Витька не ответил.
Дядя Миша испытующе посмотрел на Витьку и достал кисет с табаком.
— Курите? — спросил он дядю Алексея и оторвал длинный лоскуток газетной бумаги.
— Курил, да велено бросить хотя бы на месяц-два — отдохнуть от курева. Вот и бросил.
А на месяц бросишь, так и не начинай сызнова. Курить-то доктора не велят… Ну, и что ж ты хотел сказать? — снова обратился он к Витьке.
— Там у них, дядя Миша, есть один такой… в шляпе и хромовых сапогах, с кнутом. Кажется, его Романом зовут.
— Да ты что? Опомнись! — Дядя Миша от возмущения всплеснул руками. — Придумать только: Роман! Роман у меня лодку уведет, когда он меня сколько лет знает! Котлы на маслозаводе кто лудил? Его ребята, У меня баба самовар распаяла, Роман как раз в избу зашел: «Давай — починим, лучше нового будет». И до сих пор самовар служит. Нет уж, не люблю я, когда зря на людей говорят: цыгане, цыгане… а это же старые понятия.
Дядя Алексей засмеялся:
— Простите, Михаил Егорыч, вспомнил смешное, — и рассказал, как цыганка заходила к матери Витьки напиться.
— Э! Это есть у них, не спорю. Гаданье там, глупости разные… А про тебя, Витька, гляди — скажу Роману, он тебя так кнутом вытянет, за мое почтение!
Старик совсем разволновался. Может быть, и правда Роман неплохой человек и Витька зря наклепал на него… Но если не Роман, то кто же?
— Я больше не буду, дядя Миша, так говорить, — сказал он.
— Не будешь, и ладно.
— Жаль, что с лодкой так вышло, — сказал дядя. — Я как раз хотел у вас лодку попросить.
— На этой лодке свет клином не сошелся. Вот послезавтра поеду, привезу на плотину старую лодку. Тоже подходящая лодка. И пользуйся ею, хоть к себе в Кедровку угони. Только этим пострелам, — он взглянул на Витьку, — одним не давай.
Они поговорили еще о приволье здешних мест; мельник пригласил дядю Алексея заходить: нужно бы посоветоваться об электростанции, и они расстались, видимо довольные друг другом.
Вырезав из ивовой ветки прочную рогулину, чтобы удобнее было нести щуку, рыбаки повернули к дому.
— Михаил-то Егорыч каким молодцом! — похвалила тетя Лиза. — Хорошо побрит.
— У нас только деды с бородами, — солидно сказал Витька, — вроде Жукова!
— Ну, а дядя-то Лаврентий? Совсем не дед, а с бородой.
— Борода бороде рознь, — заметил дядя Алексей. — Лаврентия Кузьмича борода только красит.
Поднимаясь по проулку, Витька увидел, что ставни в сельпо открыты и на крыльце стоит плотный седой человек, одетый в синюю рубашку с цветистым галстуком и в синие военные брюки, заправленные в сапоги. Витька тронул дядю за руку.
— Дядя Алексей, это и есть Крот! — шепнул он.
— Ну? Совсем не таким я представлял его себе, — ответил дядя. — Так этот самый Крот и говорил вам, что вы ему микробов напускаете?
— Этот самый, дядя Алексей!
— Интересно… А ну-ка, зайдем в лавку.
Когда все поднялись на крыльцо, Крот, успев зорко осмотреть незнакомых людей, поздоровался первый и приятно улыбнулся», хотя улыбка и обнаружила скорее привычное обхождение, чем удовольствие видеть дядю Алексея и тетю Лизу. Однако в этих тонкостях Витька не очень разбирался.
Увидев щуку, Крот рассыпался в похвалах, восхищаясь тем, что столичный рыбак уже поймал в их водах такую рыбу.
— Замечательна фаршированная! — обращаясь к тете Лизе, заключил он. — И с некоторым сопровождением… — Тут он наклонил голову в сторону дяди Алексея и снова приятно осклабился.
Витька смотрел во все глаза.
— Полюбопытствуйте на наш ассортимент, — сказал продавец, пропуская дядю Алексея с тетей Лизой вперед в лавку и сам заходя за ними. — Обрадуете, если чем-нибудь смогу услужить.
Такого масляного выражения лица у Крота Витька еще ни разу не видал и такого обращения с покупателями не слышал. Ему показалось это очень смешным, и он отвернулся.
— Это ваш племянник? — спросил продавец. — Ничего, славный мальчик. Я люблю, когда ребята заходят, но, к сожалению, не всех их можно оставлять в магазине без присмотра. Вот с ним, — он указал пальцем на Виктора, — ходит приятель — форменный хулиган!
Витька резко обернулся и посмотрел в упор на продавца, но его это ничуть не смутило.
От таких хулиганов надо держаться подальше, — прибавил он.
— А чего он вам сделал? — грубо спросил Виктор.
— У меня, милый, даже артистических слов не хватает, чтобы все пояснить… — достойно возразил продавец.
Дядя Алексей перебил его:
— Меня интересует ваш ассортимент только из любопытства: что завозят в деревню, что й как покупается, — сказал он, пристально, чтобы скрыть улыбку, глядя на карман синей рубашки продавца, откуда торчала новенькая авторучка. — Сейчас нам нужно только два килограмма колотого сахара, если он у вас есть, товарищ…,
— Кротиков, Поликарп Игнатьевич.
— …товарищ Кротиков.
— Сию минуточку! — поклонился продавец, исчезая в двери за прилавком. Он шел, не переставляя ноги, а двигая ими, словно шел на лыжах, повертывая кругленьким плотным задом; может быть, он и походку изменил из уважения к дяде?
— Сейчас он хорошего сахара принесет, — зашептал Виктор, приметивший и оценивший улыбку дяди Алексея, но тот прикрыл рукой его губы и покачал головой.
В это время с улицы в лавку вошли две женщины; одну из них Витька уже показывал дяде и тете Лизе: это была бабушка Зайчиха, замечательная тем, что ей уже перевалило за сто лет. Она пережила двух мужей. Второй, «дед Заяц», как пояснил Виктор, умер недавно. Тетя Лиза приветливо поздоровалась с нею.
Бабушка Зайчиха хорошо слышала и видела. Отличительной чертой ее были очень большие, несоразмерные с ростом, руки и ноги.
— Отвесь-ка мне сахарку, — сказала она вслед удаляющемуся продавцу.
Продавец быстро вернулся, неся небольшой мешок, из которого ловко и точно отвесил сахар дяде Алексею. Получив покупку, дядя и тетя попрощались и пошли к двери, а Витька остановился у другого конца лавки, как будто рассматривая велосипеды.
Догнал он своих на улице, уже около дома; он бежал, подпрыгивая, его круглое, чуть скуластенькое лицо выражало чрезвычайное удовольствие: все получилось так, как он думал.
— Только вы не говорите дома про щуку, — шепнул он тете Лизе, — идите в ворота, а я обойду проулком.
Во двор Витька вошел через огород и спрятал щуку в сенях.
Дома он быстро заглянул в пакет, который дядя положил на стол.
— Вот я и проверил, дядя Алексей! — сказал он с гордостью. — Вам-то Крот какой сахар отпустил? Сухой, крепкий… глядите, даже голубоватый — вот какой! А бабке Зайчихе он после вас вешал из другого мешка, и тот сахар вовсе сырой. Мы знаем, нас с Антошкой он сколько раз обманывал.
— Мне показалось, Крот ваш не такой плохой, — сказала тетя Лиза, — он очень любезен.
— Ой-ёй-ёй, «неплохой»! — воскликнул Витька.
Дядя почему-то ничего не сказал, но взгляд его как будто располагал к дальнейшему разговору.
— Вот хотите, дядя Алексей, я за чем-нибудь сбегаю, куплю, а вы посмотрите. Он когда видит, что покупает школьник…
— Ладно, Виктор, — сказал спокойно дядя, — о Кроте рассказывать довольно.
ТОВАРИЩИ
— Ну, не принесли рыбы, так и кормить вас не стоит! — сказала мать и засмеялась: — Скорей идите завтракать, так уж и быть!
За столом уже сидел в ожидании Федюшка и постукивал по столу ложкой.
— Пришли! — закричал он. — Покажите рыбу!
— А ты покажи руки! — ответил Виктор, подходя к столу.
Еще в первый же день приезда дядя Алексей сказал Феде:
— Ну, нет, садиться за стол с такими лапами нельзя.
Федя посмотрел на маленькие свои руки: ничего особенного он в них не увидел. Правда, руки были в царапинах и в «цыпках», но так было уже давно. Он все же пошел к умывальнику и долго, тщательно намыливал и скреб руки. Пришел, положил обе на скатерть. Дядя похвалил, и Феде самому понравилось.
Первые дни Федя еще забывал мыть руки, но однажды перед обедом он вместе со всеми купался. Как всегда, плавали и в воде барахтались, и песком себя натирали, и снова обмывались в реке. Наконец дядя Алексей стал одеваться. Витька и Федя поспешили натянуть рубашонки.
Пришли домой как раз к обеду. Стали садиться за стол, а Федя сказал:
«Пойду-ка вымою руки перед обедом!»
Все засмеялись: вот до чего дошел Федя — и чистые руки моет.
Сегодня Виктор, как старший, снисходительно осмотрел Федины ладони с растопыренными пальцами и похвалил брата:
— Ну, если руки чистые, заслуживаешь, чтобы и мы тебе что-то показали!
Удалившись в сени, он возвратился, неся на вытянутых руках пойманную щуку, и положил ее перед всеми на половик.
— Ой-ёй-ей! — с восхищением закричал Федя. — какая большая!
Витька с достоинством человека, участвовавшего в охоте за такой рыбиной, сказал:
— Ясно, большая. Поймана нами на спиннинг, — и полез за стол.
— Поди-ка, рыбак, сам руки вымой, — сказала мать. И прибавила: — Хорошо, Витька хоть дядю ждал, так бородавки с рук свел тракторной мазью. Бегал сам, у наших трактористов выпросил.
Зачем было об этом говорить, Витька не знал и пожал плечами.
— Не гримасничай, Виктор, — вставила Катя особым, значительным тоном.
Виктор, не отвечая сестре, мигом побежал, сполоснул руки. Намечавшаяся стычка на этом и кончилась. Удержаться ему помогло то новое, что вошло в дом с приездом родных. Это новое проявлялось в заботах матери и отца о гостях, в желании, чтобы все было хорошо при них. И Витька это понимал.
— Ну, вот и ладно, что Виктор с дядей и тетей ходит нынче, — сказала за завтраком довольная сыновьями мать. — И вам все покажет, и самому хорошо. У нас ведь тут всякие ребятенки: есть смирные, как Митюшка, а вот Витькиного дружка, Антошку, мы с Григорием давно хотели отвадить — вредный такой парнишонка…
— «Отвадить, отвадить»! — грубо перебил Витька.
Обида за Антона вновь вызвала прилив того прекрасного чувства дружбы, с каким он думал об Антоне на реке. Сейчас он особенно ясно представлял себе лицо друга, его смелый взгляд и всю трудность дела, из-за которого тот поехал в район. Мамка называет Антона вредным, и все ее слушают. Но никто из них не знает, как Антон беспокоится и переживает за отца.