От мамы:
25 февраля 1947 года. Новосибирск
…Не имела от тебя писем с тридцать первого января, около двадцатого начала бить тревогу, тем более что в газетах о вашей премьере было молчание, а о том обычном явлении с премьерами – переносами – я не знала. Дала телеграмму, а на следующий день пришло твое хорошее письмо с фотографиями. Эффект был потрясающий. Твое желание мы выполнили с большой охотой. Была куплена бутылка сливянки. И вот уселись торжественно за стол, и бабушка, она приоделась даже. Говорили о тебе, пили за твое здоровье, смотрели твои снимки. В Союзе быстро все узнали, что у тебя состоялась премьера, и все положительно поздравляли… Да, а главное – на следующий день по получении письма с фотографиями пришли написанные третьего, седьмого, восемнадцатого февраля! Ты отправила их без марок, а почта доплатные не любит и задерживает по полумесяцу. Вот они и лежали, а я с ума сходила от тревоги…
26 февраля 1947 года в буфете театра. Москва
…В семь часов тридцать минут начнется спектакль (играем каждый день). Ох, мамочка, так сейчас меня затормошили, такая суетня, а уж писать совсем нет времени. Но спокойнее, попробую разобраться. Все эти дни играем для общественности. Звон идет по Москве колоссальный. Нас снимают, рисуют и т. д. Пресса смотрела, а вчера Раневская из Охлопковского театра меня схватила и поздравляла. Успех, кажется, очень большой. Позавчера в Доме кино был после спектакля банкет. Опять буквой «П» стол, все наши целую ночь произносили тосты, поздравления, танцевали. Очень хорошо было.
Договор не подписываю. Пытаюсь по справедливости взять. Мне дают тысячу пятьсот рублей в месяц, это очень мало за такую роль. То, что тяну, – ничего, так как все равно договор с пятнадцатого, деньги уже идут.
27 февраля 1947 года
…Вчера на этом месте подошли ребята, купили два пирожных (эклер и корзиночку – очень вкусно) и не дали дописать. Вчера смотрели из ЦК комсомола и Бабанова – пришла специально смотреть меня… Ну, спектакль как всегда прошел… А сегодня играем для мхатовцев. Вчера в «Правде» была заметка о нас, хроника. А сегодня выходит «Культура и жизнь», а там целая страница посвящена нам. Тамара Федоровна обещала мне принести. У меня эти последние дни болит горло, застудили на натуре. Хрипит. Но играю все равно. Смех, конечно, не тот получается, где пела, там теперь пляшу.
О дне выезда ничего еще не знаем. Сегодня утром была в бане, потом парилась над картошкой, потом лежала, заснуть не могу. Мало сплю это время, а днем все равно не могу. Сейчас закутала горло. Бабанова, говорят, не верила, что Любка моя первая роль, она говорит, что я уже настоящий мастер. А уж я-то вот никогда не думала, что попаду в счастливые соперницы с Бабановой. Шлю первую в моей жизни программку и программу охлопковцев!
Казалось, все в моей жизни тогда занимал театр, предстоящие съемки. Все, да не все… Прежде моя мама и бабушка окружали нас с сестрой Ниной такой заботой и любовью, что мы росли совершенно домашними девчонками. В свои девятнадцать лет я еще ни с кем даже не целовалась, губы не красила, о прическе даже не помышляла – ведь это сущий разврат! А тут Сергей – большой, взрослый. Его первые поцелуи в щечку…
Моя однокурсница Таня Лиознова нашла мне комнату в своем доме недалеко от Рижского вокзала. Я жила там, и Сережа приходил почти каждый день – мы часами стояли на лестничной площадке. К себе его не пускала – неприлично! Но на курсе-то видели, что Бондарчук от меня не отходит, и под Восьмое марта взяли и выдали нам один продуктовый паек на двоих. Поставили, так сказать, перед фактом.
Сережа в ту пору жил во дворе дома, где размещалось Госкино, в сторожке, которая не отапливалась. И вот после репетиции поздно вечером мы туда пришли, не снимая пальто, сели за стол, вскрыли паек… Голодные были ужасно! Потом Сергей уложил меня на узкую железную кровать, и я сразу провалилась в сон. Просыпаюсь, а он сидит рядом на стуле и смотрит на меня. Потом тихо говорит: «Подвинься». Я подвинулась, и мы заснули, обнявшись и согревая друг друга. Он меня не тронул. Правильно сделал. Я еще не была готова переступить черту, интуитивно понимая, что после этого моей беззаботности и свободе настанет конец. И начнется другая, неведомая жизнь.
Все произошло перед самым отъездом на съемки «Молодой гвардии» в Краснодон. Мы впервые отправились к Сережиному другу за город с ночевкой. Встретились на площади Маяковского. Бондарчук стоял у метро в белой рубашке, с цветами, которые, наверное, сорвал с какой-то клумбы: чтобы купить букет, денег у него точно не было. Я очень волновалась, наверное, предчувствовала, чем эта поездка для меня обернется. Нас, даже не спросив, поселили в одной комнате. А после этой ночи мы уже и не расставались.
А мама тогда волновалась, и, наверное, не без причин:
4 марта 1947 года. Новосибирск
…Ты опять замолчала. Если бы не другие источники, из которых я получаю хоть какие-то упоминания о тебе, то ссохлась бы от жгучего ожидания, от жажды узнать, как там у тебя и что. «Другие источники» – это поздравительная телеграмма от А. Я. Бруштейн, которая сообщает об «огромном успехе Инночки в “Молодой гвардии”». Затем, Анфиса Ильинична Попова разговаривала по телефону со своими родственниками, так вот они просили передать мне о «большом шуме» по поводу тебя там. Что за шум? В газетах же пока кроме заметки в «Правде» ничего не появилось…
5 марта 1947 года. Новосибирск
…Вчера пребывала в грустях, ибо ожидаемых писем от тебя почтальонша опять не принесла. И вот слышу, московский диктор сообщает об интервью с Сергеем Аполлинариевичем. Узнаю, что к съемкам приступили, что роли исполняют: Шульга – Хвыля, Олег Кошевой – студент ГИТИСа В. Иванов, мать Олега – Тамара Макарова, Сергея Тюленина – Гурзо и Люба Шевцова – Инна Макарова. Больше не было произнесено ни одной фамилии. А закончили словами: «На днях выезжаем в Краснодон».
Бабушка встала, топит печь, хотя и нездорова. Но я вчера часто заглядывала к ней в комнату, говорили о тебе. Она так хорошо говорит о тебе: «Ну, слава богу, добилась. Ей тоже нелегко. Все перенесла» (слезы). Я ей говорю: «Держись, сейчас нельзя тебе никак уходить. Год-два обязательно живи – увидишь Инну на экране. Самое основное, ради чего прошла твоя жизнь: сначала вырастила меня, потом помогла вырастить детей». И вот сегодня уже ходит по квартире, топит…
3 марта 1947 года. Москва
…Сегодня играем… Читала в «Советском ис кусстве» статью о нас. Там меня малость Чирков стеганул на художественном совете. Причем Сергей Аполлинариевич сказал, что его речь вызвала бурю возражений и т. д. Ну да бог с ним! Сергей Аполлинариевич сказал, что готовится к печати шесть рецензий!!! Эти дни приходили смотреть: Еланская, Ливанов, Михайлов (бас), Журавлев (чтец), который после спектакля при всех меня торжественно расцеловал. В этот день опять был Фадеев; когда я вышла в конце и стала аплодировать ему, он смотрел на меня зареванными глазами и аплодировал. Играем еще три спектакля, а там должны отснять пару объектов и ехать…
11 марта 1947 года. Новосибирск
…Нет, не верю чирковскому замечанию о прямолинейности. Это не принадлежит к числу твоих недостатков. Ну да Сергей Аполлинариевич сумеет выправить, если что-то было недотянуто – подскажет. Найдете нужное. Вас же коллектив. Одних режиссеров вон сколько. А что касается критики, то по пословице – кому много дано, с того больше взыщется. Но хвалят вас, так хвалят, что просто роскошно…
5 марта 1947 года. Москва
…Позавчера играли. Были: Козловский, Барсова, Хенкин, Грибов (МХАТ) и т. д. Вчера с утра снимались, это Сергей Аполлинариевич пробуется на роль Проценки-партизана, а у меня с ним сцена. Потом поехали, он веселый, все расспрашивал об Алтае, Сибири, говорил, что мы одних кровей. Подвез меня. Играли, как всегда, потом меня Михалков поздравлял. А позавчера председатель ВТО речь после спектакля держал, а Хенкин ревел, и все плакали. Вчера на студии я гримировалась, и Марецкая (она снимается в «Сельской учительнице») все мне говорила, что такое видишь один раз в жизни, как наш спектакль, и просила меня спеть «Бедную девицу», и я ей пела…
Чем был вызван такой успех? Думаю, прежде всего тем, что это первое масштабное художественное воплощение поведения молодежи в условиях оккупации. В романе, затем в спектакле. Поражало изображение врага: несмотря на звериное обличие, это были люди, а не гротеск, как было принято их играть раньше.
Зрительный зал небольшой, попасть на наши спектакли было трудно. Приходили известные актеры, писатели, режиссеры. В антрактах и после спектакля нас поздравляли люди, к именам которых я привыкла относиться с огромным уважением.
Однажды, после спектакля, Тамара Федоровна подвела меня к Эйзенштейну. Помню его огромный лоб и глубокий взгляд. Он долго смотрел на меня, молчал, а потом как-то по-домашнему погладил по голове. Говорят, на своем курсе он очень лестно обо мне отзывался.
После одного из спектаклей мы сели в троллейбус, за нами вскочил человек и прямо в троллейбусе преподнес мне пирожное, завернутое в белую бумагу, – преподнес как цветы. Это был Михаил Светлов.
19 марта 1947 года. Новосибирск
Иннуленька! Здесь меня все время поздравляют в связи с твоим успехом. Многие не верили, что ты получила такую роль. Вихлянцев вчера пошутил: «Вы теперь уже не имеете права беспокоиться, если нет писем. Из газет узнаете о дочери». И из газет, и по радио, и от знакомых! Я такая счастливая. Разве можно найти человека счастливее меня?
Конверт вскрываю третий раз. Первый по требовалось, чтобы сказать, что принесли мне «Комсомольскую правду» с портретом твоим и статьей о вас. Вторично пришлось вскрыть – позвонила Эсфирь Буранова, сегодня приехала, мы говорили мало, но она уже всем рассказывает о величине твоего успеха. Весь коллектив талантлив. Рассказывает об аплодисментах после твоей фразы: «Ну и жрут» и в сцене с портретом. Эсфирь завтра мне все расскажет, ее, говорят, пригласил Сергей Аполлинариевич. Так вот, т