— Отсюда-то вы домой? — спросил дядя Филипп. — А то у меня тут велосипед — давно уже стоит, с самых дождей. Оставил до сухой дороги. Ты его, Витя, не отвел бы хоть к вам в Кедровку? От вас я его легко возьму.
Витька вспыхнул до самых волос, умоляюще посмотрел на тетю Лизу и спросил, волнуясь:
— Дядя Филипп, а мне можно на нем ехать самому? Я умею.
— Поезжай, только бережно.
Тетя Лиза поняла Витькин взгляд:
— С конем я прекрасно и без тебя управлюсь и отца твоего дождусь. Поезжай, поезжай!
— Нет, тетя Лиза, я лучше сбегаю у папки спрошусь. — И он побежал в контору МТС.
— Одно дело, значит, решено, — сказал дядя Филипп, — но и второе решение требуется принять: ждем вас, сватья, вместе с Алексеем Васильевичем в Ингу, к нам гостить. От Кедровки до нас машины ходят постоянно. Да и всего пути семь километров.
Тетя Лиза пообещала.
Так и вышло, что Витька поехал на базар вместе с отцом и тетей Лизой, а возвращался отдельно, самостоятельно. И это был совершенно особенный случай, который не часто встречается в жизни. На время обратного пути Витька делался полным хозяином прекрасного дядиного велосипеда. Он мог ехать как хотел: быстро мчаться на нем под гору и заезжать вверх, в гору, мог слезть и вести его за руль, мог сесть на поляне у дороги и рассматривать блестящую машину. Отец еще ни разу не давал ему свой велосипед в такие дальние поездки.
Выехав за поскотину — прямо дух перехватило, как хорошо! — Виктор с высокого берега Светлой увидел, что внизу на песках купается целая компания мининских ребят. И, хотя теперь Витька был почти уверен, что лодку угнали цыгане, не мешало спросить у них про «городских». Он по собственному опыту знал, что от ребятишек, сведущих во всем, что происходит на их реке и в деревне, можно многое разузнать. Да и велосипедом хотелось похвалиться. Он подъехал к берегу и слез с велосипеда.
— Ой, ой, вот это машина! — восхищенно сказал один из мальчиков.
— Дядя доверил отвести. — Виктор не снизошел до объяснений, куда отвести и почему «доверил» ему дядя свой велосипед.
После предварительного разговора о разных вещах Виктор спросил как бы между прочим:
— Вы, ребята, не встречали тут на берегу чужих? В шляпах и хромовых сапогах.
Ребята переглянулись:
— А зачем такие сюда поедут?
— Может быть, рыбачить. Возьмут чью-нибудь лодку, порыбачат и бросят, а сами уедут обратно.
— Нет, — сказали два мальчика, немного знакомые Витьке, — таких у нас тут не было.
Ребята оживленно заговорили: последние несколько дней, когда установилась хорошая погода, они все время проводят на берегу Светлой.
— У нас даже школьный участок к самому берегу подходит, — сказал мальчик постарше других, аккуратно одетый в майку и новые брючки. — Я там каждый день работаю, и я бы видел, если бы кто новый появился на берегу.
«Ну, все! — сказал себе Витька. — Некому, кроме Романа, угнать лодку. С кем-нибудь из своих и угнал!»
Витька посидел с ребятами полчаса, рассказал, что к ним приехал дядя из Москвы и подарил ему такую тоненькую леску, которая в воде совсем незаметна, но леска эта «выдержит тяжесть в восемь килограммов!» Мальчики заспорили, никто из них не слыхал о такой леске, и Витька еще некоторое время употребил, чтобы убедить их в правильности своих слов.
Потом он ловко вскочил на велосипед и поехал домой. Настроение у него было самое веселое: он напал на важный след! К тому же двенадцать километров увлекательного пути были перед ним. Витька ехал на дядином велосипеде по лесной дороге и распевал от избытка радости необыкновенные стихи собственного сочинения.
В них было и про войну, и про самолет, который несется над морями и лесами, и про бесстрашных боевых командиров.
Добравшись до Кедровки, Витька торжественно и спокойно проехал по селу на красивом, сверкающем никелем велосипеде, перехватывая, к своему удовольствию, завистливые взгляды встречных ребятишек. Он застал всю семью дома: отец с тетей Лизой не только вернулись из Минина, но успели пообедать и собирались вместе с дядей идти ловить рыбу бреднем. С ними, конечно, увязывался и Федя. Тетя Лиза стояла во дворе, ей было поручено нести ведро под рыбу,
— Интересно! — сказал отец. — Или у Филиппа велосипед тяжел на ходу, или Витька тяжел на ходу, но за это время я бы до Усть-Светлой доехал.
— Нет, папа, этот велосипед вовсе не тяжел, но дядя Филипп велел ехать бережно. Я так и ехал. Десять минут отдыхал на поляне и — вот! — тете Лизе букет нарвал.
Витька передал тете Лизе большой красивый букет (она сразу пошла ставить его в крынку с водой) и задумался: почему же, в самом деле, он ехал так долго? Он догадывался, что те «полчаса», которые он провел с ребятами на песках у Светлой, и те «десять минут», которые он просидел на поляне в созерцании велосипеда и в изучении разных мелких деталей его устройства, имели другую величину по общепринятому счету времени.
— Что это ты, Виктор, притих? Устал, что ли? — спросил отец. — Пойди отдохни.
Ну, нет, Виктору уставать да отдыхать не приходилось: разве мыслимо было пропустить такой поход, тем более что сегодня он даже еще не купался! С лодкой теперь все ясно, осталось только половчее сказать о ней.
— А можно, я пойду с вами и дядей Алексеем? — весело спросил он.
— Можно, только поешь на дорогу, еда в печке.
Когда Витька вошел в избу, оказалось, что маленький Андрейка, оставленный на свой собственный страх и риск (Катя во дворе, расстелив бредень, просматривала, нет ли порванных ячей), за это время поспел выгрести изрядное количество золы из печки и, окончив это дело, занялся другим: сидя на полу, уже спускал через щель в подполье последнее медное кольцо из отобранных отцом для починки сбруи.
Витька затопал ногами и зашипел, подбираясь к Андрейке, что должно было обозначать намерение напугать братишку и отвадить его от бесполезных занятий. Но Андрейка безмятежно смотрел на брата круглыми голубыми глазами; на носу у него припухло от укуса мошки, а на щечках в обе стороны от носа лежали два коричневых крылышка загара. Вид у него был такой уморительный, что Витька засмеялся, подхватил его под мышки, поднял высоко и в полном сознании старшинства покровительственно сказал:
— Эх ты, карапуз! — И. выйдя на крыльцо, так же значительно позвал: — Катя, останешься с Андрейкой.
На что Катя звонко захохотала, и за ней засмеялся дядя Алексей.
С БРЕДНЕМ РЫБАЧИТЬ!
Через Светлую переправились по очереди на обласке. Первой поехала тетя Лиза, а Виктор разделся и стал переплывать реку рядом с обласком, чтобы вернуться на нем за следующей партией. Но на этот раз не обошлось без приключения: тетя Лиза все-таки перевернулась вместе с обласком на середине реки. Не растерявшийся Витька, поймав свою одежонку, помог ей приплавить обласок к берегу. Пока за кустом боярышника тетя Лиза выжимала платье, остальные переправились без всяких происшествий.
Когда все пошли к озеру по тропинке, Витька, чувствуя себя умелым и ловким на воде и на суше, необдуманно сказал:
— Вот тут мы дроздов разоряли! — и сейчас же пожелал забыть сказанное.
Но Федя, семеня по тропинке своими маленькими ногами, добавил:
— Я всегда ка-ак жалею, когда они голеньких птенцов из гнезд вытаскивают! Жа-алко!
— Если я еще раз услышу… — нахмурился отец. — Вообще, Виктор, помни сказанное.
У Витьки мелькнуло в голове притвориться и спросить: «Какое сказанное?» — потому что «сказанного» было много. «На все случаи жизни!» — как пошутил однажды дядя Филипп, присутствовавший при одном из объяснений отца с сыном. Но, к счастью для себя, Витька удержался: кто его знает, что еще будет впереди!
Сначала забрели несколько раз по озеру, и ребята, раздевшись, прыгали по мелкой воде — загоняли рыбу. Когда бредень вытянули на отложье, в нем среди травы трепыхалось несколько крупных бронзовых карасей и множество мелких, цвета темного золота.
— Пятачки! — презрительно сказал о них Витька, все же собирая карасей в ведро, наполненное водой.
Свернули мокрый бредень, перекинули на палку, и отец с дядей понесли его через широкие луга, к пескам, в сторону той протоки, где была спрятана лодка. За эти несколько дней трава на лугах стала выше, распустились новые цветы, и весь вид луга от этого изменился. Тот его золотой оттенок, который был в июне от бесчисленных блестящих желтых лютиков, заменился розово-белым от расцветших повсюду высоких тысячелистников с мелкими белыми цветочками и розового клевера. От клевера кругом пахло теплым медом.
Местами яркие голубые цветочки — вероника, как назвала их тетя Лиза, — синие герани и лиловый мышиный горошек стояли озерками. Остроконечные акониты вымахнули высоко, у них только еще начали раскрываться нижние ярко-синие цветы. Это Витькин любимый луг! И хорошо, что дядя и тетя застали его во всей прелести: скоро этот луг скосят.
Направо виднелись мягкие увалы, переходящие в длинный высокий склон, поросший лиственным лесом.
— Вот сюда мы зимой приходим кататься на лыжах, — показал Витька.
— Узнаешь, Алексей? — спросил отец. — Вот за теми холмами кедровник, мимо которого мы ехали. Около деревни Бархатовой, нашего же колхоза.
— Как не узнать! Редкой красоты кедровник.
Сколько бы раз Витька ни подходил к кедровнику, всегда, как только за зелеными увалами показывались над лесом круглые вершины высоких кедров, он радостно прибавлял шаг. Густая темная зелень их казалась бархатной, она была полна неиссякаемой жизненной силы. Уж не от этого ли и деревню назвали Бархатовой? С широкого луга кедры на опушке были видны целиком; их могучие стволы несли на себе тяжелую массу ветвей и хвои…
— Как раз перед твоим приездом подхожу я к. Бархатовой и вижу — в кедрах у них дым клубится, как будто взрывы происходят. Что такое? Неужели же кедр загорелся? Никогда такого не видал. Захожу к Феоктистову, Степану, спрашиваю: «Что там у вас дымит?» А он отвечает: «Неужто ты никогда не видел? Это кедр цветет».