Тяжело нагруженные самолеты, сделав не одну попытку, так и не смогли подняться с речного аэродрома. Нужно было срочно находить какой-то выход из создавшегося положения. Я предложил облегчить самолеты для старта - слить по полторы-две тонны бензина с каждого, а потом сделать дополнительную посадку у Новой Земли, в проливе Маточкин Шар, чтобы дозаправиться горючим. Отто Юльевич тут же около самолета провел совещание. Решили не тратить времени в Нарьян-Маре - мороза теперь все равно не дождешься, - слить часть бензина и лететь на Новую Землю. Через сорок минут, облегчив машины, мы были уже в воздухе. Шли над облаками - моря так и не удалось увидеть.
Аэродром Маточкиного Шара прекрасный - весь пролив. На берегу небольшая зимовка научных работников - жилой дом, радиостанция, несколько подсобных хозяйственных помещений да палатки, в которых работали гидрологи. На пяти самолетах нас прибыло сорок человек. Однако зимовщики как-то ухитрились разместить всех. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
Прилетели мы в солнечный день, заправили самолеты бензином, которого здесь оказалось в достатке, и уже собирались было лететь на остров Рудольфа, как вдруг завыла пурга.
Погода на Новой Земле очень непостоянная. Из ущелий гор внезапно вырываются ураганные ветры, нагоняют облака, поднимают тучи снега. Главной нашей заботой стало уберечь от поломки самолеты. Основательно закрепив их, мы протянули веревку от дома до стоянки машин: иначе в сплошном снежном вихре и не найдешь их - видимость была не больше одного метра. Мы ежечасно дежурили по два человека, проверяли состояние самолетов, подтягивали крепления: боялись, как бы не сорвало машины. Ветер был такой силы, что винты моторов начинали вращаться, а их при низкой температуре без подогрева мотора не повернули бы даже пять мужчин.
Только на восьмой день, когда ветер немного утих, мы смогли откопать самолеты из сугробов. Три часа разогревали моторы при двадцатиградусном морозе и резком ветре. Наконец нам удалось подняться в воздух и продолжить свой полет. До Земли Франца Иосифа шли вечером над сплошными облаками, поэтому не смогли узнать, в каком состоянии находятся льды океана на новом для нас участке пути.
Остров Рудольфа, до которого из-за вынужденных остановок мы добирались из Москвы почти месяц, высокий, гористый. Аэродром там был оборудован на его куполе. Оттуда легче подняться в воздух тяжело нагруженным самолетам. Но из-за большой высоты - почти 300 метров над уровнем моря - он почти всегда был затянут облаками или туманом.
Зимовщики острова во главе с их начальником Я. С. Либиным, деятельным, энергичным человеком, сделали все, чтобы обеспечить нам хороший прием. На острове для нашей экспедиции было выстроено несколько зданий, сооружен радиомаяк. Либин распорядился даже оборудовать запасной аэродром у берега на случай, если площадка на куполе острова Рудольфа в момент нашего прилета будет закрыта облаками.
В ясный солнечный день 19 апреля мы подошли к острову Рудольфа и удачно приземлились на его куполе. Гостеприимно встретили нас зимовщики. Они приготовили нам занятный сюрприз: у входа в один из домов на задних лапах стоял белый медведь - недавний охотничий трофей зимовщиков, замороженный специально к встрече с нами. В лапах он держал полотенце с хлебом-солью и огромный железный ключ с надписью: "Вот вам ключ от полюса". Такое радушное приглашение всех нас очень развеселило.
Теперь экспедиции предстояло самое главное: во-первых, точно выйти к полюсу, во-вторых, найти подходящую льдину для СП-1.
Началась загрузка самолетов. Мы должны были захватить с острова Рудольфа завезенное сюда ранее пароходами оборудование для СП-1. Каждый самолет мог взять на борт не более 24 тонн груза, включая и запас горючего. При проверке оказалось, что машины сильно перегружены. Мы вынесли из самолетов все имущество и стали отбирать самое необходимое. Сократили число запчастей, взяли меньше продовольствия. И все же на моем самолете сверх 24 тонн оказалось еще 874 килограмма. Обратились к И. Д. Папанину. Он вроде бы согласился помочь, начал уменьшать количество своих тюков и пакетов. Но в результате его грузов не убавилось, а прибавилось еще 200 килограммов. Как это Папанин ухитрился сделать, мы не могли понять. Пришлось снять с самолета все, что только можно. Выставили даже дверь кабины, ведущую в фюзеляж, выложили часть одежды. Потом мне показывали дружеский шарж художника Решетникова, нарисованный по этому поводу: стоит перегруженный самолет, а в кабине у штурвала - посиневший от холода Молоков в одних трусах.
Несмотря на все наши старания, самолет оставался сильно перегруженным. Но мы надеялись, что уклон с вершины острова облегчит взлет, а по пути вес будет уменьшаться по мере сгорания бензина.
Заправка и загрузка машин заняла пять дней. Все было готово к полету на полюс. Но плохая погода надолго задержала нас на острове.
Наш прекрасный неутомимый разведчик пути П. Г. Головин, которого я знал еще юношей, когда мы оба работали на Енисейской линии, на своем легоньком самолете Р-6 вылетал в любую погоду. Он кратко сообщал нам по радио, а потом более подробно уже на аэродроме об условиях дальнейшего полета - размерах облачности, направлении ветра, состоянии льдов. Этот исключительно смелый, прекрасно владеющий техникой пилотирования летчик умел все быстро определить в трудных метеорологических условиях полета.
С острова Рудольфа Головин первым начал полеты к полюсу. Однажды, возвращаясь с разведки, он не смог увидеть остров, закрытый туманом, и пролетел дальше. В тумане ему все же удалось разыскать подходящее ледяное поле и сесть. Это была очень рискованная посадка в море. Только через двое суток, когда туман рассеялся, Головин вернулся на базу. А 5 мая он первым достиг полюса и, не делая посадки, полетел обратно. Самолет с заглохшими моторами - в бензобаках было пусто - еле дотянул до берега острова Рудольфа. К сожалению, район полюса в тот день был закрыт сплошными облаками и разведать возможность посадки Головину не удалось.
Почти месяц мы сидели у моря, ожидая погоды (вот уж буквально по пословице). Каждый день наш "бог погоды", как мы величали Б. Л. Дзердзеевского, получив через Москву и Диксон сведения со всех метеостанций, приходил с составленной им синоптической картой к начальнику экспедиции. О. Ю. Шмидт вызывал летчиков, и мы все вместе изучали карту, решали, возможен ли вылет. Нам была необходима ясная погода на полюсе, иначе не найти подходящую льдину и по размерам, и по прочности.
Но погода оставалась переменчивой: то солнце проглянет ненадолго сквозь облака, то снегопад начнется. И тогда экспедиция изменила план. Решили не рисковать всем сразу, а сперва отправить к полюсу один самолет флагманский. С Водопьяновым должны были лететь Шмидт, зимовщики и кинооператор Трояновский. Экипажу самолета Водопьянова, куда входили такие опытнейшие полярники, как второй пилот М. С. Бабушкин и флаг-штурман экспедиции И. Т. Спирин, предстояло отыскать в районе полюса подходящую льдину для посадки Затем предполагалось, что эта новая, не бывалая доселе станция примет и остальные самолеты.
А пока все участники экспедиции отдыхали. Мы с Бабушкиным пристрастились к лыжам. Ежедневно отправлялись к ледяному куполу острова и часами тренировались в стремительных спусках. Кажется, нашему примеру следовали только двое медвежат, свободно бегавших по территории зимовки. Они облюбовали себе у дома сугроб, наметенный почти до самой крыши, и лихо скатывались с него. Ну совсем как дети! Нас очень забавляло это необычное зрелище. Позже медвежат отправили в Московский зоопарк.
Пришел-таки наконец ясный день! 20 мая рано утром воздушный корабль Водопьянова вышел на стартовую площадку, чтобы совершить последний бросок на 900 километров к полюсу. Торжественно проводили мы в путь первых новоселов океана.
Радисту Н. Н. Стромилову было поручено дежурить в радиорубке моего самолета и следить за полетом Водопьянова. Сначала радиограммы от него шли довольно часто. Но после того как мы приняли сообщение, что машина идет на посадку, связь оборвалась.
Что случилось? Куда лететь на розыск? Трудно описать нашу тревогу! Только к ночи, через десять с половиной часов, мы получили весточку от Водопьянова. Радист Стромилов радостно закричал: "Нашлись! Нашлись!" Оказывается, связь прервалась, потому что на борту самолета вышла из строя рация. Экипаж не мог связаться с нами, пока на льдине не установили радиостанцию.
Посадка прошла благополучно. Водопьянов с Бабушкиным выбрали с воздуха вполне подходящую льдину. Нам они назвали свои координаты и сообщили, что ждут нас. Мы готовы были лететь сразу же, но непогода продержала нас на острове еще четыре дня.
Старт был очень трудным. Трактора никак не могли сдвинуть с места наши перегруженные машины. Тросы лопались. В это время стал надвигаться туман. Как ни спешили, а добрых полчаса провозились с моей машиной. Я должен был взлететь первым и вести за собой самолеты Алексеева и Мазурука. Наконец два трактора сдвинули мой самолет с места. Моторы работали на полную мощность, машина еле-еле поползла, а потом все же поднялась в воздух. Через пятнадцать минут ко мне присоединился Алексеев, а Мазурук, видимо, прошел стороной, и мы напрасно прождали его почти полчаса. Потом и Алексеев отстал. До полюса каждый из нас добирался самостоятельно. Погода благоприятствовала. Мы вырвались из полосы облаков над островом Рудольфа, и над нами засияло яркое солнечное небо. На самолете имелись такие приборы, как солнечный, радио - и магнитный компасы. Для меня, привыкшего надеяться только на свой слух, глаза и руки, да еще интуицию, это было прямо-таки подарком. А тут еще радиомаяк помогал. Правда, Шевелев не дал мне им долго пользоваться - все время занимал рацию: вел переговоры с Водопьяновым и с островом Рудольфа.
- Ты и так хорошо идешь, в самой зоне, - уверял он, направляясь в радиорубку.
Обхожусь и без маяка. Ведь у меня прекрасный помощник - Алеша Ритсланд. Как всегда, он точно рассчитал курс. Мы решили идти по меридиану до полюса и оттуда уже свернуть к льдине. Веду самолет, полностью доверяя своему штурману. И вот Ритсланд сообщает кратко: "Через две минуты - полюс". Смотрю вниз, ожидая чего-то сверхъестественного - может быть, высунувшуюся, как на глобусе, ось земли. Но картина обычная - те же ледяные поля и разводья.