Репортаж был снят в сумрачных монохроматических тонах ночного видения, с кляксами искусственного красно-оранжевого цвета, обозначавшими людей. Полицейские выделялись ярче остальных, их руки и ноги пылали горячим красным. Интересно, может, они используют встроенные грелки для перчаток и ботинок? Момент удара радиочастотных пушек не попал на видео, зато на нескольких фрагментах прекрасно запечатлелись дирижабли с газом. Они, словно зловещие цирковые шары, всплывали в небо, выходили на позиции и выливали на людей свой химический дождь. Он серой пеленой обрушивался на кричащую перепуганную толпу. Газовые атаки повторялись раз за разом, в воздух поднимались всё новые и новые дирижабли, заливая улицы волнами ядовитых брызг.
Я пережил газовую атаку, стоя на земле, но ни разу не видел ее в таком ракурсе, как сейчас. Видел, как тысячи и тысячи американцев — молодые и старые, дети и родители — задыхались, падали, корчились, бились в судорогах, блевали, вопили. Да, я знаю, на свете происходят вещи и похуже. На города падают бомбы, по траншеям расползается горчичный газ, пулеметные очереди косят людей сотнями.
Но этот ужас происходил здесь. В Америке, в Сан-Франциско. В двадцать первом веке. Я там был, в той толпе. И могу подтвердить: все так и происходило.
Тем не менее жизнь продолжалась. Мир не остановился. Никто не заявлял: «Отныне все будет по-другому». Никто не пытался вспомнить двадцать четвертое сентября, «день, когда все переменилось».
Если бы какая-нибудь чужая страна, какой-нибудь религиозный террорист атаковал слезоточивым газом тысячи американцев на улицах Сан-Франциско, то правительство не мешкая учредило бы множество новых агентств, которые из кожи вон лезли бы, чтобы доказать, что такие страшные преступления «больше никогда» не произойдут «на американской земле». Тогда почему все готовы мириться с тем, что газ, которым нас травят, куплен на средства, отданные нами же на уплату налогов?
Мне захотелось выложить эту запись в сеть, но я понял, что на все рутинные операции — создать в даркнете еще один сайт, привлечь к нему внимание публики — у меня уже не хватит сил. И только я собрался лечь обратно в постель, как вдруг меня осенило: на этот раз мне не надо ничего делать в даркнете. Видео принадлежит нам — мне и Лемми. Кем и где оно записано — никакой не секрет. Красота. Его можно запихнуть куда угодно, хоть на ютьюб. Даже с собственного аккаунта! Я так привык действовать в тайне, что успел забыть, что иногда секретность вовсе не нужна.
Я выложил видео в интернет-архивы, на ютьюб и для полноты картины закинул торрент на «Пайрет-Бэй». Написал небольшой пояснительный текст о том, что видео снято на демонстрации после применения радиочастотного оружия, добавил его к видео, выложил и со спокойной совестью нырнул под одеяло.
Энджи разбудила меня в шесть часов утра, позвонив на новый телефон. Накануне вечером, настраивая его, я забыл выставить беззвучный режим до семи утра, поэтому ни свет ни заря громкий трезвон ввинтился мне в уши и безжалостно выдернул из страны снов.
— Доброе утро, зай, — пробормотал я.
— Мог бы сказать мне, что у тебя есть видеозапись газовой атаки, — сразу приступила к делу Энджи.
— Забыл, — ответил я, еще не до конца проснувшись.
На том конце линии наступило долгое молчание.
— Забыл?
— Забыл, что оно у меня есть.
Еще одна пауза.
— Ну ладно. В других обстоятельствах отмазка была бы слабоватая, но в последнее время у тебя было много других забот. Так уж и быть, на первый раз прощаю. И все-таки какого черта?
— Об этом уже говорят?
— Видео набрало миллион просмотров на ютьюбе, потом его снесли. Архивная версия еще держится, торрент раздают около тысячи человек.
— Снесли, говоришь? — Я попытался найти в глубинах души хоть каплю наивности, которая удивилась бы, узнав, что у полиции есть возможность удалять неугодные файлы.
— Временная приостановка. Так сказано на странице ютьюба, — пояснила Энджи. — Полагаю, тебя сегодня навестит судебный пристав.
— Что? Они предъявят обвинение? Мне?
— Конечно, — ответила Энджи. — Забыл? В закрытой зоне запрещено вести съемку.
В новостях из года в год появлялись рассказы о том, что полиция объявила те или иные места «закрытой зоной», потому что там проводится «важная операция», и прессу туда не допускали.
— Ага, так прямо и закрытая. Суды уже не раз постановляли, что пресса имеет право заходить в закрытые зоны.
— А ты что, пресса?
— Ну, мое видео посмотрели миллион человек. Я бы сказал, да.
Я услышал, как на другом конце линии она улыбается.
— Я с тобой согласна. Но ты сумеешь убедить в этом судью?
— Угу, — отозвался я. — Вот этим и займусь. Сразу, как организую избрание Джо Носса в сенат. Подам иск против полиции Сан-Франциско за произвол и незаконные задержания, а заодно спасу двух человек, которые мне не очень нравятся, из когтей безжалостной банды международных наемников.
— Тебя послушать, так это ужас как трудно, — сказала Энджи. — Смелей! Ты же M1k3y!
— И надо перенести мой телефонный номер на эту новую симку.
— Ага, а это уже совсем невыполнимо. Телефонные провайдеры мышей не ловят. Как хорошо, что у тебя есть я.
— Очень хорошо, — подтвердил я. — Очень.
После этого я занялся программами для Джо. Целый день на меня дождем сыпались электронные письма от репортеров, в том числе и тех, кого я знал со времен своей бытности M1k3y. Они просили лицензию на публикацию «моего» видео в своих информагентствах. Я только смеялся и отвечал: «Да какая, к черту, лицензия, все выложено в сети». Такой ответ вполне удовлетворял «Аль-Джазиру», «Раша Тудей» и «Гардиан», но все крупные американские медиакомпании требовали от меня подписать бланки разрешения на публикацию, в которых говорилось, что, если кто-нибудь предъявит им иск за демонстрацию видеоролика, то они будут иметь право выдвинуть претензию мне за то, что разрешил им сделать это. Все эти «контракты» неизменно прилетали в виде нередактируемых PDF-файлов, чтобы я не смог удалить обвинительные пункты. Получив первые три письма, я просто открыл PDF-файлы в графическом редакторе и замазал почти все содержимое большими черными квадратами, оставив только пункты, в которых разрешаю им опубликовать видео. После этого вставил внизу свою подпись, вписал дату и отправил обратно. А потом перестал заморачиваться. Впоследствии обратил внимание, что почти все медиаканалы, которым я дал разрешение, выпустили мое видео в эфир, иногда снабдив мелкими субтитрами «Предоставлено Маркусом Яллоу», но чаще просто впечатав поверх картинки свой огромный логотип с подписью «Все права защищены». Глядя на это, я возмущенно хохотал.
В два часа ночи мой новый телефон зазвонил снова. Я, как последний идиот, опять забыл поставить бесшумный режим.
— Энджи, — буркнул я. — Имей совесть, ночь на дворе. Я тебя, конечно, люблю…
— Мы тоже тебя любим, M1k3y, — заговорил очередной преобразователь текста в речь. На сей раз голос был женский и изъяснялся с рваным австралийским акцентом.
— До свидания, — бросил я.
— Ты так ничего и не сделал насчет Кэрри Джонстон, — вступил в разговор другой голос, мужской, говоривший словно мастер Йода.
— Вы позвонили, чтобы сообщить это? Без вас знаю.
— От тебя зависят жизни Маши и Зеба, — снова заговорил женский голос. Интересно, сколько человек на том конце линии. Двое? Вполне мог быть и один. Или одна женщина. А может, сто человек редактируют одну страницу в групповом режиме и заливают результаты в речевой преобразователь.
— Я сделал все, о чем просила Маша, и даже больше. Если хотите спасти ее, действуйте сами.
— Мы послали тебе компромат на Джонстон, — напомнил мужской голос.
— Верно.
— Ты его хоть посмотрел? — спросил новый голос, неестественно басовитый, как у гигантской мультяшной лягушки. Говорил он с техасским акцентом.
— Нет, — соврал я.
— А надо было. Джонстон — очень дрянная девчонка. Ты мог бы рассказать об этом всему свету. И платформа у тебя есть. Особенно сейчас.
Я сел на кровати.
— Слушайте. Я не принимаю советов от анонимных незнакомцев. Если у вас есть что мне сказать, скажите в лицо. Легко сидеть в подвале родительского дома и требовать, чтобы я рисковал жизнью. Но, по-моему, вы просто шайка извращенцев, которые ловят кайф, шпионя за другими.
— Ах, сколько драмы, — заговорил австралийский акцент. — Мы принесли тебе Джонстон на блюдечке с голубой каемочкой. У тебя есть домашние адреса всех, кто ей дорог, номер карточки социального страхования, имена бывших мужей, история всех ее преступлений, адрес клиники, в которой ее папаша приходит в себя после очередного наркомарафона. Выложи все это в сеть и полюбуйся, как быстро она прибежит договариваться.
— С какой стати она будет со мной договариваться уже после того, как я выложу все ее секреты?
— Потому что, — ответил голос Йоды, — она не знает, какими еще секретами ты владеешь. Мы же говорили, мисс Джонстон очень дрянная девчонка. Помнишь, как мы взломали тебе комп? А если узнаешь, сколько еще компов мы крякнули, диву дашься.
Я застонал и подтянул колени к груди.
— Ребята, если вы такие продвинутые, то зачем вам нужен я? Почему не угробите Кэрри Джонстон сами?
— Мы этим и занимаемся. А ты, Маркус, наш инструмент в сем благородном деле. Ты — идеальное оружие для уничтожения одного из самых мерзких существ на Земле. Гордиться должен.
Я повесил трубку.
Вот и попробуйте уснуть после такого звонка. Я уже начинал изучать персональные данные Кэрри Джонстон, провел несколько часов, всматриваясь в них как загипнотизированный, но потом события завертелись с неимоверной быстротой. Меня отравили газом, побили, заковали, швырнули в кутузку, а выйдя оттуда, я погрузился в бурный рабочий водоворот. Разумеется, после всего этого подробности доксов вылетели у меня из головы. Да и прочитать я успел не так уж много. Файлов были тысячи. Сброшенные мне материалы напоминали миниатюрную, как корабль в бутылке, версию даркнетовских документов, огромную библиотеку грязных историй вперемешку с миллионами малозначительных фактов, зашифрованных файлов и странных несоответствий. Я словно стал единоличным воплощением целого Департамента внутренней безопасности. Сидел на стогу сена величиной со вселенную и выискивал в нем иголки.