На улице стало прохладно, меня пробила дрожь. Она словно проломила какие-то невидимые барьеры в моей душе, и через несколько минут меня затрясло всем телом, но уже не от холода. Тогда я нажал кнопку. Шел четвертый час ночи. Я ждал и ждал ответа.
«Привет, это Дэррил. Оставьте сообщение, а еще лучше — пришлите эсэмэс или письмо по электронке».
Я повесил трубку.
Странное дело — я страдал от одиночества и в то же время чувствовал, что за мной наблюдают. В телефоне был установлен «параноид-андроид», но и это не гарантировало защиты — взломать трубку станет сложнее, только и всего. Был ли телефон у меня на глазах все время, пока я сидел в машине со Шрамом и Тимми? Нет, он побывал у них в руках. Могли ли те хакеры, которые проникли в мой ноутбук, запустить червяка в мобильник?
Так оно даже лучше. В истерике позвонить человеку в три часа ночи — не лучший способ возобновления дружбы…
И тут телефон зазвонил. Дэррил.
— Привет, старик.
— Маркус, ты в норме? — В его голосе слышалась такая искренняя озабоченность, что я опять чуть не расплакался.
«Прости, старик, я просто нажал не ту кнопку. Прости. Ложись спать». Эти слова вертелись у меня на языке. Но не сорвались.
— Нет. Не в норме.
Взвыла сирена. Мимо промчалась пожарная машина. Я вскрикнул и подскочил.
— Ты где? — спросил он.
Я огляделся.
— На углу Маркет-стрит и Герреро.
— Стой на месте, — велел он. — Буду через пятнадцать минут.
Вот они какие, настоящие друзья.
Когда в Беркли проводилось сокращение штата, отец Дэррила не остался без работы, но вынужден был согласиться на «добровольное» снижение зарплаты. Однако они кое-как удержались на плаву и до продажи машины дело не дошло. У них осталась «хонда» десятилетней давности, и у Дэррила имелись собственные ключи. Машина была страшная как смертный грех, держалась на честном слове и на одном крыле, но тем не менее могла ездить и оказалась способна в три часа ночи домчаться от Твин-Пикс до центра города за пятнадцать минут, хотя, подозреваю, для этого Дэррилу пришлось несколько раз проскочить на желтый свет и, возможно, пару раз — на красный.
«Хонда» подъехала к обочине, щелкнули замки, я открыл дверь и сел. В этой машине я ездил уже миллион раз, и нос сразу уловил знакомые ароматы: старый кофе, отголоски утреннего сэндвича из «Макдоналдса», пригорелый и одновременно сыроватый запах, какой образуется в салоне, если машина с закрытыми окнами то раскаляется на солнцепеке, то остужается в туманной прохладе университетского кампуса в Беркли.
Дэррил был в тренировочных штанах и футболке, обут в незашнурованные конверсы на босу ногу, сквозь дырку в правом торчал большой палец. Ноги у Дэррила были великанские, и любые ботинки быстро рвались на мысках.
Первыми его словами были не «Что случилось?», и не «Ты знаешь, который час?», и не «Старик, ты передо мной в неоплатном долгу».
Нет, он сказал:
— Дружище, как я рад снова тебя видеть.
Он сумел подобрать самые лучшие слова.
— Угу, — отозвался я. — Тоже очень рад видеть тебя.
Я никак не мог решить, с чего начать рассказ. Дэррил знал о даркнете, просматривал документы. Вероятно, натыкался и на отчеты о «ЗИЗ», помогал их разбирать. Но сказать надо было очень многое, а я никак не мог начать. В раздумье закрыл глаза — и вдруг Дэррил встряхнул меня за плечо. Я разлепил веки, осмотрелся. Машина стояла у ворот его отца. Когда-то я знал это место не хуже собственного дома.
— Просыпайся, старик, — сказал он. — Заходи.
Я заковылял за ним, еле волоча ноги по земле, в дверях споткнулся о порог, поплелся в спальню.
В темноте едва заметил, что в его постели сидит Ванесса. На ней была футболка, волосы разметались в какой-то безумной укладке анимешного стиля.
— Привет, Ван, — выдавил я. Дэррил направил меня к узкому походному матрасу, уже уложенному у изножья его кровати. Я плюхнулся туда. Глаза закрылись даже раньше, чем голова коснулась подушки. Кто-то — наверное, Дэррил — попытался перекатить мое бренное тело набок, чтобы вытащить из-под меня запасное одеяло и укрыть, но потерпел неудачу. Я словно налился свинцом. Организм понял, что я нахожусь в безопасном месте, среди людей, которым можно доверять, и не намеревался бодрствовать долее ни секунды. В глубинах сознания промелькнула мысль, что неплохо бы поставить будильник, дабы не опоздать на работу, но руки стали тяжелыми, как бетонные блоки, а телефон находился за миллион миль от меня — в кармане. Кроме того, я уже спал.
Проснулся я от запаха яичницы с беконом, поджаренного хлеба и, главное, кофе. В спальне никого не было, сквозь плотные занавеси просачивался тусклый свет. Я раздвинул шторы и уставился на ярко-голубое небо. Морщась от боли, вытащил телефон — я так и проспал всю ночь прямо на нем, отдавив ногу, — и посмотрел на часы. 11:24. На работу я безнадежно опоздал. Надпочечники попытались выплеснуть адреналина и захлестнуть меня паникой, но организм иссяк. Сил хватило лишь на слабую тревогу. Я заскочил в туалет и спустился в залитую солнцем кухню.
Ослепленный ярким светом, я прикрыл глаза рукой, чем вызвал громкий смех Дэррила и Ванессы, кружившихся по кухне под звон кастрюль, тарелок, стаканов и кружек.
— Я же говорил, проснется на запах, — захохотал Дэррил. — У него вместо мозгов желудок.
Ван хихикнула:
— А я-то думала, у парней мыслительные центры находятся дюймов на шесть ниже.
Они поцеловались. Неужели мы с Энджи выглядим так же тошнотворно? Наверное, да.
— Ребят, — сказал я. — Я очень, очень благодарен вам за помощь, но остаться на завтрак не могу. И так уже опоздал…
— На работу, — закончил за меня Дэррил. — Знаю, знаю. Потому и позвонил твоей маме, а она позвонила твоему боссу и предупредила, что ты плохо себя чувствуешь и с утра поработаешь из дома, а после обеда постараешься явиться. Так что, братан, ты под прикрытием. Садись и ешь.
Вот они, настоящие друзья! Я потянул носом — на плите начала булькать гейзерная кофеварка. Эти штуковины — не самый плохой способ приготовить кофе, но с ними надо правильно обращаться. По сути, они представляют собой двухэтажные кастрюльки. Нижнюю часть наполняют водой, в верхнюю насыпают кофе и ставят на огонь. Вода нагревается, расширяется, давление проталкивает ее сквозь слой кофе в верхнюю половину. Но у гейзерных кофеварок есть склонность разогреваться слишком сильно, и перегретая вода экстрагирует из кофе все худшие, самые горькие кислоты. В итоге вы получаете чашку крепкого отвратительного кофе, который надо сдабривать галлоном молока или килограммом сахара.
— Дай-ка сюда. — Я притушил огонь, взял кухонное полотенце и смочил под холодным краном, а потом обмотал им кофеварку, остужая воду и прекращая экстракцию. Досчитал до трех, потом отвинтил верхнюю секцию. В идеале надо охлаждать кофеварку еще быстрее, но от резкого перепада температур она может лопнуть. Я выяснил это опытным путем на собственной шкуре — эксперимент с применением кофеварки и миски ледяной воды закончился генеральной уборкой, затянувшейся на целый день. Чугунная кастрюлька разлетелась вдребезги, хорошо хоть рука осталась цела.
— Маркус, — укоризненно сказал Дэррил. — Это всего лишь кофе.
— Вот именно, — подтвердил я. — Это всего лишь кофе. А ты что хотел сказать?
Я потянулся к буфету за кофейными чашечками, которые много лет назад подарил Дэррилу на Рождество. Автоматически вспомнил, в каком из кухонных шкафов они хранятся. Выудил три чашки и разлил кофе. Попробовал. Не так уж плохо. Почти что хорошо.
Дэррил отпил из другой чашки и кивнул:
— Хорошо. У меня так не получается.
Ванесса тоже пригубила.
— Дэррил, это потрясающе. Отдай должное нашему гостю, он это заслужил.
Дэррил отвесил мне театральный поклон:
— Сэр, ваша осведомленность в области кофейных дел поразила мое воображение. Прошу, водрузи же свой зад в сие кресло, дабы я мог угостить тебя наилучшим зажаренным провиантом.
Ван наградила его шлепком, я уселся, и передо мной появились тарелка, нож, вилка и соус табаско — он напомнил об Энджи, и кольнуло сердце. Стояла даже баночка поливитамина.
Дэррил и Ван тоже сели, и мы быстро покончили с едой. Потом я помыл посуду, Дэррил нашел и включил музыку, а Ван ушла в душ и вернулась с полотенцем на голове, в коротенькой юбке и длинной просторной хлопковой блузе длиной чуть ли не до края юбки. Выглядела она потрясающе, и я невольно засмотрелся на нее пристальнее, чем позволяли приличия. Она перехватила мой взгляд, загадочно хмыкнула, и я отвел глаза.
— Ну как, готов рассказать, что случилось? — спросил Дэррил.
— Не совсем, — честно ответил я. — Но рассказать все-таки надо.
И я изложил все опять. Днем, на сытый желудок, это далось гораздо проще — я словно пересказывал сюжет боевика, а не историю, случившуюся со мной. Поймал себя на том, что заостряю внимание на подмеченных странных деталях, например на горячей приверженности ЗИЗовцев к тактическим гаджетам. Ван реагировала взрывами хохота, и от этого вся история зазвучала спокойнее, стала казаться уютной стародавней сказкой, а не нависшим над головой дамокловым мечом. Дэррил и Ван уже знали про «ЗИЗ» и не нуждались в подробных объяснениях, поэтому я смог сразу перейти к той части нашего разговора с Энджи, когда она обозвала меня трусом и подонком за то, что я отказался рисковать жизнью. Так, по крайней мере, это прозвучало в моих устах.
Они сочувственно кивали, и от этого мне стало вроде бы легче, но на самом деле гораздо тяжелее. Словно я возвел себя на пьедестал героя, хотя вел себя совсем не героически.
— Боже мой, Маркус, ну и досталось же тебе, — выдавила Ванесса.
— Что думаешь делать дальше? — поинтересовался Дэррил.
Ван бросила на него нетерпеливый взгляд.
— А как ты считаешь? Бросит всю эту затею и уйдет. И правильно сделает. Для него это очень опасно.