Родной дом — страница 36 из 52

Приходилось действовать по-другому.

На подызбице у Ломовых в условленном потайном месте у них с Антоном давно была спрятана ученическая тетрадка и огрызок карандаша. Если требовалось что-нибудь быстро передать или срочно увидеться, Витька писал другу очередное сообщение. Сейчас условиться о встрече было просто необходимо.

Соскочив с забора, Витька пробежал через двор к задней стороне избы и по прислоненной к стене лестнице забрался на подызбицу. Там он пролез под висящими на шесте березовыми вениками и, найдя около балки тетрадь, стал писать. Он уже доканчивал свое послание, когда внизу стукнула дверь, в избу кто-то вошел, и он услышал голоса, доносившиеся оттуда.

Витька замер. «Наверное, это пришел Антон, — подумал — Только с кем? Сейчас мы это узнаем, это нам дело маленькое!» Он знал, что около боровка русской печи была неширокая щель — замазать ее у тетки Анны все не доходили руки. Через эту щель Витька не раз секретно вызывал Антона, хотя никто и ничто не мешало ему самым обычным образом зайти в избу. Отсюда было хорошо слышно все, что говорили внизу, но видно было мало, да и то, если прижаться вплотную и смотреть в щель одним глазом.

Витька тихо подобрался к щели и в этот миг внезапно услышал очень уж знакомый ему голос… «Нет, не может быть… — подумал он. — Откуда ему быть здесь?» В избе, слышно было, отодвинули скамейку, кто-то плотнее притворил дверь. Вот заговорил дядя Николай Ломов. … О чем он говорит — Витька сразу не разобрал, но ясно было, что разговаривают двое. И, когда тот, второй, что-то ответил, сомнения у Витьки уже не было:

— Дядя Алексей! — с уверенностью сказал он себе. — Вот это да!

«Что же теперь делать? — пронеслось у него в голове. — Ведь мне теперь незаметно не слезть. Полезу, нашумлю, дядя Николай спросит, что я тут делаю…»

Он представил себе, что слезть по лестнице незамеченным ему не удастся, и стал обдумывать какой-нибудь другой план, но ничего подходящего не приходило на ум.

А разговор в избе шел, и Витька невольно к нему прислушивался. Постепенно ему становилось понятно, что дядя Алексей где-то дожидался дядю Николая, чтобы поговорить с ним, и вот они пришли сюда вместе.

— …Нет, Алексей Васильевич, много тут несправедливого, — говорил отец Антона, — а как оправдаться? Все против меня сходится. Пропал я…

Витька вспомнил свой разговор с Антоном, когда Антон жаловался, что и у нас в стране может быть несправедливость. Вот как приходится дяде Николаю, и Антон об этом ничего не знает!

— Обождите, Николай Кузьмич, — ответил дядя Алексей. — Я ведь сразу вам сказал, что я не просто так пришел, полюбопытствовать. Я к своему боевому товарищу пришел, и, когда мы с вами сейчас вспомнили о Познани, вы ведь с доверием отнеслись ко мне. Наверное, вы помните, как на фронте, после взятия Познани, нам вместе командующий боевые ордена вручал? А?

— Как не помнить!

— И поэтому, простите меня, разговаривать нам с вами надо на полную чистоту.

Витька сразу понял, что дядя хочет чем-то помочь Антошкиному отцу. Сколько раз он, Витька, советовал другу поговорить обо всем с дядей Алексеем, так ведь не шел же! А дядя сам пришел, и разговор, наверное, будет важный. Вот удивится Антон, когда Витька расскажет ему об этой встрече!

— …Григорий, брат мой, да и другие говорили мне, — продолжал дядя, — что прямых фактов присвоения кем-нибудь товаров, которые вы доставляли из района в свое сельпо, вы указать не можете.

— Конечно, на глазах у меня таких случаев не бывало, — послышался негромкий голос дяди Николая — я и не хотел зря на людей говорить. Много тут скапливается мнений вокруг этого дела: можно и на того сказать и на этого. Кто украл, у того один грех, у кого украли — десять: на многих ведь можно думать.

«Значит, это не он, не дядя Ломов…» — обрадовался Витька, тут только понимая, что и он ведь не очень-то верил, в полную невиновность дяди Николая. Но сейчас самый тон голоса Антонова отца убеждал больше, чем его слова.

— Но видите, — сказал дядя серьезно, — по документам-то ведь все сходится против вас, и, если вы не виноваты, вам надо же наконец выяснить, как могла получиться недостача.

Это уже так прямо касалось Антона, что Витька, несмотря на мелькнувшую мысль о том, правильно ли он поступает, оставаясь здесь тайком, мгновенно принял решение, может быть и не самое лучшее при таких обстоятельствах: он придвинулся ближе к щели и расположился поудобнее.

— От людей я много слышал о вашем деле, но лучше, чтобы вы рассказали мне сами все по порядку. Может, что-нибудь вместе и придумаем.

— Ладно, Алексей Васильевич, расскажу, — сказал дядя Николай. — Началось это так. Ревизионной комиссией по снятию остатков на складе сельпо и по документам у меня как экспедитора была установлена недостача. Для проверки документов приезжала бухгалтер из Райпотребсоюза Скворцова. Она подняла всю отчетность, и после проверки фактур, накладных, счетов, как и бестоварных фактур, насчитали… — тут дядя Ломов, слышно было, глубоко вздохнул, — на четыре тысячи триста шестнадцать рублей. Материалы ревизии правление Райпотребсоюза передало в районную прокуратуру, чтобы привлечь виновных к уголовной ответственности. Ну, а кто же виновен? Правлению был ясен один виновник экспедитор, других пока что не было. Оно и отстранило меня от работы. Тут, конечно, обыск, следствие. Потом вызвал районный прокурор…

— Что же, прокурор вызывал для объяснений вас одного? — спросил дядя.

— Нет. Он нас, меня и заведующего магазином, вызывал через сельсовет по телефону, а заведующий, он же и продавец у нас, в то время уже выехал в район. Прокурор взял у меня подписку о невыезде и сказал, что следствие теперь будет вести народный следователь райпрокуратуры и чтобы я ехал домой. Я поехал, и тут вскоре приходила ко мне и следователь. Девушка молоденькая такая, в очках. Может, видели ее?

«Ой-ёй-ёй! — подумал Витька. — Это она — народный следователь!..»

— Ну, и что же на следствии вы показали?

— Да что, Алексей Васильевич… Сказал, что не виноват. Поднялся вопрос о накладных, которые я передавал заведующему. Не нашли их…

— Мне все-таки неясно, — вдруг резко перебил его дядя Алексей: — почему вы до сих пор не старались отыскать виновника недостачи, если не виноваты сами? Ведь он где-то существует!

— Эх, скажу вам, большая обида у меня на людей: все же знают — вором отроду не звался, не было и нет у нас ничего. А молчат. Сумма очень громадная. И мысль такая была: раз уж сумели так все свалить на меня, не дадут вылезти мне из этого дела. Думал, что все равно отвечать мне придется. Вот и молчал.

— Да, в районе вы, как я слышал, просто уклонялись от выяснения, не боролись за себя. Как это можно? Давайте же сейчас разберемся поточнее во всем случившемся.

Что ответил дядя Николай, Витька не расслышал.

— Вот соседи ваши говорят, что вы крепко выпиваете, Николай Кузьмич?

— Бывает, не спорю, но чужого не пропивал.

Витька услышал, как дядя постукивает пальцами по столу.

— А в дороге, когда возили товар, выпивали?

— Я уже говорил прокурору в районе — зимой выпивал. Так ведь с морозу и не допьяна же! Посидишь с человеком, погреешься…

— Ну вот, вы сидите с человеком, время идет, а ящики — товар — остаются на машине без присмотра?

— Ящики укрытые брезентом, подоткнутые со всех сторон. — Голос был уверенный: дядя Николай видно, не допускал никакого сомнения. — Возит всегда Кафтасьев, парень честный… Да это все пустое.

— Ну, хорошо! — нетерпеливо спросил дядя. — Как у вас происходило получение и сдача товара? Вы когда-нибудь получали на складе товары в нераспакованном виде.

— Не один раз получал.

— И расписывались в получении?

— Расписывался.

— А не бывало, что заведующий магазином распаковывал товары без вас, во время вашего отсутствия?

— Вот это бывало. Поликарп не раз ругал меня: «Почему ты не вскрыл тюки на складе Райпотребсоюза? Опять, говорит, товара получено меньше, чем значится по накладным!» А как получается? Припозднишься, на ночь мороз крепчает, некогда их вскрывать. Десять лет Семена Михеича, кладовщика на базе, знаю, вот и поедешь так…

— Я и об этом слышал. А как вы поступали, когда кладовщик ваш был в отпуске и его заменял кто-нибудь?

«Вот как он здорово выспрашивает!» — подумал Витька.

— Да, бывало, и у Макарова, его сменщика, брал нераспакованный товар.

— Вот вам первая возможность присвоения у вас товара, — строго сказал дядя Алексей. — Надо бы проверить, что там у вас делается на складе базы.

— Я на Семена Михеича не могу думать, а про Макарова не знаю, но думал…

И вдруг дядя Алексей заговорил совсем другим, задушевным тоном:

— Мало ты, Николай Кузьмич, думал о своих обязанностях, вот что! Не обижайся на меня, но я тебе по партийной совести все сейчас скажу. Тебе поручают доставить товар в сельпо, да еще в прошлом году, когда как раз начал поступать в сельпо настоящий, нужный населению ассортимент, когда колхозники только начали убеждаться, что государство наше имеет все возможности дать в деревню необходимые им товары…

«Вот как говорит дядя Алексей! Видно, хочет пронять дядю Ломова. Вот как он переживает за человека! — подумал Витька. — Но что же это? Значит, дядя Николай все-таки виноват!» Он страшно согнулся у щели, прищурил глаз, ему блеснул свет из горницы.

— … выходит, что ты везешь товар, совсем не думая, что делаешь. Ты большое дело делаешь, государственное — снабжаешь деревню необходимым — и, значит, борешься этим с кривотолками о нашем неумении торговать, о нашем незнании потребностей колхозников. Неужели ты не понимаешь, как нужны сейчас в деревне люди, умеющие правильно выполнить порученное им дело? А ты… если ты действительно невиновен в недостаче товара и денег, — а я этому верю! — не хочешь задуматься, кто же этот злостный, этот вредный нам виновник, из-за которого люди в деревне говорят: «Опять в нашем сельпо засели жулики!» Я думаю, ты и сам должен догадываться. А молчишь. Неправильно это!