Когда пошли по росистому лугу, накинулись комары, будто кто пригоршней сыпал их в лицо. И Витька, и тетя Лиза то и дело хлопали себя по лбу, по затылку, но не жаловались. Впереди показался изгиб старой Светлой: тихая синяя вода, у берегов покрытая круглыми листьями и желтыми цветами кувшинок. Поперек русла между двумя высокими кольями виднелся длинный ряд поплавков, ставной сетки. Поплавки колебались и ныряли, по воде от них расходились круги: в сети была рыба. Витьке сильно хотелось посмотреть, что там за рыба, но без лодки не доберешься. За кустами тальника открывалось гладкое тихое плесо.
— Дядя Алексей, наверное, там, — сказала тетя Лиза. — Сейчас его увидим.
Дядя стоял на лодке недалеко от берега, в защитном комбинезоне с длинной «молнией», держал в руке тонкое удилище и быстро сматывал леску на катушку. Вот навстречу ему из воды выпрыгнула серебряная рыбка — блесна.
— А-а, — сказал он, — пришли, наблюдатели! Идите вон туда по берегу, где не топко. Я подъеду за вами.
На воде комара было меньше.
Перебьем тех, какие за нами увязались, — сказал Витька, следом за тетей Лизой садясь в лодку, — и дело с концом!
Но перебить комаров оказалось не так легко.
— Что-нибудь поймалось? — зашептал Витька.
Но дядя поднял руку: Витька понял, что он полез с неуместным вопросом.
Он с любопытством смотрел на невиданную им удочку Удилище было небольшое, тонкое к концу, а ручка у него была толстая и обделана пробкой. «Легкое, и держать не скользко», — подумал Витька. Дядя Алексеи размахивался, и блесна далеко летела, разматывая тонкую леску так легко, что нужно было придерживать край катушки пальцем. Блесна падала в воду то неглубоком месте, где берег ясно и чисто отражался в спокойной воде, то к торчавшим из воды кольям, поставленным для сетей. Широко расходящиеся круги сильно колебали воду, и от этого длинные отражения, кольев волнисто змеились. Казалось, будто по воде быстро чертили карандашом.
Дядя ловко сматывал леску; Витька понимал, что сейчас блесна, как живая рыбка, бежит под водой к лодке, и замирал: вот-вот щука кинется за ней! Но блесна у берега часто захватывала траву, а когда дядя Алексей закидывал ее на середину плеса, приходила сверкающая и пустая: щуки почему-то не трогали ее.
— А ведь вечером здесь, куда ни погляди, плавилась рыба, — сказал он.
— Вон, смотрите, трава качается, — показал Витька, тихонько подгребая веслом. — Это рыба ткнется и качнет.
Чем дальше плыли по старой Светлой, тем она становилась прелестнее. Высокие берега реки, густо поросшие тальником и черемухой, были светлые и молодые, точно весной. У самой воды реку обрамляли заросли хвощей, сизых от мельчайших капелек росы. За поворотом открывалось такое обильное и свежее пространство, что незнакомо полная, сильная радость почему-то стеснила Витькино сердце. Ему хотелось все смотреть и думать о чем-то большом, хорошем.
Вот как здесь у нас чудесно! — помолчав, сказал Витька. — У нас тут везде хорошо!
И вдруг он вспомнил, что, пока он здесь доставляет себе радость плавать по Светлой и смотреть на новую дядину удочку, его друг поехал в район со своим отцом и как ему там приходится — неизвестно! Как бы суметь помочь ему? Вот это была бы настоящая дружба! Мысль о друге была настойчива и требовательна: друг должен принимать участие в беде товарища, иначе какая же это дружба? Впору было сразу же кинуться искать Антона! Сегодня он должен вернуться из района, непременно надо нынче же утром сбегать к нему. И как это все что-нибудь да мешает Витьке в его намерениях!
— А не будет ли щука лучше браться — за поворотом? Как ты думаешь, Виктор? — после многих неудачных забросов спросил дядя Алексеи.
— Да, я думаю, щука там будет браться, — ответил Витька, немножко подумав и прямо заглянув в глаза собеседнику.
Витька в первые же дни приезда родных понял, что дядя Алексей заметил какую-то особенность его речи, но сам Витька не мог разобрать, хорошая эта особенность или нет. Он все собирался прислушаться к собственным словам, но вспоминал об этом уже после того, как разговор оканчивался, а как он только что говорил, он уже забыл.
Витька чувствовал, что с приездом дяди Алексея и тети Лизы он как будто стал виднее сам себе. Так, он никогда не обращал внимания на свой вид, разве только иногда считал нужным уничтожать бородавки на руках, а тут взгляд дяди Алексея или тети Лизы открывал ему. что он опять забыл вымыть ноги или руки или надел рубашку с оторванной пуговицей. Сейчас, наклонившись над рекой, он стал рассматривать отраженный в воде свой нос, а кстати взглянул и на все лицо. Он увидел светлые волосы над самым обыкновенным лбом, серые глаза на коричнево-розовом лице и — больше на ощупь — убедился, что нос, смазанный вчера сметаной, стал гладким и ровным. Почему же он иногда ловил на себе одобрительный взгляд дяди Алексея? Он не мог угадать, что, когда человек смотрит на свое отражение в воде или — что одно и то же — в зеркале, глаза бывают скучные, а дяде видны его настоящие глаза — живые, прямые, сообразительные глаза, которые выражают, что человек думает, радуется, растет.
Они заехали в самый дальний угол старицы, маленький исток был в конце ее.
— Там у нас ключи, — сказал Витька.
— Вот туда и забросим.
Витька, раздумывая, почему в это утро щуки не берут, понемногу отвлекся и перестал следить за ловлей. Он увидел, что по берегу старицы идут две девушки с граблями на плечах: на этом лугу вчера уже косили. Заметив в руках дяди Алексея необыкновенную удочку, они остановились, пересмеиваясь между собой: хотя удочка и диковинная, но рыба на нее. видно, не ловится!
Вдруг по всей фигуре дяди Алексея Витька почувствовал напряженное внимание. Он увидел, как дядя резко взмахнул спиннингом, подсек, и сразу удилище напряженно согнулось. В прогалине между желтыми кувшинками, в том месте у истока, куда только что упала блесна, что-то большое вылетело из воды и шумно бухнулось обратно. Листья кувшинок закачались. Девушки побросали грабли, всплеснули руками и, подбежав к самому берегу, тут и сели на траву.
Держа удилище наклонно, дядя начал подматывать катушку. Витька смотрел теперь неотрывно. Леска шла туго, катушка, поставленная на тормоз, тихонько трещала. Витька хотел привстать, чтобы лучше видеть, но тетя Лиза тронула его за плечо, и пришлось сесть на место.
Но просто сидеть и смотреть было невозможно. Рыба явно приближалась к лодке… и вдруг — р-р-р-р! — катушка громко затрещала. Витька так и обмер: «Сорвалась! Да как же это!..» Тут уж он вскочил. Но леса была по-прежнему натянута, дядя продолжал умело и па вид спокойно ее подматывать. И Витька понял, что щука не ушла. Так повторилось еще два-три раза.
Следя по направлению лесы, он вдруг увидел в воде рыбу. Она была живая, ловкая, сильная, и больше всего удивило Витьку, что лопасти хвоста и плавники ее были округлые, легкие и шевелились спокойно — щука, казалось, сама подплывала к лодке. До чего интересно!
Дядя Алексей, держа теперь удочку в одной руке, другой потянулся за сачком, но щука, поднимаясь к поверхности воды, вдруг метнулась в сторону, так что бурун пошел, и кинулась под лодку. Конец удилища сильно изогнулся. «Ну, все пропало…» Сердце у Витьки колотилось. Если бы ему хоть что-то делать, помогать… Сидеть спокойно было невмоготу. Но дядя Алексей ловко вывел щуку из-под лодки прямо в погруженный в воду сачок.
— Экая махина!.. — выдохнул Витька, когда дядя сбросил добычу в лодку.
Щука извивалась, била хвостом. Большая попалась рыбина! Дядя отер рукой пот со лба.
— … И на такую тоненькую леску! — докончил Витька.
— Ой, рыбак! Ой, рыбак! — громко кричали девушки, выражая полное одобрение.
— Эй вы, лодыри! Так-то вы трудодни зарабатываете? — радостно орал Витька, но девушки, смеясь и разговаривая, уже шли своей дорогой.
Дядя и тетя Лиза тоже весело смеялись. Как же: нелегкое было дело — этакую чертяку вытащить!
Солнце было уже высоко, и рыбаки повернули обратно. В зарослях хвощей каждая темно-зеленая хвощинка держала в середине расходящихся веточек крупную каплю. Все капли светились и переливались, как маленькие радуги. За лесом голосисто кричала кукушка.
Уже причаливали к старой иве под крутым, заросшим травой берегом. Витька стоял на носу, готовый выпрыгнуть и подтянуть лодку. Сейчас он окружит цепью старый ствол и запрет лодку на большой замок…
В это время с берега спустился и подошел к ним высокий и худой сутуловатый человек с кустистыми бровями, в старой поярковой шляпе. Он смотрел не на Витьку, а на дядю Алексея.
— Дядя Алексей, это дядя Миша бархатовский, — от неожиданности зашептал Витька.
— Вот какая хорошая встреча! — сказал дядя. Упираясь шестом, он легко пробежал по борту лодки, соскочил на берег, вытащил лодку повыше и поздоровался.
Витька сказал:
— Здравствуйте, дядя Миша!
Дядя Алексей и дядя Миша оживленно заговорили, как будто век знали друг друга. К улову на такую снасть дядя Миша отнесся одобрительно и внимательно стал рассматривать удочку. Витька неизвестно почему подал руку тете Лизе, а когда она вышла, долго и старательно привязывал лодку.
— Тут-то чего привязывать, — ворчливо сказал дядя Миша, — ее теперь отсюда до осени не возьмешь. Это не на реке.
— Я слышал, у вас, Михайло Егорыч, лодку уплавили? — спросил дядя Алексей. — Нашли?
— Где она найдется! Я все думал — ребятенки загнали, приведут. А лодки нет и нет вот уже пятый день. Греха с ней сколько! — Он махнул рукой. — И на того подумаешь и на другого. Ну, найду этих жуликов — голову отверну!
— А вот говорят… — выскочил было Витька, но осекся и тут же, покраснев, замолчал.
— Что «говорят»? — строго спросил дядя Миша.
— Нет, это я просто слышал… — смутился Витька и вдруг сказал, словно сорвался: — Дядя Миша, а может быть, это цыгане лодку украли?
— Во сне увидел! — отрезал дядя Миша. — Какие цыгане?
— Да ведь цыгане у нас проезжали…
— Так что ж, что проезжали?