— Тут вот в чем дело, — быстро взглянув на отца и поняв, что он разрешает, ответил Витька: — снега зимой было много и в глубоких ложках намело плотно, а на высоких местах его сдувало, там снег лег потоньше. Поле, где вырос хороший овес, маленько в низине лежит, снега на нем скоплялось довольно. Бугор же, где уродился редкий овес, весной быстро обсох. Влаги ему не хватило, вот он и вырос редкий…
Это-то Витька хорошо знает и может объяснить кому угодно.
— Вот посмотрите, Алексей Васильевич, — сказал дядя Илья, — почему здесь нам нужен полевой ток. Поле далекое, уборка начнется — все это, — он обвел рукой полукруг перед собой, — надо успеть взять быстро, сохранить. С ближних полей мы хлеб сразу на центральный ток везем.
— Хорош, брат, хлеб на полях, а считать его в закромах будем, — сказал отец.
Солнце поднялось высоко над полями, видно было, как струится горячий воздух над желто-зеленым морем. На вспотевшую, запыленную спину Рыжего то и дело садились слепни. Когда они кусали до крови, конь вздрагивал всей кожей, а отец хлестал березовой хворостиной по лошадиным бокам, стараясь достать до живота и согнать слепней. Наконец, не вытерпев, он остановил Рыжего, соскочил и, взяв с телеги клок сена, крепко нажимая им провел несколько раз по спине и бокам лошади.
— Вот хорошо! — похвалил Федя. — А то они так совсем закусают Рыжего. Да, папа?
— Беда-то в том, что всех их никак не перебьешь, — ответил отец.
Наконец впереди, у опушки небольшого березового колка, показались столбы и на них легкие стропила из тонких жердей. Внизу, от дымокуров, разложенных по сторонам ровно расчищенного тока, тянулись по ветру белые ленты дыма, пахнущие полынью.
— Вот и наш ток, — сказал отец.
На току работало несколько человек. Двое из них расширяли площадку прошлогоднего тока, очищали ее и получше утрамбовывали. Третий, в майке и выгоревшей тюбетейке крыл крышу соломой. Какой-то парнишка помогал ему. Под эту крышу с одной стороны тока будут ссыпать зерно с комбайнов, а с другой — очищенное веялками зерно транспортер понесет в кузов машины. Веялки и вал транспортера будет крутить движок. Это Витька сообразил сам, как только Илья Прокопьевич стал показывать, где и как все разместится. Прежде Витька такого не видал. Обычно зерно лежало под открытым небом большими ворохами, и так приятно было улечься около него на теплую от солнца землю и пропускать через вальцы сухие тяжелые зерна… Если запустить руку поглубже, там было горячо — зерно «грелось». Греться ему было вредно, и поэтому около такого вороха стояло несколько девушек с лопатами; они перелопачивали зерно не давали ему улеживаться плотно.
Парнишка наверху повернулся, и Витька узнал друга.
— Антон, — закричал он, — что ты тут делаешь? Слезай, побежим с нами в рощу.
— Нет, Витя, я не могу, меня сюда дядя Морозов работать прислал.
Это было другое дело, и Витьке сразу захотелось самому такой же ответственной работы.
— Тогда давай я буду тебе помогать, Антон.
Тут Семен с верхнего конца Кедровки — это оказался он — сказал, что Витька может подавать солому. И Витька с рвением принялся за дело. Минут сорок-пятьдесят он поработал, потом его взгляд отвлекся в сторону Федюшки, строившего себе по другую сторону дороги маленький ток, совсем такой, как настоящий. Сейчас Федя, воткнув «столбы» из палочек, безуспешно пытался приладить к ним стропила.
— Антон, я сейчас сбегаю, помогу Федьке… — сказал Витька.
— Иди, коли хочешь, — спокойно ответил Антон, разравнивая солому на стропилах.
— А в рощу потом пойдем?
— Я же, Витя, работаю…
Что же получается? Антон, значит, работает, а Витька чуть не два часа таскал солому на крышу, помогал укладывать, и, выходит, по его мнению, он не работает! Он обиделся на друга и, подбежав к Феде, стал налаживать ему стропила и крыть их травой. Федюшка восхищенно смотрел на брата голубыми глазами: ток действительно получился как настоящий.
Над полем пшеницы по дороге из второй полеводческой бригады показался столб пыли; в жарком спокойном воздухе он быстро приближался к току.
— Гляди, Федюшка, это каш «газик»! — воскликнул Витька. — Наверное, председатель едет…
Все ближе слышался шум идущей машины, скоро «газик» выскочил как будто прямо из пшеницы, пыльный, горячий и, как показалось Витьке, — веселый. Машина подкатила и остановилась у самого тока.
Плотный, небольшой ростом председатель колхоза Егор Иванович быстро вышел из машины и так же быстро подал руку Илье Прокопьевичу, отцу, дяде, всем подряд, и заговорил с дядей Алексеем.
Витька с Федюшкой подбежали, когда Егор Иванович, подняв голову и глядя на покрытую часть стропил, разговаривал с Ильей Прокопьевичем.
— Похоже, ладно работает ломовский-то парнишка? — говорил он. — Спрашивает меня Морозов: «Николая Ломова сын просится взять его прицепщиком в уборочную на трактор, «матери, говорит, помогать хочу». Ну в прицепщики, конечно, он еще мал. Но поддержать парня надо. Разрешил я Морозову поставить его на легкую работу, пусть он себя чувствует с людьми и при деле. — Потом, увидев Витьку, спросил: — Ну что, балуешься помаленьку?
— Нет, Егор Иванович, не балуюсь, я тоже с Антоном работал.
— Работал? — засмеялся председатель, и его моложавое на вид лицо покрылось морщинками. — Это, брат, очень хорошо, что работал… Ну, а теперь давайте посмотрим, что тут большие мужики наработали. Показывай, у Илья Прокопьевич.
Все пошли под крышу тока, и дядя Илья показал на размеченную и подготовленную площадку, где будет подрабатываться зерно. Витька смотрел то на Илью Прокопьевича, то на председателя и слушал с полным вниманием. Как все оказывалось просто и интересно!
Егор Иванович, видно, все привык делать быстро, без задержки. Обойдя ток и как бы примерив что-то в мыслях, он подошел к отцу.
— Придется тебе тут, Григорий Васильевич, во время уборки поработать. Морозов просил, — пояснил он. — Закрепите здесь постоянных людей, чтобы каждый знал кому что делать.
— Людей только у нас хватит ли, Егор Иванович? — сказал отец.
— Сами в своей полеводческой бригаде найдете… — Председатель посмотрел на Витьку. — Учетчик вот вам тоже нужен… Был бы ты, парень, побольше, взяли бы мы тебя учитывать, сколько зерна будет на току подрабатываться.
— Папа, возьмите меня, я справлюсь! — закричал Витька. — Егор Иванович, пусть он возьмет меня!
— Там видно будет. Работа — дело серьезное.
Федюшка простодушно смотрел на взрослых.
— Дядя Егор, — вдруг сказал он, — а мы с Витькой тоже работали. Вот наш ток!
Председатель взглянул на Федюшкин ток, покачал головой и похвалил:
— Дельно! Работяги вы с Витькой, что и говорить.
Ну, испортил Федька все дело. Куда уж теперь проситься’ в учетчики!
Егор Иванович повернулся к дяде Алексею:
— Наверное, вам, московским гостям, наша колхозная механизация простой кажется. А?
— Нет, отчего же! Вот электричество бы сюда…
— Дело за вами, — ответил Егор Иванович, весело со всеми попрощался и уехал.
— Быстёр! — сказал дядя Алексей улыбаясь.
— Подколол он тебя, Алексей Васильевич, наш председатель-то, — пошутил Илья Прокопьевич.
— Так ведь он прав, — уже серьезно ответил дядя. — Мы для этого к вам на Обь приехали. Егор Иваныч ваш мне понравился.
— Его у нас все уважают: хороший председатель; главное, умеет вокруг дела людей организовать. И лодырей не поваживает.
Это Витька знал. Как было тогда с Васькиным отчимом? В прошлом году Витька с интересом смотрел, как во время покоса хитроватый этот мужик сметывает стожок — просто курам на смех. Сено же в нем сразу промокнет от первого дождя! Тут подъехал Егор Иванович, постоял, посмотрел на готовый стожок, да и сказал: «Вот и хорошо, стожок этот себе на трудодни и возьмешь!»
— Ну, вы оставайтесь пока здесь! — крикнул, садясь на телегу, отец, — Мне надо съездить горючее в бочках замерить. Они тут лежат недалеко. А оттуда заеду в Кривой лог — там у нас трактор пашет. Надо заправить.
Отец уехал, забрав с собой Федюшку. Над сухой дорогой долго стояла тонкая пыль, она постепенно садилась и расплывалась над полем. Витька увидел, что Илья Прокопьевич вместе с дядей посредине тока что-то меряют складным метром, и пошел было к ним, но передумал и полез наверх, на крышу. Он уселся на самом коньке и стал смотреть кругом. Антон все еще работал.
Да, вот как Егор Иваныч высмеял его — назвал работягой! Небось не видел, как Витька помогал Антону.
Сколько соломы на крышу перетаскал, очень хорошо работал… Сначала было интересно, а потом ему просто не захотелось, И Федька этот еще…
И тут его работа ясно представилась ему баловством: захотел и бросил! А настоящую — пока не кончил, бросать нельзя. Неужели у него духу не достанет работать по-настоящему? Он, Витька, возьмется сейчас и будет до конца дня помогать Антону.
Витька быстро перебрался к другу:
— Антон! Давай я опять буду тебе помогать! Ладно?
Друг не стал возражать. Теперь работалось весело. Захватив охапку соломы, Витька подавал ее на крышу; солома была прошлогодняя, от комбайна, пыльная и, когда Витька старался подобрать ее поровнее, сильно кололась. Ну и что же, что колется! Пустяки!
К концу дня крыша тока была вся покрыта. Друзья слезли вниз и уселись в стороне отдохнуть и полюбоваться трудом своих рук. Пустой сейчас ток стад постепенно заполняться в воображении Витьки разными «агрегатами» и работающими около них людьми. И он сам, учетчик, стоял тут же — значительная фигура на новом току.
Жара уже спадала. Одна из великолепнейших картин мира — плодоносящая земля, возделанная руками родных и близких Витьке людей, окружая мальчика, захватывала его в свою деятельную, полную забот и радостей жизнь, и он чувствовал эту великую связь земли и человека, не умея, может быть, сказать об этом словами.
Когда они с Антоном подошли к взрослым, сидевшим у костра, среди них Витька увидел отца и Федю. В ведре варилась каша и рядом на тагане был навешен закопченный чайник. Тут велись опять те разговоры взрослых, которые всегда так привлекали Витьку.