— думал я про себя. — Захар сам знает, что надо делать».
Из читательских писем Захару (2020 год)
Вы делаете великое дело. Берегите себя. Я модельного ряда 1965 г., сделан в СССР, знаю, о чём говорю.
Будучи в Москве во времена «Лимонки», неоднократно видел Вас на митингах и улицах, а теперь дико сожалею: ведь мог подойти поближе, побеседовать и всякое такое. А, может, и не надо было.
Журналистика
Захар
В 29 лет совершенно случайным образом пришёл в журналистику. Начал публиковаться, очень быстро выяснилось, что я неплохой журналист. А через месяц редактора, который пригласил меня к себе, уволили. Так я стал редактором газеты. И пока наполнял все эти газетные рубрики, писал про всё: политику, экономику, сад-огород, культуру, гороскопы сочинял сам. Но так как всё это нельзя было подавать под одним именем, я использовал самые разнородные псевдонимы.
Однажды я написал две очень дерзкие статьи по поводу бывшего губернатора Нижегородской области Бориса Немцова. И после их выхода позвонил в наш холдинг Борис Немцов и сказал, мол, у вас там есть два хамских журналиста, увольте обоих. А вот Захара Прилепина, его оставьте. И в итоге этих двух журналистов «убрали», а мне пришлось работать на одну фамилию.
Почему всё-таки Захар? У меня прадед был по отцовской линии — Захар Петрович Прилепин. И как-то я взял и подписался: Захар Прилепин. А потом решил написать книгу — сына тогда я уже родил, дерево посадил, дом построил.
Написал роман «Патологии», эта книжка, отмечу, удалась, за неё я получил первую премию. Ну и думаю: напишу вторую. Написал и снова подписал Захаром, потом уже так одну за другой. И все стали называть меня Захаром, кроме жены, детей и мамы.
Дмитрий Елькин
генеральный директор АПН-НН [интервью Л. Зуевой, 2021]
В начале 2000-х, когда я познакомился с Прилепиным, он уже был большой звездой нижегородской журналистики и главным редактором популярной городской газеты «Дело». Собственно, это он и привёл меня, не имевшего ни соответствующего образования, ни опыта в журналистику.
Надо сказать, работая редактором мейнстримного медиа, Прилепин идеологически вообще никак себя не ограничивал и писал то, что считал нужным, — поэтому не было в регионе более «красно-коричневого» СМИ, чем «Дело».
Кажется, примерно половину всех текстов в газете Прилепин писал, под разными псевдонимами, самолично. И ещё немного — во входившие в тот же медиахолдинг «МК в Нижнем» и «Монитор». Невероятная продуктивность при этом почему-то никак не сказывалась на качестве его текстов: все они были просто отличные.
Ещё более удивительно, что параллельно с ежедневной журналистской и редакторской работой он, как впоследствии выяснилось, писал роман — «Патологии», одну из лучших книжек в постсоветской литературе.
Когда медиахолдинг, в который входило «Дело», прекратил своё существование, мы с Прилепиным открыли «Агентство политических новостей — Нижний Новгород», и вот уже больше 15 лет агентство работает. Кроме того, Прилепин был одним из инициаторов создания «Нижегородского эксперт-клуба» — на сегодня старейшей и наиболее известной в городе экспертной площадки.
Людмила Зуева
журналист газеты «Биржа»
На презентацию его «Патологий» — 2005 год, август, Нижний Новгород, — проходившей в нашем конференц-зале, меня загоняли чуть ли не всей редакцией. А я дописывала материалы в номер, торопилась авантюрно на два свидания, да и вообще: книгу не читала, автора ни в глаза, ни за глаза, и ещё тысяча контраргументов. Но когда после пары звонков из своего восточного крыла «Биржи Плюс» в наше западное приплыл самолично главный редактор всего и вся Владимир Викторович Лапырин — стало ясно, что не отвертеться.
И вот я, взбешённая, обречённая и злая, в красной майке и джинсах, влетаю на их литературный пир — ну, просто гарпия во плоти! — готовая растерзать этого «молодого и оооочень талантливого…» И тут же мощная винная волна ударяет мне в клюв, а из гудящей толпы, явно и до неприличия возвышаясь над всеми, весь светясь и паря — приветственно взмахивает он: «Людмила, присоединяйтесь к нам!»
Не, думаю, такого не бывает, надо валить отсюда — но стою как заворожённая. И осиянный уже приближается!
А ведь буквально несколько дней назад мы с ним вскользь познакомились на крыльце редакции. Кто и что он — я не пытала (околополитический, наверное, рыцарь бесконечного нашего «круглого стола»), поболтали ни о чём и разошлись. Однако тот «он» был невысокий, весь какой-то тусклый и прочерневший. «Чёрный человек», — мысленно хмыкнула я, и забыла.
И вот. Теперь передо мной стоял совершенно другой «он»: принц на литературном коне, будущий великий русский писатель — да-да, именно такой силы было его сияние и ощущение в пространстве. И в этой толпе, что ему по пояс, и в этом зале, потолок которого и стены будто растворились, потеряли очертания, дымясь…
Да простят меня все причастные, а, может, и согласятся.
И преображение это до сих пор удивляет меня — словно износил человек одну свою жизнь до предела, окунулся в источник святой, проспался и явился в жизнь новую. Со всем нажитым, разумеется.
И сорвало — понеслось.
Дня через три вышла «Биржа» с моей заметкой о книге Захара. И он не затруднился, позвонил в редакцию и даже застал меня, которую редко кто мог застать, и засвидетельствовал. И тут я впервые узнала, что такое настоящий журналистский дар: умение, оказывается, писать о том, о чём не имеешь ни малейшего…
— Нет, не издеваюсь. А что вы сейчас читаете? — без особых переходов неслось следом из трубки и улыбалось. — А давайте на «ты», а что ты слушаешь, о чём пишешь, кому, а тебе? Кундера, Милан? — по-моему, он слишком прост для тебя; БГ тишит? — хм, согласен, бывает; принципиально аполитична? — славно, а мы вот на выборы идём, и против нас тут…
Всего, казалось бы, несколько простых вопросов-ответов, короткими очередями, в столбик — и вот уже, с лёгкой подачи Евгения Николаевича, Захара, в мою жизнь входит целая армия нечитанных, неслышанных, невиданных — писателей, поэтов, музыкантов, художников. Леонов, Лимонов, Газданов, Рыжий, Кабанов, Проханов, Коровин, Серебрякова, Коржев, Алмонд, Кашин, и ещё, ещё, ещё…
Захар до одури заражал прекрасным — и прицельно, и походя, ненароком. Он весь напитан этим, он проводник и носитель, и с детства, похоже, один не ходит даже в баню — всегда со спецназом русских творцов, да и нерусских тоже…
Через год Захар презентовал в Нижнем Новгороде вторую книгу — только теперь в крутом литературном кафе «Безухов», и с целым десантом издателей «Ад Маргинем». И целый Александр Андреевич Проханов представлял его новый роман «Санькя».
И как Державин, благословлял «этого кудрявого юношу». И говорил, «что Прилепин выживет. Он обрастёт шерстью, он покроется щетиной такой жёсткой, грязной, седоватой, щетиной, которой покрываются бронтозавры или дикобразы в период перехода из одного периода каменного в другой. И он выживет, и он будет творить»…
А Захар, чуть дослушав, мчался дальше и дальше — преумножая красоту и силу России, во имя русское в мире. Растрачивая и не жалея себя и свои жизни… Дай Бог, чтоб не все ещё износил.
Да, главное-то забыла! Меня всегда зачаровывали люди, способные с лёгкостью делать любую работу, даже дико сложную. Когда, как — какая вам разница, просто — раз, щёлк — и готово, принимайте! И при этом не ныть, как было тяжко (а оно так, скорее всего, и было!), а лишь потирать руки и лукаво похохатывать: «Как я вас всех!..»
И это как раз про Захара — более яркого примера я не знаю. Думаю, и не узнаю.
И пока я тут вдохновенно стругаю одну зарисовку — он наверняка написал уже полкниги.
Дети
У меня от одной жены четверо детей. И у меня есть замечательный товарищ, Михаил Елизаров, мы с ним выступали как-то вместе, и он так мрачно на меня посмотрел и сказал: «А у меня один ребёнок от четырёх жён».
(Захар на встрече в Омске, 2016)
Захар
Я от природы человек семейный, склонный к патриархальному образу жизни, вырос в большой деревенской семье. Нас с сестрой было двое, но каждое лето в наш родовой дом в деревне съезжалась вся родня, двоюродные братья и сёстры, у нас всё время кто-то рождался, подрастал, я часто возился с маленькими…
Мне было 23 года, когда родился первый ребёнок, и у меня не было никакой растерянности или ощущения, что я сам ещё ребёнок и не наигрался. Всех детей мы рожали вместе с женой — и я считаю, что это действует на психику очень благотворно. Я был первым, кто видел моих детей, брал их на руки с рук акушерки. Это немедленно снимает все вопросы, связанные с ощущением отцовства.
Глеб — старший сын, рождён 21 мая 1998. Умница, читатель, многогранный, крайне любопытный тип.
Игнат — второй сын, рожден 12 июня 2004. Очарователен — лёгкий, белый, тонкокостный, я к нему отношусь как к цветку. Помню, году в 2006-м, в шутку я отправил фото Игната на конкурс «Самый очаровательный ребёнок» в одной крупной газете. Фамилию не подписывал. Он занял первое место… Теперь этого ребёнка уже нет — из него вырос другой мальчик, и растёт дальше. Но был и этот. Зефирный. Аляной, как у нас в Каликино (верховья Дона, откуда все Прилепины) говорили. У меня такие же волосы были в детстве. Как лён.
Два сына очень забавно отражаются друг в друге, оба Близнецы, один рождён в 6:20 утра, другой — в 18:20, у одного была бирка с номером 13 в роддоме, у другого — 31.
Кира — третий ребёнок и первая дочка, Водолей, родилась 26 января 2006. Мой нежнокрылый, лучезарный, строгий, неутомимый, добрейший ангел. Доченька.
Кира всегда была и остаётся самой деятельной, самой башковитой, самой собранной, самой отличницей, самой-самой. Самый спокойный, невозмутимый, прямолинейный, нисколько не склонный к рефлексиям ребенок. Кира легко подрывается на любую замуту, не задумываясь.