«Не ломай ничего, Господи. Даже не дыши» — это только Прилепин мог так сказать. Причём узнавание происходит на глубинном уровне, как будто ты сам всё это написал давно-давно, только забыл, а Захар вытащил из недр подсознания и показал: твоё? Конечно, моё! Конечно, как я мог забыть! Ну, на, держи, только не теряй больше.
С временами удивительная работа. У каждого рассказа, вроде бы, своё время, где-то прошлое, где-то настоящее, иногда герой в будущее заглядывает одним глазком. А всё вместе, соединяясь, рождает абсолютный вневременной эффект. Книга оказывается вмурованной в вечность. Кажется, она всегда была и всегда будет. И это не сознательное авторское допущение. Сознательно так вообще сделать невозможно. Тут работают межстрочные, межтекстуальные связки, времена перетекают из одного в другое, из прошлого в настоящее и обратно, а в итоге всё смешивается — и получается новое время, какой-нибудь плюсквамперфект или аорист. И эта полифония времён, существующих и давно забытых, как раз и создаёт эффект вневременности. Или — всевременности.
В «Семи жизнях» Прилепин снова вырвался за флажки, сработал на пределе своих возможностей и вышел за этот предел. Это и есть рост писателя. Мне иногда кажется, что лет через двадцать Захар дорастёт до самого неба. Будет стоять таким великаном на земле и скучать. А как тут не заскучать, если никто даже до плеча не достаёт.
Дорастёт до неба, но Отец всё равно будет выше. И так до бесконечности в догонялки играть, пока жизнь не кончится. Впрочем, их семь у него. Времени много.
Времени ещё очень много.
Сергей Кумыш
писатель, критик, переводчик [ «Фонтанка. ру», 18.03.2016]
Книга предлагает читателю гораздо больше, чем он вроде бы ожидал, и гораздо больше, чем он вообще способен унести. И писалась вовсе не для того, чтобы тебя порадовать или огорчить.
«Семь жизней», пожалуй, самая личная книга Захара Прилепина. Здесь очень много, ещё больше, чем было в предыдущих работах, самого автора — с его неизжитой болью, неистовой любовью, неутолённой яростью.
К этой книге толком не подобраться в обычном разговоре, её трудно описать, используя принятые к употреблению слова, здесь не обойтись, как в школе, поставленной оценкой. В некотором смысле «Семь жизней» — воспроизведённое молчание, когда ты вроде бы хочешь о чём-то спросить своего собеседника, но понимаешь, что тебе не ответят, потому что там, в глубине, клокочет то, о чём не принято говорить, да и слов таких будто бы нет. Вот ты и не спрашиваешь его ни о чём. А он тебе тем не менее — отвечает.
Иногда начинает казаться, что тексты обрываются, повисают на полуслове, на неопределённой ноте — так, промелькнуло что-то, зацепилось, осело в памяти отдельными фрагментами. Но ближе к концу осознаёшь, что перед тобой всё же не сборник, не разрозненные истории, а именно книга. И все концы оборвавшихся сюжетных нитей увязываются в один крепкий узелок, сходятся в сердцевине.
Алексей Куралех
драматург (Донецк) [ «Свободная пресса», 25.12.2016]
Автор — отличный рассказчик, умеющий говорить о привычном и обыденном так, чтобы было неожиданно и интересно. Вот бабушка зашивает рубашку и щурится на иголку: стоит ли раздражаться на такую маленькую вещь или нет?! Вот новорождённого ребёнка приводят в жизнь на пуповине-поводке, и он висит на ней до поры до времени, словно космонавт, выходящий на орбиту…
Все вещи и явления, которые попадаются автору на пути, нужно как следует рассмотреть, понюхать, потрогать. Когда в повествовании возникает шарф, он оказывается тёплым, пышным, оканчивающимся под верхней губой, с мокрой изморозью от горячего дыхания. Если мелькают руки женщины, то они — сложенные одна на другую, чуть влажные, покрытые бесцветным лаком. Надо по-настоящему любить жизнь и людей, её населяющих, чтобы всё это заметить, запомнить и передать.
Мир Прилепина горизонтален — извилистая дорога среди городов и полей. Героям Прилепина и самому автору здесь хорошо и уютно, они не потеряли вкуса жизни, интереса к этому миру, не исчерпали его. Их не томит присущая русской литературе тоска по несбыточному.
Автор смотрит на окружающий мир без малейших иллюзий. Мир разный, в нём много тёмного и мрачного, но много такого, за что его можно безоговорочно принять и полюбить. Реализм Прилепина не переходит в грязь и чернуху, эротика — в порнографию. Хотя зачастую и балансирует где-то на грани.
Философия Прилепина — писательская и человеческая — это приятие мира в самом глубинном смысле этого слова. Мира как Божьего творения, в котором для человека возможны радость и счастье и в котором зло никогда не может окончательно восторжествовать над нашей душой.
Чтобы увидеть это, необходим, наверное, особый, детский, незамутнённый страхами и страстями взгляд на жизнь. Быть может, взгляд того самого великовозрастного младенца с соской на шее, которого забрала из отделения любимая жена. За этим взглядом — не наивность и неведение, а выстраданное умение быть как дети, которым открыто Царство небесное. И тогда не столь уж важно, с какой точки ты смотришь на окружающий мир и какую из семи жизней для себя выбираешь…
Музыка: «Охотник»
Никита Зеро
критик [ «Rolling Stone», 27.04.2015]
Конечно, дико надоели все эти «талантливые люди, талантливые во всём», но в отличие от других известных «музыкантов», вроде Гоши Куценко или Ивана Урганта, у музыканта Прилепина в самом деле получается. Может быть, за счёт отчаянной меломании, природной пассионарности или просто того искреннего удовольствия, которое он сам получает от процесса.
Для одного из крупнейших современных русских писателей «Охотник» — это уже четвёртый музыкальный альбом. На этот раз помимо постоянной группы Захара Прилепина, «Элефанк», в нём принял участие мощный десант из друзей-рэперов и рок-кумиров автора, оказавшихся сегодня близкими ему идеологически, таких как Константин Кинчев, Дмитрий Ревякин и Александр Ф. Скляр. Наша рок-среда сейчас, как и любая другая, расколота, но мы постараемся избежать идеологически мотивированных оценок.
Кинчев и Ревякин вполне естественны в православной композиции «Восемь бесконечных» с вплетённым в ритм колокольным звоном. Но плакатной агитации здесь нет, песни не звучат прямолинейно. Так, к примеру, в «Царе» с участием того же ветерана Ревякина и молодого волка Бранимира, или в «Пора валить», спетой подпольным героем Висом Виталисом, можно расслышать и антипутинский мэсседж. Местами Прилепин срывается в шансон («Армеечка», «Капрал»), в то время как «220W» звучит отличным рутс-рок номером в духе Джона Фогерти, а электронная «Делай жёстче» захлёбывается брейкбитом. Но в основе разнообразного музыкального фундамента пластинки, где наезжают друг на друга, смешиваются (и не очень) русский рок, хип-хоп, электроника, остаётся тот же фанк-рок, что обычно играет «Элефанк». Вокал писателя можно не обсуждать (надеемся, он сам на этот счёт не питает иллюзий), но драйва и смысла Прилепин сообщает пластинке столько, что «Охотник» в целом выглядит интереснее многого из того, что делается в застойном омуте русского рока.
Андрей Смирнов
публицист [ «Завтра», 28.05.2015]
Всем свобода и ныне ты нашёл, что нашёл, —
У нас в каждой осине хранится твой кол.
Здесь всего слишком много, только ты слишком мал.
Если больше нет Бога — твой выход, шакал.
Любое проявление Захара Прилепина будет рассматриваться сквозь призму его активной общественной позиции. Не успел «Охотник» мало-мальски прозвучать, как либеральные цензоры обнаружили экстремизм в композиции «Пора валить!», которая сатирически обыгрывает двойственность одного популярного выражения — «пора валить тех, кто говорит „пора валить“». Что ж, провокация — вполне себе метод охотника, ловушка сработала. Аудитория явно подразумевается самая разнообразная: по возрасту, вкусам, взглядам. Думаю, и среди отъявленных критиков Прилепина найдутся те, кто примут какие-то номера с «Охотника», равно как и не все почитатели прилепинской прозы и публицистики войдут в резонанс с этими песнями.
Это уже третья пластинка «элефанков» и четвёртая — Прилепина, если учитывать «Патологии» — совместный альбом с рэпером Ричем. И, пожалуй, если «Переворот», и, тем более, «Времена года» ещё могли держать по разряду «писатель Прилепин играет в рок», то данный альбом подобных аттестаций лишён начисто.
«Охотник» — пластинка большая, сложная. Чёртова дюжина композиций, есть треки, что захочешь — не пропустишь: яростно атакуют слушателя; есть песни, в которые попасть непросто, и в альбоме они скорее на правах синглов.
Сильное качество Прилепина — умение играть в команде. Но порой такое разноцветье соратников даже смущает — в ряде случаев «Элефанк» вполне мог справиться самостоятельно, не укрепляясь авторитетами.
Безусловно, наличие приглашённых звезд — помимо радости сыграть с кумирами юности — это и выход на другую аудиторию. Но этот «расчёт» бьётся довольно волюнтаристской структурой «Охотника». И фирменной полистилистичностью.
Музыка маскулинная, истории брутальные, но с хорошим запасом юмора. А такими гармониями и настроениями и в иные времена у нас мало кто мог похвастать. Так что налицо своеобразный прилепинский ва-банк.
Альбом совсем не андеграунд — и по идее, и по исполнению. «Охотник» ведёт сражение с демонами в душах человеческих. Ну а то, что мелкие бесенята во плоти напряглись — тоже показательно.
Держите лица, бесы, подальше от нас,
иначе лица резко станут без глаз,
и будет вовсе нечем вам посмотреть,
в каком обличье нынче придёт ваша смерть.
Захар [ «Трибуна», 08.05.2015]
В наше странное смутное время у меня возникло ощущение, что не все люди способны воспринимать какие-то масштабные тексты книг. Нужно найти иной способ достучаться до сердец, что-то мгновенное, как фотовспышка.