глаголы в форме первого лица настоящего времени. Кто нам приведёт их в этой форме? Ну-ка, Валиулла, начнём, уважаемый, с тебя…
Валиулла замялся. Товарищи принялись шёпотом подсказывать, но Валиулла молчал. Кто-то, рассердившись, ткнул ему кулаком в спину, отчего бедняга вовсе растерялся.
— Что ж ты молчишь? Разве ты не запомнил, как мы изменяли глаголы? Итак, что мы имеем?..
— Мы имеем… мы имеем… — замямлил Валиулла и, получив ещё один тычок в спину, ошалело выпалил: — Мы имеем… пять океанов!
Ребята захихикали.
— Вот как? Что ж, давай-ка, коли так, проверим твои знания по географии. Помнишь ли ты, уважаемый, арабские названия океанов?
— Бахре мунжамид жануби… Бахре мухит мунжамид шимали…
— Прекрасно! А как это перевести на наш язык?
Сзади зашептали:
— Южный ледовитый… Северный ледовитый…
— Южный ледобитый… — проговорил совсем обалдевший Валиулла.
Товарищи его со смеху покатились.
— Это что ж такое! — взъярился староста Гариф. — Вы сюда учиться пришли или смотреть комедь? Выпороть вас всех, тогда не до смеху будет!..
Огорчённый хальфа тоже слегка побранил не в меру развеселившихся ребят и, чтобы обелить себя перед старостой, решил продемонстрировать знания учеников в области математики. Он вызвал к доске Загита, парнишку смышлёного, с живым умом.
— Назови-ка, уважаемый, четыре действия арифметики.
— Сложение, вычитание, умножение, деление, — отчеканил Загит.
Хальфа дал ему задачи на сложение и вычитание. Загит решил их быстро и точно.
«По этой части дело у хальфы поставлено хорошо», — отметил про себя староста, внимательно следивший за ходом урока.
— Теперь скажи, для чего нам нужна хандаса [96]? — спросил хальфа.
— Эта наука нужна для измерения. С её помощью можно, например, определить размер поля, узнать, сколько в нём десятин…
На лице старосты заиграла улыбка, ответ ему пришёлся по душе.
Хальфа объявил перерыв и, уведя старосту, в свой запечный закуток, пожаловался: не все родители следят за посещением уроков их детьми. Вот сегодня не пришли Хусаин и Ахсан — сыновья Вагапа.
Поговорили о том, кто как учится. Прощаясь, староста посоветовал:
— Ты, господин хальфа, уделяй этой самой хандасе побольше внимания. Очень полезная, оказывается, наука.
Проводив старосту, учитель спросил у ребят, не знают ли они причину отсутствия Хусаина и Ахсана.
— Так у них же, хальфа-агай, отца в лесу деревом придавило, — отозвался Абдельхак.
— Что, что ты сказал?
— Деревом придавило…
На лицах ребят появилось выражение испуга и растерянности, гомон мгновенно прекратился. Новость поразила и хальфу. Он хорошо знал Вагапа.
В доме Вагапа после смерти Киньябики хозяйство пошло вкривь-вкось. И имущества-то — всего ничего, а вот валяются вещи где попало и на каждом шагу спотыкаешься о них. На нарах скапливается немытая посуда. Посреди пола стоит чёрный от копоти самовар с помятым боком. Скатёрки, полотенца до того увожены, что страшно их в руки взять.
Вагап целые дни пропадал в лесу. Хусаин с Ахсаном еду себе готовили сами, вечером к возвращению отца варили пшённую похлёбку на троих. Невелика, казалось бы, хитрость — выскоблить в котле, разжечь очаг, вскипятить воду, кинуть несколько горстей пшена… Но пока сварят — измазюкаются с головы до ног, выпачкаются в саже, рубашки и штаны — не отстирать. Да и у самого Вагапа одежда стала грязна — дальше некуда.
Правда, на радость парнишкам изредка наведывалась к ним из Гумерова тётка Хойембикэ — младшая сестра матери. Она, конечно же, не сидела сложа руки. Придёт, приберёт в доме, одежонку постирает, где порвалось — зашьёт, заштопает. Но часто приходить она не могла, путь всё ж неблизкий.
Вагапу невтерпёж стало смотреть на беспорядок, на неухоженных своих сыновей. И в начале зимы решил он подыскать себе вдовицу, такую, чтоб могла и какой-никакой уют в доме поддерживать, и парнишек не обижала. Пошёл к брату, Адгаму, советоваться.
— Вон бабка Хадия одна живёт. И вроде бы не злая. Посватайся к ней, — сказал Адгам.
— Что ты! Терпеть её, колдунью, не могу! — отверг это предложение Вагап.
— Ну, как знаешь…
— А может, ты с кодасой [97] своей поговоришь, а, агай?
— Атак! И вправду, есть же у тебя балдыз [98], — загорелся Адгам. — Вдова, да ещё и не старая.
Не откладывая дела надолго, Адгам отправился в Гумерово к Хойембикэ. И там не кружил вокруг да около, выложил напрямик, зачем пришёл.
— Езнэ твой и племянники осиротели. Надо тебе переехать к ним. Вагапу искать кого-то, минуя тебя, не след. Мальчишки уже большие, хлопот много не доставят. Да и дом для тебя не чужой — единоутробной твоей сестры… — ласково уговаривал Адгам засмущавшуюся женщину. — Ну, как?..
— Не знаю… Спрошу брата, как он скажет… Переговорив с братом, Хойембикэ дала согласие.
И второй раз в жизни поехал Вагап в Гумерово в качестве жениха. Приглашённый в дом невесты мулла сотворил ижаб [99], и Вагап тут же, погрузив в сани пожитки, привязав сзади корову и двух коз, увёз Хойембику и её одиннадцатилетнюю дочь в Ташбаткан.
И Хусаин, и Ахсан переселению тётки в их дом искренне обрадовались, всячески выражали своё доброе к ней отношение. Хойембикэ отвечала тем же, ухаживала за ними не хуже, чем ухаживала бы за собственными детьми. Её дочь привязалась к вагаповым сыновьям как к родным братьям. Да ведь они и приходились ей братьями.
Но недолго прожили они так. Спустя два месяца после переезда Хойембики в Ташбаткан. Вагапа насмерть пришибло упавшим в лесу деревом.
В тот день Вагап, Исмагил и Байгильде втроём заготавливали в горах лес, годный для колёсных ободьев. На Вагапа упал глубоко подрубленный у комля дуб. Раздался лишь короткий вскрик, и бедняга замолк.
Байгильде с Исмагилом положили безжизненное тело в розвальни на ворох сена и погнали лошадь на хуторок, где работники Шагиахмет-бая содержали его скот.
По столбовой дороге тащился обоз из Зигазов — подвод тридцать-сорок. На первый взгляд, груз в санях был небольшой, но лежали в них чугунные слитки, поэтому лошади шли тяжело. Возчики, привычные к этому зимнему промыслу, — не раз возили чугун из Авзяна и Зигазов за сотню вёрст к берегу Белой, на пристань, — степенно шагали с кнутами в руках за своими подводами.
Обоз как раз проходил мимо дорожной развилки, когда Байгильде с Исмагилом выехали с проложенного в лес санного пути на тракт. Часть гружённых чугуном подвод уже миновала развилку, другая — только подтягивалась к ней, так что сани с телом Вагапа оказались в середине обоза.
Привлечённые любопытством хозяева ближайших подвод заспешили к саням с двумя сидящими в них башкирами, забалагурили, но, увидев вытянувшееся тело третьего, растерянно смолкли.
— Никак, агай, у вас стряслось что ни то? — спросил один из обозников.
— Деревом его пришибло, — хмуро ответил Исмагил.
— Вон на том склоне ободья мы вырубали, — добавил Байгильде, указав подбородком на гору, с которой они только что съехали.
Шедший с обозом сосновский старик Евстафий Савватеевич, узнав Исмагила и Байгильде, справился, кто ж это угодил в беду.
— Вагап, — отозвался Исмагил.
— Господи помилуй! — воскликнул Евстафий Савватеевич. Сняв шапку, он перекрестился, и объяснил спутникам, что Вагап был очень даже хорошим его знакомцем.
Некоторое время все шли в тягостном молчании.
Неожиданно идущие впереди подводы встали. Должно быть, мужики решили дать лошадям передышку. Остановились и сани, в которых ехали Байгильде с Исмагилом. И тут с этих саней послышался стон:
— Аа-а-а-ах!
Застонал Вагап, всё ещё боровшийся со смертью. Исмагил испуганно вскинул голову, побелел: Вагап открыл глаза и остановил взгляд на нём.
— Аа-ах… За что ж ты… так… Ис-ма-гил-кусты?.. — с трудом проговорил Вагап, видимо, собрав последние силы. — Я ведь… ничего дурного тебе… не сделал… А-а-а!.. Иль ты… за Ахмади…
Он не смог высказать до конца свою мысль. Это были его последние слова.
Путники, стоявшие рядом и понявшие слова Вагапа, удивлённо переглядывались.
— Бредил бедняга, — сказал Байгильде.
Обоз снова тронулся. Вскоре Исмагил, правивший лошадью, свернул на дорогу, ведущую к хутору. Но пока до него доехали, тело Вагапа уже остыло.
На следующий день труп в тех же санях привезли в аул.
Староста Гариф счёл своим долгом выяснить обстоятельства, при которых произошло несчастье. Исмагил и Байгильде в один голос показали: Вагап, чтобы подрубленный дуб не упал в чащу, пытался направить его шестом на открытое место, но конец шеста скользнул по стволу, Вагап свалился в сугроб и завяз в снегу, тут его и накрыло дерево; мы де были в стороне, вырубали плахи для ободьев; когда кинулись на помощь, оказалось — уже поздно…
— Знать, так было суждено, — вздохнул староста и велел похоронить покойного как положено.
Вновь безутешно плакали Хусаин и Ахсан, ещё не оправившиеся от потрясения, вызванного смертью матери. Трагическая гибель отца легла на их души новым незабываемым горем. Растерянные, обессиленные — еда не шла в горло — они бродили по дому, не зная, что делать.
После похорон старик Адгам пошёл проводить их домой, старался, как мог, утешить осиротевших племянников.
— Что теперь, ребятки, поделаешь, — говорил он ласково. — Судьба, выходит, такая. И мы рано лишились отца. Вы уже егеты, не пропадёте. Займётесь каким-нибудь промыслом. Есть у вас, слава аллаху, лошадь, есть коровушка. Хотя кодаса, с одной стороны, вам — мачеха, с другой — родная тётка. Живите вместе в согласии и дружбе….
Утешать-то старик утешал, но и сам готов был заплакать. Ведь брата неожиданно потерял.