— Вот он еще и молочка просит, — сказал Федюшка матери.
Мать дала и молочка. Потом посмотрела на девочку, налила ей молока, отрезала хлеба, сказала:
— Ты, милая, мне не гадай и никому не гадай. И на себя не наговаривай: этого ребенка другая женщина грудью кормила, я-то уж знаю. Наверное, она мать тебе, а это братишка!
Девочка, и не думая отпираться, глянула большими грустными глазами и кивнула.
— Вот я тебе сама и погадаю, — продолжала мать. — Если будешь ходить гадать, судьба твоя будет несчастливая. А приходи ко мне. когда жатва начнется, устрою тебя работать и судьбу тебе переменю. Вот я тебе погадала, правду сказала и за гаданье платы не беру. Придешь ко мне учиться работать? Я тебе платье сошью, кушать будешь досыта, в школу пойдешь! Я умею людям судьбу менять.
Девочка, видимо поняв, что мать Витьки не любит пустых разговоров, сказала:
— Дядя Роман говорил вчера, что мы останемся тут, недалеко будем жить… Тогда приду. — Она большими, уже доверчивыми глазами обвела всех синевших в избе, сунула руку в карман старенькой ситцевой юбки, достала горсть тыквенных семечек и положила угощение на край стола около Витьки.
Мать пододвинула ей молоко, и девочка, подсев к столу, стала аккуратно есть.
— Ну и Настя! — с восхищением сказал дядя Алексей, когда цыганочка с уснувшим ребенком на руках ушла. — Ай да молодец! А еще говоришь: «Темнота деревенская»! Побольше бы нам такой деревенской темноты! Спасибо тебе надо сказать за ум, за сердце твое! Ведь, пожалуй, девчоночка-то к тебе еще не раз прибежит…
— А что же, пусть прибегает. Я ее в ясли устрою работать. Нынче уборка будет такая — все, даже детные матери пойдут. Поглядите, какие хлеба! Такое-то золото да в руки не взять! Ах, Алексей, что в крестьянском было, то ведь и теперь в колхозном хозяйстве, — неделя год кормит!
— Умная у тебя мать, Витя, — ласково сказал дядя, как будто полчаса назад вовсе не он говорил с ним строгим тоном.
Витька сразу ожил: нет, в самом деле, какой человек дядя Алексей! Понимает, что Витьке надо сказать всего один раз, а не десять, как уверяет Катя. Теперь он ясно увидел, что в словах сестры и матери было больше усмешки, чем серьезного порицания ему. Да разве мать не видит, что Витька всегда готов помочь ей! И, заметив, что она достает из печи чугун с картошкой для свиней, Витька обогнал ее, взял с полки в чулане жестянку с дегтем, помазок и понес за матерью во двор, хотя она и не просила его об этом.
Как только мать подошла с чугуном к кормушке, прибежали Рябчик, Кулечек и большая свинья Дуська с маленьким безымянным поросенком второго поколения. Поросенок сразу же залез в корыто. Дуська сунула носом в бок Кулечка, прогоняя его, а заодно куснула и Рябчика.
— Вот какая разумная! — сказала, умиляясь, мать. — Этих прогоняет, а младшенького жалеет!
А свинья Дуська в это время поддела своего «младшенького» носом, вывернула его вон из корыта и все съела сама.
— Вот это и называется — быть настоящей свиньей! — не мог удержаться Витька. Угнетенное настроение его прошло.
— Правильно, сынок, — засмеялась мать.
Расправившись с картошкой, большая свинья подошла, хрюкая, и мать помазала ей дегтем за ушами, где были видны расчесы. Сейчас же подбежали Рябчик и Кулечек и с явным удовольствием подставили уши. И маленький подошел.
— Это чтобы гнус «вушки» не трогал, — сказала мать, и Витьке слово это показалось таким добрым и милым, ничуть не хуже, чем все правильные, известные ему слова.
В БОЛЬШОЙ СЕМЬЕ
После обеда, когда отец уехал на велосипеде в поле, дядя Алексей уселся на крыльце и позвал Витьку:
— Покажи-ка мне, Виктор, на какие крючки вы тут рыбу ловите, я с собой привез всяких. Надо мне, пожалуй, разобраться в своем имуществе, посмотреть, что я захватил с собой, заняться удочками. Крючки-то у вас есть в сельпо?
— Крючки у нас в сельпо есть только большие, дядя Алексей, а леску мы совьем такую, что ни одна щука не оборвет. В сельпо продаются шелковые, но у нас их никто не покупает: делают сами из суровых ниток. Я мог бы сбегать за такой леской, но, если что покупать, лучше бы нам пойти вместе с вами. Просто удивительно, какой у нас Крот вредный! Крот — это продавец в нашем сельпо. Как покупатель доверчивый попадется или мы, ребята, придем, он всегда поплоше подсунет. А если придешь перед закрытием магазина, ничего нам не отпустит, а скажет: «За сахаром мамка пусть завтра придет сама, а вам, ребята, тут нечего стоять, микробы пускать на товар». Мы уйдем из лавки, спрячемся за угол, а он еще погодит в магазине, потом выйдет, сам идет ставни закрывать и какой-то узелочек на ступеньку положит, «Эге, — думаем, — чертов Кротище навернул себе добрища!» Антошка раз подкрался да пощупал. А это фартук свернут, в каком Крот торгует, вот и все. Но все равно Крот очень вредный. Вот увидите, дядя Алексей!.. А на что мы ловим, я вам покажу сейчас.
Виктор принес из сеней свою удочку. Тонкий ее конец был обломан, и нитяная леска неимоверной толщины была привязана кое-как; вдобавок в трех местах она оказалась связанной узлами. Там же, где был привязан крючок, болтались махры.
— Неужели на такую удочку что-нибудь дельное попадает? — удивился дядя Алексей.
Он касался рукой обломанного конца, узлов на леске, махров у крючка, и перед Витькой и без слов выступали все безобразные недостатки его снасти. Но, отправляясь ловить рыбу, он всегда вспоминал о них лишь на берегу, разматывая удочку, когда переделывать было уже некогда: хотелось как можно скорее закинуть. Все это промелькнуло в его голове, и он ответил смущенно:
— Да, в нашей реке на эту удочку у меня хорошо попадает. Эту леску ни одни окунь не перекусит!
— Ну, мы с тобой оборудуем удочки совсем по-другому. Пойдем-ка, займемся этим делом. А потом надо подумать и насчет лодки.
В избе дядя Алексей достал брезентовый мешочек, перевязанный ремешком, где у него были рыболовецкие принадлежности. Рассматривать их было необыкновенно интересно, и Витька с Федей не отходили от дяди. Скоро к ним присоединился и двоюродный брат Виктора, Митюшка «теткин Дунькин». Он не решался идти в избу, a залез на изгородь перед окном и торчал на самом виду у дядя Алексея, пока тот не позвал его.
Витьку больше всего поразила необыкновенная, невиданная леска «Сатурн». Прозрачная и очень тонкая, сплошная, без единого узла, она по прочности превосходила даже толстые лески из конского волоса. И Виктор и Федя получили в свое владение удочки с этими замечательными лесками и выбежали во двор показать их ожидавшим уже товарищам.
В этот день Виктор почти не вспоминал о лодке. Не то чтобы он совсем забыл о ней и никаких укоров совести не испытывал. Нет, время от времени лодка возникала в его воображении, спрятанная в глухой протоке среди ивняка. И теперь, когда он показывал удочки Володьке Maлинину и Мише Савиных, ему так захотелось добежать к Антошке — может быть, он еще не уехал! — показать новые удочки, а главное, условиться этой ночью непременно поставить лодку на место, отделаться от нее совсем.
Но, забежав во двор избы Ломовых, он как-то всем сердцем почувствовал пустоту двора, облитого ярким солнечным светом. Дверь в избу была подперта снаружи колом, никого не было дома. Рядом, на соседнем дворе, две девочки, сидя на бревнах, играли в куклы.
Старшая, Мариша, с длинными, выгоревшими на солнце прядями волос, падавшими на прямой загорелый лоб, прикусив нижнюю губу, нанизывала на нитку голубые бусинки. Другая была бледненькая, из-под платка, повязанного по-бабьи, выглядывал ежик черных стриженых волос. Она покачивала завернутую в тряпочку куклу и пела тоненьким голоском:
Дам тебе я на дорогу
Образец святой…
— Эх ты, «образец»! — фыркнул Виктор, — Не знаешь толком, так уж не пела бы! — И щелкнул ее легонько по затылку.
Но девчонка ничуть не смутилась и продолжала петь, не обращая никакого внимания на Витьку:
Да, готовясь в бой опасный,
Помни мать свою…
— Мариша, — окликнул Виктор, — ты не знаешь, где Антон, где его мамка?
— Тетка Анна пошла сено грести в колхоз, — звонким голосом ответила девочка, — а Антошка на машине уехал.
На машине?
— Ага! В район поехал, с дядей Кинёвым. Нынче утром. А дядя Николай — по-за-вчера, — протянула она.
Из разговоров старших Витька знал, что отец Антона вызван в район в связи со следствием по его делу, но сам Витька не очень-то хорошо представлял, что это такое — «следствие». Теперь ему стало ясно, что друг его беспокоится, как поступят в районе с его отцом. Да, Антон поехал по серьезному делу.
А почему все-таки он не сказал об этом Витьке? Он же никому не расскажет. Сам-то Витька все выбалтывает своему другу, не таится. Или Антон считает его маленьким? Он моложе Антона всего на полгода, какой же он маленький?
Виктор медленно пошел домой, прикидывая, не попросить ли Володьку или Мишу помочь ему отвести в эту ночь лодку к плотине, но тотчас отверг это намерение: Володька был сильный, крепкий мальчик и они вдвоем прекрасно справились бы со своей задачей, но Володька непременно раззвонил бы об этом повсюду. Когда он идет вместе с товарищами, то всегда сообщает разные колхозные и ребячьи новости; он забегает вперед, заглядывает в глаза Витьке или Мише, проверяет, как им нравится его рассказ, и первый же над ним хохочет. Миша же Савиных надежный человек, положиться на его слово можно вполне, но он слабенький, а лодку надо поднимать четыре километра вверх по течению.
Приходилось ждать приезда Антона, а, как известно, ожидание — самая тягостная вещь на свете.
И Виктору пришла в голову мысль: во время отсутствия Антона действовать самому; раз уж он не может сам отвести лодку или сказать о ней, постараться найти настоящих воров — тех самых «городских». Их шляпы и хромовые сапоги, конечно, не могли остаться незамеченными в деревнях, где они проезжали. Минино, куда завтра собирался отец, лежало на левом берегу Светлой, между Бархатовой и Сунгутом, и тамошние ребята должны были знать о «городских». Значит, непременно надо было проситься с отцом и тетей Лизой в Минино. А когда Витька найдет воров, тогда он может спокойно вернуть лодку дяде Мише.