Трудовой энтузиазм стал нормой жизни советских людей. Время было мирное. В стране строилась новая жизнь. И мы мечтали стать строителями.
Но нам пришлось стать солдатами.
ВОЙНА
Люблю наблюдать, как под лучами солнца рассеивается серебристая дымка тумана и в поле становится отчётливо виден каждый колосок. Колоски обступают меня — зелёные, цвета солдатской одежды. От ветра упругие стебли колышутся, раскачиваются и как бы движутся.
И мне кажется, что идут они строем издалека. И вовсе это не колоски, а мои товарищи — бойцы. И один из колосков — я сам. Который из них? Всматриваюсь и не могу отличить свой колосок от других. Колоски похожи друг на друга, как солдаты. А солдаты похожи, как колоски. Всё у них, у солдат, одинаковое — и пилотка пирожком, и гимнастёрка, и сапоги, и винтовка на плече, и вещевой мешок за спиной.
Где же мой колосок — зелёный, несозревший, необстрелянный? Отзовись!
Я всматриваюсь вдаль и вижу его. Он колышется далеко-далеко на краю чёрной ямы — воронки от бомбы, круглой, словно очерченной циркулем. Стебель наклонился. Усики обгорели. В густом, тягучем дыму мой колосок маленький и одинокий. А где же мои товарищи-колоски, что были рядом? Они там, в чёрной яме. Никогда они уже не станут золотыми, никогда не увидят солнца и не умоются дождём.
Они — мои товарищи. Я могу назвать их по имени. И хотя все солдаты похожи друг на друга, я никогда не спутаю их. Я помню, какие у каждого волосы спрятаны под пилоткой, какие лица, если отмыть их от пыли и копоти, какие глаза. Я могу рассказать жизнь каждого из них. Хотя их жизни тоже похожи одна на другую. Родился. Пошёл в школу. Стал октябрёнком, пионером. Вступил в комсомол. Окончил школу. Ушёл на фронт. И дальше жизнь обрывается — взрыв бомбы, чёрная яма с дождевой водой на донышке…
Вокруг меня дышит, покачивается хлебное поле. Мой колосок — опять затерялся среди друзей. И стоим мы все вместе на родной земле. Война разделила нас на живых и мёртвых, а разлучить не может — так крепка солдатская дружба.
22 июня 1941 года ранним утром немецкие фашисты напали на нашу Родину. Они сбросили бомбы на спящие города. Обстреляли из орудий тихие деревни. Подожгли поля. Они не разбирали, где взрослые, где дети, — всех убивали на своём пути. И топтали, топтали нашу родную землю.
Весь наш народ поднялся на войну против фашистов.
Когда началась война, мне было восемнадцать лет и я уже был бойцом Красной Армии — красноармейцем. У меня пилотка со звёздочкой, гимнастёрка с петличками, брюки защитного цвета и тяжёлые кирзовые сапоги. На плече винтовка со штыком, на ремне кожаные подсумки с патронами, через плечо противогаз в брезентовой сумке.
Фашистские самолёты рвались к Москве, мы не пускали их. Мы стреляли по «стервятникам» из зениток— орудий с длинными стволами. Мы стреляли по фашистам снарядами, а они бросали на нас бомбы.
Хорошо помню, как звучат падающие бомбы. Их звук приближался, нарастал, и казалось, бомба летит прямо в тебя. Но мы не убегали в укрытие, мы оставались у своих орудий. Для нас главным было — защищать столицу нашей Родины.
Осенью фашисты совсем близко подошли к Москве. И тогда мы опустили стволы зенитных орудий и открыли огонь по фашистским танкам. На полях Подмосковья развернулась большая, тяжёлая битва.
Днём и ночью наша батарея вела огонь. За нашей спиной был глубокий противотанковый ров. А впереди не осталось ни одной нашей части, впереди был враг. И не было приказа отступать. Это было очень трудное время.
На помощь нам подошли танки с красными звёздами на броне. Огненным ураганом через наши головы полетели снаряды-ракеты, открыли огонь славные «катюши».
Фашисты не выдержали, дрогнули, побежали!
Фашисты не прошли к Москве.
Но война не кончилась. Впереди было ещё четыре долгих года войны. Двадцать миллионов советских воинов погибли в боях за Родину.
Эта война была самой тяжёлой, какую знал наш народ.
А первый удар врага приняла на себя легендарная Брестская крепость.
Фашисты стреляли по крепости из десятков орудий. Бросали бомбы. Жгли огнемётами. Стены рушились, казармы горели. Сколько раз врагу казалось, что с крепостью покончено, что защитники сломлены. Но каждый раз, когда фашисты, выставив автоматы, подходили к дымящимся развалинам, их встречал огонь.
Защитники крепости были крепче камня.
У них не было пищи, воды. Не хватало патронов и гранат. Среди защитников были женщины и дети. Много раненых.
Фашисты всё ждали, что над крепостью наконец взовьётся белый флаг. Но над разрушенными, чёрными от копоти стенами, в дыму, в огне, реял красный флаг. Крепость не сдавалась!
Я попал в Брестскую крепость после войны. Помню горы развалин, разрушенные казармы, выщербленные осколками снарядов стены и крепостные ворота. Я читал надписи, нацарапанные штыками на стенах подвалов:
«Умрём, но из крепости не уйдём!»
Но самое большое впечатление произвели рассказы людей, которые в те дни были детьми. Ведь на их глазах герои-отцы совершали свои подвиги.
Передо мной фотография: военный и две девочки в матросках. Это капитан Владимир Васильевич Шабловский с дочерьми Раей и Таней. Снимок сделан незадолго до войны. Тогда семья Шабловских жила в крепости в Кобринском укреплении, в доме командиров 125-го стрелкового полка. Девочки любили ходить в гости к бойцам. Иногда даже обедали в красноармейской столовой. На первомайском концерте маленькая Рая читала стихи в полковом клубе. Красноармейцам нравилось. Они хлопали изо всех сил. Они любили дочерей командира. Кроме Раи и Тани, у Шабловских были ещё две малышки — Света и Наташа. Владимир Васильевич любил сажать себе на плечи всех четырёх девочек, ходить вокруг стола и петь.
Я познакомился с дочерьми капитана Шабловского в Бресте. От них услышал рассказ о несдавшейся крепости, о подвиге отца.
Одна сестра рассказывала:
— Помню, как началась война. Мы бежали, ухватившись за мамину юбку. А рядом свистели пули… Потом мы сидели в подвале, а папа с чердака вёл огонь… Иногда он спускался к нам… Однажды он пришёл раненый. Мама перевязала ему руку, разорвав на бинты свою рубашку.
Другая сестра продолжала:
— На следующий день женщинам и детям приказали покинуть крепость. Фашисты загнали нас в яму. Там уже было много людей.
И вдруг мы увидели папу. Он шёл в окружении безоружных бойцов, тяжело раненный, в кровавых бинтах. Мы закричали: «Папа! Папа!» Тогда фашисты выгнали нас из ямы, и мы очутились рядом с отцом. Он взял у мамы маленькую Светку. И некоторое время нёс её здоровой рукой. Потом поцеловал Светланку и передал её маме. Посмотрел на нас, как бы попрощался глазами. И мы вошли на мост.
И тут папа резко оттолкнул фашистского солдата и крикнул своим бойцам: «За мной!» И бросился в воду. Загремели автоматы. По воде пошли круги.
Нет, наш отец не сдался в плен. Просто у него кончились патроны, и он предпочёл смерть…
В одном полку с капитаном Шабловским служил старший политрук Илья Егорович Сёмочкин. Когда началась война, его сыну Володе было два года, дочери Дине — пять.
— Я помню открытое окно, голубое небо, и я взлетаю и падаю. Это отец подбрасывает меня и ловит.
Вот и все воспоминания Владимира Ильича Сёмочкина об отце. Его сестра Дина Ильинична помнит грохот, разбудивший всю семью. Помнит, как отец сказал: «Наверное, рвутся склады», — и куда-то побежал. Но скоро вернулся: «Война! Собирайтесь, бегите вниз!» Всё гремело, рушилось, рвалось. Маму ранило в руку.
Старший политрук Сёмочкин погиб на пятый день войны. Когда у него кончились патроны, фашисты схватили его и хотели сорвать с рукавов комиссарские звёзды. «Мне Родина дала эти звёзды», — ответил старший политрук. Фашисты убили его.
Их осталось трое — детей героя-комиссара: дочь Людмила родилась уже после гибели отца. Родина помогла им стать настоящими людьми. У всех у них растут хорошие дети. И ходит в школу мальчик, названный в честь деда Ильёй.
Солнце поднимается выше. Запахи трав сливаются в один праздничный запах. Так пахнет жизнь. Так пахнет победа.
Поле удивительно ровное — выровнено плугами и боронами. Я узнаю упругие стебли, узнаю колоски с едва отросшими усиками…
Я закрываю глаза и слышу, как колоски шепчут: мы живы, мы живы, мы живы…
В истории нашей Родины, как в большой книге, много страниц. Но есть в этой книге самые важные, самые трудные.
Одна такая страница — Великая Отечественная война.
ТРУД
Когда человеку пять лет, вся его жизнь умещается в одной пятилетке. Но он, пятилетний, успел уже многому научиться. А учёба — это тоже труд. Уважаемый в нашей стране труд.
Если же человеку шесть, семь лет, восемь — он уже начал свою вторую пятилетку.
А если десять, одиннадцать пятилеток — это уже целая большая жизнь. Жизнь нашей страны.
Интересно знать, какой будет жизнь через пять лет? На реках встанут новые плотины, вырастут атомные электростанции, заработают новые заводы, сильные машины придут на поля в помощь хлеборобам, в небо поднимутся сверхбыстрые самолёты, по рельсам новых железных дорог побегут поезда. Всё, что записано в пятилетнем плане, будет сделано, А может быть, наши люди сделают ещё больше.
Труд. Какое это прекрасное слово. Труд. Трудиться. Не бояться трудностей. И во многих других словах «труд» является корнем.
Но труд не только корень слов. Труд — корень всей нашей жизни. Ведь всё прекрасное, что есть в нашей стране, создано трудом советских людей.
Самое большое счастье, когда человек любит труд, любит свою работу. А лентяи не бывают счастливы!
Хорошо трудиться, когда у тебя есть хорошие помощники— машины. И какие машины! С такими помощниками человек может, как говорится, сдвинуть горы.
О двух таких помощниках я и хочу рассказать.
Утром от Каспийского моря пахнет надкушенным яблоком. Над причалом кружат чайки. Кричат, торопят капитана, чтобы скорей выходил в море. И словно отвечая нетерпеливым чайкам, простуженным басом гудит теплоход.