Начальник задумчиво свёл брови, взглянул на пса, пригнувшего голову и снова повилявшего хвостом, потом на его хозяина. Показалось, что тот тоже вжал голову в плечи.
Я улыбнулась. Когда Вася хотел, он умел производить весьма грозное впечатление. А учитывая его комплекцию, достаточно было нахмуриться, и даже самые упёртые хозяева становились шёлковыми.
– Да, пожалуй, уже можно, но в первые дни пусть приходит на осмотр ежедневно. Не бегать, прогулка – пять минут, швы беречь, не мочить, не лизать. Выдай ему конус на всякий случай.
Василий ещё зыркнул на Антона и поднялся по ступенькам.
– Идёмте, – я потрепала тут же вернувшегося на прежнее место Джека по голове. – Запишу вам рекомендации и список препаратов.
Антон больше не пытался меня касаться, и я была признательна начальнику, спасшему меня от неловкого разговора. Слишком глубокий раздрай творился у меня внутри, чтобы ещё с кем-то объясняться.
Но вот Василий так не считал. Как только Антон покинул клинику, бородач подошёл ко мне.
– Он говно-человек, не связывайся, – жёстко произнёс начальник, глядя мне прямо в глаза.
Я опешила. И посмотрела на раскрытую дверь, в проёме которой ещё виделась удаляющаяся фигура Антона.
– Почему ты так думаешь?
– Человек определяется в отношении к тем, кто не может дать сдачи. А этот скинул Джека как ненужный груз.
– Да, но он ведь раскаялся…
– И толку было б с его раскаяния, если бы мы усыпили собаку?
Я перевела взгляд на клетку, где свернулся калачиком Джек и прикрыл глаза, положив морду на лапы. Ждал новой встречи с хозяином, а чтобы время прошло быстрее, решил поспать.
Мне всегда казалось, что человека можно определить по отношению к нему животного. А этот пёс явно любил своего нерадивого хозяина.
Хотя Василий тоже был прав. Если б мы сделали инъекцию, раскаяние охотника было бы совершенно бессмысленным.
– Главное, что всё хорошо закончилось, – мне не хотелось развивать невесёлую тему.
– Не благодаря ему, – Василий взял меня за подбородок и поднял вверх, заставляя посмотреть ему в глаза. – Не связывайся с этим человеком.
– И не собиралась, – я обхватила его руками и прижалась к груди. Эта грубоватая забота – как раз то, что было мне сейчас нужно. – Спасибо тебе, Вась. Ты классный начальник.
– Иди работай, – хмыкнув, он грубовато меня оттолкнул. Как настоящий брутал, принимать благодарность Василий не умел.
– Есть, босс, – я приложила ладонь к виску и отправилась протирать стол. Тем более что в двери уже показалась запыхавшаяся и раскрасневшаяся женщина с завёрнутым в одеяло котом.
День потянулся как обычно. Я старалась принять на себя максимум работы, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. И всё равно продолжала думать и вспоминать, иногда вспыхивая от смущения.
Зачем он приходил?
И главное – зачем я поцеловала Антона?
То, что произошло ночью, было за гранью и никак не укладывалось в рамки. Я не знала, как к этому относиться, что думать. И просто… испугалась.
Возможно, если бы Тёма остался ночью, и мы сумели поговорить, то сейчас я не страдала бы от душевного раздрая. Но он сбежал, сделав только хуже. Он обидел меня, бросил, оставил одну разбираться в себе и в нём.
И я имела полное право поцеловать Антона. Тем более всего лишь в щёку. В конце концов, кто мне Тёма, чтобы я переживала о его чувствах? Он о моих переживал?
К концу дня я начала злиться.
Этот чёртов Тёма нашёл не лучшее время, чтобы всё ещё больше запутать. Мне и так тяжело. Я пытаюсь разобраться в себе и в своей жизни. А он пришёл, усложнил и исчез. И что теперь делать?
Я даже не могу заявиться к нему домой и залепить пощёчину, потому что это вызовет слишком много вопросов.
Он просто трус! Получил своё и смылся.
Эгоист! Совершенно не подумал обо мне.
Мерзавец! Только настоящий подлец мог соблазнить девушку и после оставить её одну.
В общем, в конце дня я дошла до точки кипения. И если бы Тёма попался сейчас мне под руку, наверняка получил по голове чем-нибудь тяжёлым. И то, что он постоял перед клиникой, а потом ушёл, увидев меня с клиентом, только сильнее злило. Наверное, я чувствовала, что сглупила, и из-за этого ещё больше заводилась.
– Что с тобой? – как я ни думала, что хорошо скрываю свои эмоции, Василий заметил, что что-то не так.
– Всё нормально, просто не выспалась, – ложь легко слетела с губ, но я видела, что начальник не поверил. Спасибо, хоть не стал развивать тему.
– Иди домой, я тут сам всё закрою, – он мягко вытолкал меня на улицу. А я не стала сопротивляться. До конца рабочего дня оставалось всего полчаса. Справится.
Домой я шла медленно. Было немного страшно. Утром мне помог будильник, и я сбежала, не успев осознать. Но сейчас я вернулась туда, где всё это случилось.
В доме было пусто и тихо. Никакой запах не ощущался, как я себя ни убеждала в обратном.
Я порылась в холодильнике, достала Сашину запеканку и включила телевизор. Боевики со стрелялками и погонями – то, что надо, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей.
Как уснула, я не заметила. Но проснулась от ощущения, что кто-то гладит меня по руке.
Я открыла глаза и почувствовала, как мужская рука накрыла мой рот.
– Не кричи, – попросил Тёма, сидевший рядом на кровати, и тут же пояснил: – Ты забыла закрыть дверь.
Я задумалась, но не смогла вспомнить. Когда вернулась домой, голова была занята другими мыслями. Пожала плечами. Какая теперь разница.
Хотелось спросить, зачем он пришёл, но испугалась его ответов. И потому молчала.
– Прости меня, – вдруг сказал он, – я тебя подвёл…
– Нет, – я даже привстала на кровати, оказываясь вровень с его лицом, – ты не виноват. Это…
Я попыталась найти причины того, почему всё так запуталось, и не находила.
Что тому виной?
Прошлое ли, которое всё же настигло меня спустя столько лет. Моя ли мама, которая вышла замуж за отца, хотя носила под сердцем ребёнка от другого. Или сам отец, принявший решение ничего мне не говорить, даже когда узнал. Или бабушка Таня, которая не сумела принять чужую кровь, да и просто промолчать, пощадив меня.
Тёмы в этом списке не было.
Его вина состояла в другом…
Но даже за прошлую ночь я на него не сердилась, потому что он открыл неведомую мне раньше чувственность. Пусть всё и запуталось ещё больше.
– Иди сюда, – он развёл в стороны руки, приглашая в свои объятья, и я прижалась к нему, вдыхая родной запах.
Мы молчали. Да и что тут скажешь? Вряд ли мы бы сумели найти такие слова, чтобы всё снова встало на свои места.
Я слушала биение его сердца, которое заметно убыстрялось.
– Этот товарищ сегодня… с которым ты целовалась…
Ну конечно, вот зачем он пришёл. Разобраться.
Губы растягивала улыбка. И я не могла её остановить.
Специально немного отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо. Напряжённое. Хмурое. Ожидающее.
Улыбка стала ещё шире.
– Не смешно, – тихо и серьёзно произнёс Тёма. – У тебя с ним что-то есть?
Я замотала головой, изо всех сил сдерживая эту улыбку. Напрасно. Она прорывалась сквозь все преграды.
– Это хозяин пациента, – пояснила, выждав пару минут, чтоб помучился, – я просто поцеловала его в щёку. Хотела тебя позлить…
– Дурочка, – выдохнул он мне в волосы, снова прижимая к себе, с силой сдавливая мне плечи, – какая же ты дурочка.
Наверное, он был прав, потому что я не переставала улыбаться.
Так мы и сидели. На узкой кровати, в комнате, освещённой лишь светом телевизора, откуда доносилось неясное бормотание, заставляя помнить, что в этой ночи есть ещё что-то, кроме нас двоих.
Тёма гладил мне спину, волосы, играя с прядями и вдыхая их запах. Его движения становились всё более резкими, чувственными, заставляющими кровь быстрее бежать по венам. Наконец сильно сжал мои плечи и отстранил от себя, заглянул мне в лицо, вздохнул и опустил взгляд.
– Я не могу сдержаться… – тихо признался он.
Я разглядывала его черты, такие знакомые, родные. И считала частые удары собственного сердца.
Сейчас я могла прогнать Тёму. Заставить уйти. И снова остаться одна, разбирать осколки своей жизни, складывая из них слово «вечность».
Но это было совсем не то, что я хотела.
– Не надо сдерживаться, – ответила ему и потянулась вперёд, встречая его губы, уже раскрывшиеся навстречу моим.
Артём обхватил меня, порывисто, жадно. Ни на мгновение не отрываясь от моих губ, уложил на постель и накрыл своим телом.
Я тонула в эмоциях, задыхалась от ощущений и совсем не заметила, куда и как исчезла одежда. Были только его руки и его губы повсюду, его гладкая кожа под моими пальцами, и ослепительное счастье, в котором я растворялась без остатка, то переставая быть, то снова возрождаясь.
Потом я лежала у него на груди, смотрела на наши переплетённые пальцы и слушала ровное дыхание. Казалось, это длилось целую вечность. Не хотелось ни шевелиться, чтобы не нарушить родившуюся гармонию, ни спать, чтобы не пропустить и минуты этого счастья.
Потому что именно в этот момент я была абсолютно счастлива. Всё стало неважным. Наполнявшая мою жизнь ложь. Потерянная семья.
Я не знала, что будет потом. И будет ли это потом вообще.
Я просто была счастлива.
А затем Тёма пошевелился, поворачиваясь ко мне лицом.
– Мне пора, – со вздохом произнёс он.
– Ты снова уйдёшь? – удивилась я окончанию этого короткого счастья.
И столь обиженно это прозвучало, что Тёма усмехнулся невесело и коротко поцеловал меня в нос, затем в лоб, в губы, в обе щеки. После прижал к себе. Крепко. Ещё крепче. Казалось, даже рёбра затрещали от силы его объятий.
Но я не возмущалась. Понимала, это последние мгновения нежности. Хотелось продлить их подольше.
– Мне лучше уйти сейчас, пока темно, и никто не увидит. Думаю, родителям и… остальным лучше не знать… про нас.
Я кивнула. Он был прав. Ему действительно лучше уйти сейчас, пока темно, и никто не увидит. Но почему при этих словах, с которыми я была абсолютно согласна, внутри поселилась пустота?