёртый ребенок и премию он считает частью государственной поддержки демографической программы.
Кирилл Решетников
поэт, журналист [ «Взгляд», 30.05.2011]
Кирилл: Как вы можете прокомментировать тот факт, что среди проголосовавших за вас было два политика, пусть и совершенно разных?
Захар: Думаю, что в России для политиков любого уровня и любого образца очевидны простые вещи. Очевидно то, что Россия нуждается в элементарной системе понятий и координат, в которой мы будем чувствовать себя органично. А я как раз и говорю о простых вещах. О том, что необходима семья, что нужно рожать детей. О том, что необходимо государство, которое себя уважает, и что нужно пропагандировать мужественное поведение мужчин и женственное поведение женщин. Видимо, в книге «Грех» это произнесено с достаточной ясностью, вот и всё.
Кирилл: Можно ли в таком случае сказать, что ваша проза в какой-то мере дидактична?
Захар: Нет, никакой дидактики в этом нет. Дидактика, как мне кажется на основании того, что я знаю из курса филологии, — это когда человек хочет доказать что-то, что он понял в результате рационального подхода. А я говорю о том, что я понял иррациональным путем. Я понял, что предназначение человека заключается в самоограничении, терпении и смирении. Я не дидактик ни разу.
Захар [ «Комсомольская правда»]
Я совершенно не предполагал, что получу премию. Я получил $100 тыс. и на эти деньги купил себе квартиру. Отлично помню, что я тогда был в состоянии алкогольного опьянения, в грязных джинсах и рубашке. Я вышел покурить и вбежал уже в последнюю минуту. Как раз, когда заходил, меня объявили — и пришлось выходить на сцену. И вот мне дали всю эту сумму наличными в сумке. А у меня билет в плацкарте на верхней полке. Пришлось положить её под голову и так спать с ней.
Яков Шустов
журналист [ «Pravkniga.ru», 06.06.2011]
Поскольку большое видится на расстояние, а большинство из нас вчерашнего дня не помнят, а помнят творчески переработанные слайды вчерашнего дня, напомню старую, середины позапрошлого века историю. Государь-император Николай I Павлович пенял Лермонтову, что в его «Герое нашего времени» героем является вертопрах Печорин, а не позитивный «человек войны» Максим Максимыч. В принципе император был прав, так как время делают именно такие Максимы Максимовичи, а не Печорины. Но памятник в отечественной беллетристике принято ставить Печорину.
Так вот, более чем через 150 лет русские литераторы в лице Захара Прилепина вняли императорскому совету. Если рассматривать «Грех» (и «Патологии», разумеется) сквозь призму лермонтовского «Героя», то это, некоторым образом, получается «Юность Максима Максимовича».
Уверен, что это только начало, и Прилепина ждёт долгое и правильное будущее. А пока премия ему радует уже тем, что в адской «диссидентской кухоньке» (по аналогии с «банкой с пауками»), в которую уже лет 30 как превратилась наша литература, похоже, открыли форточку.
«Обитель». Роман
Захар
Несколько лет назад режиссёр Саша Велединский предложил мне доехать до Соловков — потому что нашлись люди, которые хотят финансировать фильм о Соловках: причём неважно, какой эпохи. Мы прожили там неделю, раздумывали, в какое время поместить действие текста, который я, возможно, напишу. Основных вариантов было два: XVII век — я «больной» по XVII веку, мне кажется, там какие-то важные вещи просматриваются для понимания, пышно говоря, русского пути, — ну и, естественно, сразу всплыли советские лагеря. Итоговый выбор был обусловлен тем, что я с детства увлечён Серебряным веком. Я оттуда возвожу свою генеалогию — и человеческую, и литературную, я помешан на поэзии декадентов, символистов, имажинистов — это пространство моего словаря, это моё время, мои титаны, полубоги и демоны. После того, как мы туда съездили, я стал заниматься другими вещами, но однажды приехал в Москву, остался у Саши ночевать, и он меня спрашивает: «Ну что, придумал что-нибудь?» И я с лёту, почти не размышляя, говорю: «Да, придумал», — и экспромтом выдаю некий сюжет. Он говорит: ой, как здорово. Так и получилась книга.
Лев Пирогов
публицист, критик [ «Литературная газета», 16.04.2014]
Один мой знакомый (кстати, однокашник Прилепина по университету) однажды сказал: «Настоящий русский роман — это где герои постоянно говорят — и говорят только о самом главном». Прилепин написал роман точно по его рецепту.
Его персонажи постоянно говорят. И в разговорах с лёгкостью охотно сбиваются на самое главное. И это не раздражает. Не выглядит комично и нарочито. Мощный, прямо-таки неожиданный, какой-то лев-толстовский по силе изобразительный талант автора с лихвой, с запасом крест-накрест перекрывает условности композиционной конструкции.