— Я таких маленьких не видела с тех пор, как Джон родился — мой братишка, который потом умер. Они такие страшненькие, пока совсем маленькие. Наверно, я не создана, чтобы быть матерью.
— Ничего, придет время — передумаешь.
— Не надейся, — мрачно ответила Никки.
Леви только хмыкнул. Некоторое время они молча чистили лошадей. Никки думала о надвигающейся грозе, а Леви даже не слышал грома: он все вспоминал, как Никки прижимала к груди младенца.
Наконец один особенно громкий раскат вывел его из забытья.
— Фью-ю! А это уже совсем близко!
Небо снова озарилось молнией.
— Слушай, может, ляжешь сегодня в доме? — попросила она. Вообще-то она не боялась грозы, но ночевать одной в пустом доме, да еще молнии спать не дадут… — Ложись в соседней спальне.
Леви вопросительно посмотрел на нее, потом кивнул.
— Ко всему прочему, приятно доспать на кровати.
Уснуть ему не давали мысли, что они одни во всем доме и отделяет их друг от друга тонкая стенка. Большую часть ночи он пролежал, глядя в потолок и стараясь не вспоминать тот свой горячечный бред о ночи любви.
Питера разбудили вспышки молний, раскалывавшие небо. Вдруг он заметил, как что-то движется в дальнем конце комнаты, и окончательно проснулся. Сперва он подумал было, что ему опять снится сон, тот жуткий сон, где Саманта приближалась к нему, и в глазах ее полыхала ненависть. Но тут снова сверкнула молния, и он тут же забыл свои младенческие страхи.
Лиана неуверенно шагнула в дверь, соединявшую их комнаты. Она нервно теребила складки своей простенькой ночной рубашки. Питер натянул брюки и встал. Интересно, зачем она пришла и что ей надо? Он зажег свечу возле кровати, и первое, что он увидел, были ее глаза, наполненные ужасом.
— Я… я боюсь грозы, — пролепетала она. — Можно… можно мне побыть у тебя?
Питер плохо помнил гром, как и большинство прочих звуков, что окружали его в детстве, до того, как болезнь лишила его слуха. Поэтому он не очень понимал, чего она так боится. Зато он очень хорошо понимал, что такое страх. Когда он был маленький, Эмили часто приходилось успокаивать его: она укачивала малыша, прижав к себе, и страхи уходили прочь.
Еще одна молния расколола ночное небо, и Питер распахнул объятия — это было единственное известное ему утешение. Лиана, не раздумывая, бросилась к Питеру, спрятала лицо на его обнаженной груди и зажала уши, чтобы не слышать грома. Питер обнял ее, как бы защищая от звуков.
Наконец Питер заметил, что его грудь почему-то мокрая. Он взял Лиану за подбородок, бережно приподнял голову и заглянул ей в лицо. Когда он увидел ее глаза, полные слез, его охватило новое, доселе неведомое чувство. Его руки коснулась прядь тяжелых волос, ниспадающих ниже пояса, он ощутил мягкие изгибы тела, скрытые под рубашкой, гибкая, легкая фигурка прильнула к его крепкому торсу, сердце у него заколотилось — и все это нахлынуло на него стремительным потоком.
Он видел по ее глазам, что она ошеломлена не меньше его самого. Они глядели друг другу в глаза, погруженные в трепетное молчание. Потом она медленно подняла руку и коснулась щеки Питера, изумленно приоткрыв губы.
Питер вспомнил, как Леви целовал Никки, опустил голову и прижался губами к губам Лианы. Оба они были не готовы к захлестнувшему их потоку страсти, что огнем разлилась по жилам и разбудила неведомые прежде чувства.
Наконец они отодвинулись и изумленно воззрились друг на друга. Питер ласково дотронулся до нежной щеки Лианы, глядя в ее лучистые глаза.
Сайрес, конечно, много рассказывал Питеру о жизни, но сильные чувства, которые возникли между ними, были для Питера полной неожиданностью. И все же он понял их смысл. Между ним и Лианой возникло чувство, которое навсегда связало их, отделив от всего мира.
Внезапно гроза, о которой оба позабыли, напомнила о себе ослепительной вспышкой света и оглушительным раскатом грома прямо над домом. Лиана вскрикнула от страха и снова спряталась в своем надежном убежище — на груди Питера.
Питер подхватил ее на руки и сел в качалку, укрыв Лиану в своих мощных объятиях. Он ласково гладил ее по волосам и скоро почувствовал, что она начинает успокаиваться. Гроза удалялась. Лиана уткнулась лицом в плечо Питеру, он чувствовал кожей ее дыхание, легкое как перышко. Он прикрыл глаза и весь отдался невероятным ощущениям — он даже не знал, что такое бывает.
Когда первые лучи солнца коснулись лиц спящих, Лиана пошевелилась на коленях у Питера и открыла глаза. И первое, что она увидела, был теплый, бесконечно ласковый взгляд его карих глаз. Она неуверенно протянула руку и, как завороженная, коснулась его подбородка.
Его глаза стали темнее и глубже. Он отвел разметавшуюся прядь с ее лица и склонился к ней. Губы их встретились в нежном поцелуе, и мир исчез для обоих. Наконец они оторвались друг от друга и радостно улыбнулись: нет, волшебство не исчезло и при свете дня.
Внезапно Лиана поднялась и прислушалась. Глаза ее вспыхнули радостью, она вскочила на ноги и потянула за собой Питера.
— Питер, Питер, дождь идет!
Почти таща его за собой, она выбежала за дверь. Они стояли под навесом, держась за руки, и смотрели, как с неба сыплется дождь. Потом Лиана услышала, как в доме открылась дверь. Приближались чьи-то шаги. Лиана хлопнула Питера по руке и показала знак «Никки».
Они встретились глазами и поняли друг друга без слов. Эти новые чувства были слишком важны и неизведанны, чтобы делить их с кем-то еще, по крайней мере сейчас. Питер легонько погладил Лиану по щеке и шагнул в сторону.
Когда Никки вышла на улицу, она не увидела ничего необычного в том, что Питер с Лианой стоят рядом.
— Надо же, дождь! Я глянула в окно и глазам своим не поверила.
— Чудесно, правда? Пойду разбужу маму. — Лиана рассмеялась от восторга.
— Тетя Эмили осталась ночевать у Дональдсонов, — пояснила Никки.
Со стороны кухни, протирая глаза, появился Леви, босой и растрепанный. Он сладко потянулся, улыбнулся и посмотрел на улицу через головы остальных.
— Да, стоит подняться спозаранку, чтобы полюбоваться на такое.
Никки отвернулась, чтобы не видеть этой мускулистой загорелой груди, видневшейся под распахнутой рубахой.
— По крайней мере теперь нечего бояться Германа Лоувелла, — сказала она.
Но она ошибалась.
22
— А когда вы в последний раз им пользовались? — осведомился Леви, созерцая разбитый подъемник для сена.
— Да мы им вовсе не пользовались. Мы все сено держали на чердаке, подъемник не был нужен. — Никки посмотрела на Леви с беспокойством. — Что, он совсем не годится?
— В таком виде? — он окинул сооружение критическим взором. — Да нет, за пару дней починить можно.
Никки поглядела на луг сколышущейся травой. Траву эту пора было косить две недели назад.
— А быстрей нельзя?
— Да что такое два дня? Сено-то никуда не убежит.
— Нет, — тряхнула головой Никки, — трава уже начала сохнуть.
— Так, может, лучше просто убрать его в сарай, как обычно?
— Нет. Туда мы собирались убрать люцерну. Мы не хотим смешивать ее с обычным сеном.
Леви задумчиво потер подбородок, еще раз обошел подъемник.
— Ладно, если мне помогут, я, может, управлюсь до завтрашнего вечера.
Провести полтора дня наедине с Леви? Это было бы замечательно. Но в то же время об этом было даже страшно подумать.
— Ну ладно, тогда вы с Питером возьметесь за подъемник, а я завтра начну косить. К тому времени, как вы кончите, сено как раз успеет подсохнуть.
— Погоди-погоди. Знаешь, косилка — вещь опасная.
— Да? И что? — глаза Никки сердито блеснули. — Ты что, думаешь, я с ней не управлюсь?
— Не знаю, — Леви пожал плечами, словно это ему и в голову не приходило. — А ты умеешь?
— А то! Я в том году косила.
Вообще-то это было не совсем так. Косил-то в основном Питер, Никки только подменяла его время от времени.
— А потом, Питер куда лучше управляется с молотком.
Противопоставить ее железной логике было нечего, а потом, Никки все равно не переспоришь, так что Леви сдался. После обеда они с Питером взялись за подъемник, а Никки начала косить. Леви то и дело поглядывал в дальний конец луга. Тоненькая фигурка на косилке рядом с парой огромных рабочих лошадей казалась еще более маленькой и хрупкой, чем на самом деле.
Питер не замечал беспокойства Леви, ему было не до того. Он все никак не мог решиться задать очень важный личный вопрос. С той ночи, когда была гроза, они с Лианой становились все смелее в своих ласках. Теперь они уже с трудом сдерживались, чтобы не пойти дальше, но Питер боялся сделать то, чего требовало их естество.
Когда Сайрес объяснял ему физическую сторону отношений между мужчиной и женщиной, Питер спросил, а не могут ли они с Никки заняться этим. Сайрес в ужасе заставил его дать слово, что он даже думать об этом не будет. Питер не понял, что Сайрес боялся последствий связи между двоюродными братом и сестрой, и решил, что, по-видимому, в половом акте есть нечто опасное.
Питер слишком любил Лиану, чтобы попытаться сделать с ней что-то, что могло бы причинить ей вред, но их желание было слишком сильным, чтобы бороться с ним. Отчаявшись, Питер решил обратиться к Леви за разъяснениями. Вот только он не знал, как начать.
В конце концов Леви заметил пристальный взгляд Питера.
— Ты что-то хочешь спросить?
Питер кивнул и начал жестикулировать:
«Я хочу, чтобы ты мне рассказал о том, как мужчины и женщины занимаются любовью».
Леви был ошарашен. Последний знак был ему не знаком, но смысл он понял. Господи, ну и вопросик! Леви сглотнул. Боже мой, ну как ему это объяснять?
«Коровы и лошади все время это делают, — продолжал Питер. — Лошадям, похоже, это даже нравится».
Леви вдруг осенило — он решил, что понял, почему Питер задал такой вопрос. Совокупление лошадей и впрямь действовало возбуждающе даже на самого Леви, который видел это тысячу раз. Неудивительно, что Питер спросил, какое отношение это имеет к человеческому сексу.