— Лучше, чем экзамены сдавать? — спросила Таня-Кума.
— Это совсем разное. Тут покой, отдых… (В тоне, каким это было сказано, Витьке что-то не понравилось.) А то — волнение, напряжение всех чувств, и…
— Победа! Так?
Тоня тряхнула головой и ответила:
— Хотя бы и так.
— Тебе хорошо, ты все на «отлично», — вздохнула Таня-Кума.
— И ты можешь все на «отлично».
— Могу, да не выходит.
— Ого, — насмешливо сказал Витька, — все на «отлично»! Ну, это уж ладно. Только почему это, Антон, когда девчонки одни, то разговаривают между собой обыкновенно, а если их кто-нибудь слушает, представляются: «Тут покой, отдых! … — Он скривил губы в гримасу. — У меня напряжение всех чувств!» А еще в Томске учится!
— Важничает перед Таней, — сказал Антон, — а Таня, погляди, как ее обгонит.
Девушки пошли по берегу, увязая в горячем песке туда, где выше по течению они всегда купались.
Витька поглядел им вслед и тут услышал разговор за своей спиной. Он обернулся и вытаращил глаза: к ним по краю высокого берега шли дядя Алексей и учитель Андрей Степанович! Когда и как они познакомились, было неизвестно, но не иначе — дядя затеял какой-то разговор, касающийся Витьки!
Витька давно понял, что каждый случай жизни, каждое дело, будто бы и постороннее, западает в голову дядя Алексея и через некоторое время вдруг оказывается, что он и не выпускал его из головы, думал об этом деле и неожиданно разобрался в нем. а если надо, дал ему ход. Очевидно, про школу дядя спрашивал не зря и, конечно, не забыл, как ответил Витька на его вопрос.
Все это подтвердилось, когда дядя и высокий, с шапкой седеющих волос и впалой грудью учитель Андрей Степанович подошли и остановились выше на берегу.
— Ну, как дела? — спросил учитель.
Этот вопрос учителя был известен всем ребятам класса: Андрей Степанович не только преподавал русский язык, но уже два года был классным руководителем и знал многое о семьях своих учеников.
Витька и Антон поднялись наверх и, поздоровавшись ответили, что все свои дела на сегодня они уже закончили.
— Мы с Антоном тут встретились и отдыхаем, — заключил Витька, не вдаваясь в подробности, какие именно дела были им сделаны сегодня.
— Тебе, Виктор, пожалуй, не от чего особенно отдыхать, — усмехнулся дядя. — Ты, кажется, не очень утруждаешь себя.
— Я и не говорю, дядя Алексей, что это я устаю, но Антон пришел после работы, он лен мял, и, конечно, прошлогодний, пыли в нем до черта… — и Витька осекся.
— Да, — сказал Андрей Степанович так, будто они уже разговаривали с дядей Алексеем на эту тему, — эти оба — мои хорошие ученики. — И большой своей ладонью поерошил волосы на голове Антона.
— Кажется, оба действительно способные ребята, — сказал дядя.
Учитель задумчиво глядел перед собой на воду Светлой.
Виктор думал, что Андрей Степанович сейчас скажет хорошие слова о нем, Витьке, скажет: «Это у меня лучший ученик: читает прекрасно, он у нас и математик хороший», как уже однажды говорил в школе при секретаре райкома.
Но Андрей Степанович сказал:
— Д-да. Так вот, из этой головушки будет толк! — Он снова провел ладонью против коротких, ежиком, волос Антошки и задумался, глядя на реку. — Смотри-ка, Антон, на правой удочке у тебя дергает! — И, когда Антошка метнулся вниз по склону к воде, учитель посмотрел на дядю Алексея-. — Гордый, неуживчивый характер, большое самолюбие. Есть причины для этого. Характер!
Что хорошего, если человек «гордый, неуживчивый», Витьке было и непонятно, и имеете с тем он чувствовал, что это и впрямь хорошие, достойные черты.
Но самое удивительное было то, что учитель говорил почему-то не о нем, он не заметил, что все-таки лучший-то ученик из них именно он, Виктор! А Витька всегда так и считал. По давно уже сложившемуся мнению Виктора о себе самом, он был смелый и ловкий мальчик, все знал и обо всем мот поговорить и даже поспорить; он все мог сделать, и если не делал, то просто потому, что ему не хотелось. Куда бы он ни пришел, ему казалось, что это он главный, кого дожидались товарищи и не начинали без него никакой игры. То, что товарищи без него заложили прекрасный фруктовый сад на пришкольной площадке, Виктор не брал в счет: он просто не хотел тогда работать в саду, а его и не позвали — только и всего!
— Андрей Степанович, — сказал Витька, — а как я учусь? Вот дядя Алексей хотел со мной в школу зайти, спросить.
— Как ты учишься? — Учитель хитро подмигнул ему глазом: — Хочешь, чтобы я тебя похвалил? Ну что ж, и похвалю.
Витька даже подобрался весь поближе к Андрею Степановичу, и рот его немного открылся.
— Похвалить тебя можно за выразительное чтение, только ты часто любуешься собой, когда читаешь вслух, и даже гримасничаешь… — Андрей Степанович рассмеялся, припомнив что-то, — А как вы думаете, Алексей Васильевич, хорошо товарищу подсказывать только на четверку?
Витька покраснел, а дядя Алексей спросил:
— Как так — на четверку?
— А так. На пятерку он, видите ли, сам знает, а товарищу взялся подсказать, да и пожалел: подсказывая, кое что пропустил — пусть получит четверку.
— Правда это, Виктор? — спросил дядя.
Виктор кивнул головой.
— Вот то-то и есть! Учишься ты хорошо, а вот хитроумие какое-то есть у тебя. Мы сейчас с тобой не на уроке, и я скажу тебе: уж если помогать товарищу, надо делать это полной мерой. Конечно, не подсказкой на уроке, не таким способом это делать.
— А если бы, — решился Виктор, — я ему подсказал на пятерку, вы, Андрей Степанович, все равно не поверили бы.
— Ты так это объясняешь? — сказал учитель, вглядываясь в густой розовый отсвет заходящего солнца на поверхности воды. — Ну, а почему ты, брат, не являлся работать на пришкольной площадке? Не хотел?
— Мне, правда, почему-то не хотелось. — Виктор посмотрел на Антона — он опускал крупного ерша в большой медный чайник, взятый с собой для этой цели. — Дома мать на огород посылает, да еще в школе. Нас бы с Антоном…
— Вас с Антоном я куда угодно послал бы, ребята вы толковые, но только тогда, когда я увижу, что ты работаешь наравне с другими. Сколько часов мы работали на своем участке, ты знаешь?
Виктор не знал; ему казалось, что работали долго.
— Шесть дней по два часа в день. Это много, по-твоему?
— Нет, не много.
— Ну, вот и сделай вывод сам: реши задачу.
— Да, Андрей Степанович, — самым убедительным тоном сказал Витька, — я разве с этим считаюсь — много времени работать или мало? Я все бы это мог сделать, но в тот день мне не хотелось, и я подумал, что один раз я не пойду. А почему вы меня не позвали?
— Потому что, друг мой, я слышал, кто к вам приехал; побыть с дядей тебе полезно. А кроме того, нам не надо было собирать всех: те, кто пришел, прекрасно справились со всей работой и теперь образовали звено садовников. У них уже распределена вся работа по уходу за садом.
— А мне можно будет с ними работать?
— Там видно будет. Если расширим сад.
— Ну, уж конечно, сад надо расширить! — сказал Витька, загораясь желанием тоже поработать в саду.
Учитель хорошо его понял.
— Эх, Виктор, Виктор! — покачал он головой. — Был бы ты совсем хорош, если бы…
Но Витька не стал вникать в предположения и пожелания учителя. Он увидел, что к берегу Светлой, где купались девочки, идут Катя с Матвеем, и, как всегда, Матвей так внимательно слушал Катю, будто она говорила невесть какие умные вещи. Матвей был, по мнению Витьки, красивый парень; посмотреть только на его сильные гладкие руки, когда он стоит у горна в кузнице, на правильные черты лица — он точь-в-точь похож на вождя гладиаторов Спартака, каким его изображают в книжке. Витька любил рисовать и часто примеривал, на кого похож тот или другой человек; он очень легко схватывал сходство в чертах и даже пробовал изображать сам на бумаге знакомые лица.
Матвей, подручный колхозного кузнеца дяди Лаврентия, всегда с удовольствием встречал Витьку, спрашивал: «Как жизнь?» и «Что поделывают дома?» — хотя Витька звал, что Матвея интересуют не все члены его семьи, а главным образом сестра Катя. Очень смешно смотреть, как сидят на берегу реки Катя с Андрейкой на руках и Матвей! Сколько раз видел Витька, как сестра то и дело приглаживает Андрейке белесые волосенки; пригладит, одернет рубашонку и поцелует его в розовую щечку. Дома таких нежностей у нее не заметно, все старается подсунуть братишку Витьке, а при Матвее — другое дело. Плавать и нырять умеет не хуже мальчишки, а посмотришь — девчонка и девчонка!
На берегу Катя пошла к девочкам, а Матвей, увидев дядю Алексея с учителем, направился к ним.
Витька не отрываясь глядел на реку: там происходило что-то интересное. Хотя девочки купались много выше по течению, было очень удивительно, что худенькая белоголовая Наташка вдруг очутилась почти напротив водоноса, она выплыла на стрежень к самому повороту реки, и теперь сильным течением ее отбивало к противоположному берегу.
— Вот не знал, что Наташка так хорошо плавает, — сказал Антон.
Тут Наташка крикнула и окунулась с головой.
— Здорово разыгрывает! — с восхищением воскликнул Витька.
Девочки продолжали плескаться на песках у самого берега. Они, как и Витька, думали — Наташка шутит, и смеялись, а Наташка показалась из воды, вся бледная, с открытым ртом, и снова ушла под воду.
— Она же тонет! — услышал Витька звонкий голос сестры и увидел, что Катя сорвала с себя платье и бросилась в реку.
Она доплыла до середины, нырнула, снова вынырнула, крикнула: «Девочки! Нету!» — глубоко вдохнула воздух и снова нырнула. Ее долго не было видно.
Девочки на берегу в страхе заметались, кто-то из них громко заплакал. Гораздо ниже того места, где нырнула Катя, из воды показалась черная мокрая ее головка. Катя тащила что-то белое и теперь плыла тяжело, то и дело погружаясь с головой и снова выныривая: видно было, как трудно и упорно она борется с течением и как сильно тянет ее вниз. Витька вдруг дико, пронзительно закричал и побежал вдоль берега…