й сказала, что, может быть, Вы приедете, она велела обязательно прийти. А самое смешное, она без меня у всех расспрашивает о Сереже, что он из себя представляет, а когда услышала отзывы, так сразу стала милостива к нему. Велела теперь к ней только с ним приходить. Мамочка, а еще неизвестно, сможете приехать или нет? Ведь я целый год (впервые) Вас не видела. Здесь скоро фрукты, овощи будут. Все так обрадовались дождям. Это было очень своевременно. Позавчера Сергей Аполлинариевич читал лекцию об эстетике. Это так здорово!
К нам недавно из Ровеньков пешком пришли пионеры из четвертого класса. Шли пять дней, чтобы на нас посмотреть…
На натурных съемках «Молодой гвардии» я любила смотреть, как снимались эпизоды, в которых не была занята. Одними из самых интересных сцен фильма мне представляются эпизоды первой встречи наших людей с оккупантами. Это и панорама вступления немцев в Краснодон, с нахальным танцем немецких солдат, обливающихся водой из колодца. Это и сцена, когда немецкие танки отрезали дорогу группе эвакуированных краснодонцев и в степи впервые взрослые и подростки встречаются с немецкими солдатами. Солдаты роются в вещах беженцев, снимают сапоги с Валько, фотографируются на фоне Краснодона. Все это деловито и по-хозяйски…
И только застывшие от горя и негодования люди, с их жизнью, с их чувством человеческого достоинства, для завоевателей не существуют, вернее существуют как досадная помеха на жизненном пространстве.
27 июня 1947 года. Краснодон
…Боже, как долго идут письма, и Вы почти месяц ничего от меня не имели! Как хорошо, что выезд все-таки возможен. Жарища стоит!!! Но сейчас съемки идут возле реки, и я (сейчас не мои объекты) целыми днями сижу в речке. Вчера привезли машину, в которой я буду сниматься, скоро мои сцены. У нас в гостях часто бывают пионеры, встречи, скоро начнем шефские концерты…
31 июня 1947 года. Краснодон
…Сейчас пять часов вечера. Жарко. Но у меня хозяйка только что помыла пол, и очень приятно ходить босиком. Вчера была на концерте. Это заезжие эстрадники… Это было что-то страшное!!! Халтура дикая. Нас было человек пять, все мы могли без репетиции дать лучший концерт. Главное, что это нравится зрителям. Какой страшный круговорот! Со сцены людям препо дносят пошлятину, а зрители привыкают к ней и откликаются только на нее…
2 июля 1947 года. Новосибирск
…Иннуленька, вчера была на картошке. Там все хорошо, но я не столько сделала, как устала. Но зато дома твои письма.
Читаю, перечитываю, спала – лежали рядом на подушке. Празднично на душе и хорошо. Радуюсь всему: началу съемок на натуре, ряженке, горшочку для масла, сарафану, большой соломенной шляпе. Конечно, всеми средствами постараюсь вырваться и приехать к концу июля…
2 июля 1947 года. Краснодон
…Сегодня всю ночь видела Вас во сне. Как Вы там живете? Как с питанием? Я живу очень хорошо, но когда я ем что-нибудь вкусное, у меня просто кусок останавливается, как подумаю, что у Вас там ничего нет. Сегодня даже холодновато на улице. Нам вчера прислали чудесный приемник, сейчас все время танцевальная музыка, я каждую минуту соскакиваю, чтобы подплясать.
Уже смотрели отснятый здесь материал, очень мне нравится. Натура чудесная, главное, нигде еще такой не было.
Сегодня Сергей Аполлинариевич сказал, что дней через десять я безвылазно буду занята в съемках…
В разгар краснодонских съемок мама, не удержавшись, приехала меня навестить. Надо же такому случиться, что именно в то утро в местечко, где снимали эпизоды с участием Бондарчука, игравшего руководителя партийного подполья Андрея Валько, шел грузовичок. А мы с Сергеем не виделись целых два дня! И вот я оставила маму, с которой едва перемолвилась парой слов, на попечение квартирной хозяйки, а сама умчалась к Сереже.
Грузовик остановился у подножия холма, за которым шли съемки. На звук клаксона Сергей взбежал на вершину с одной стороны, я – с другой. Он – небритый, в рваной фуфайке и тяжелых грязных сапогах. Я – в светлом платье, с развевающимися по ветру волосами. Бежали, вытянув вперед руки, а встретившись, обнялись крепко-крепко и стояли так несколько минут. Потом Герасимов, видевший нашу встречу, смеясь, скажет: «Неслись друг к другу, как два гуся влюбленных!»
Кажется, мы и жили как птицы, которым кроме друг друга ничего не нужно.
Однажды в хату, куда нас определили на постой, Сережа вернулся после очень тяжелой съемки. К сожалению, тот эпизод ушел из фильма – страшный эпизод, когда Валько зарывают под землю живым, а из-под земли звучит «Интернационал». Почему-то эту сцену вырезали, говорили, из-за Сталина.
После этой сцены уставший, вымотанный донельзя Сергей вернулся домой. И вот лежим с ним в кровати, мечтаем о том, как будем жить в Москве. А я говорю: «Ну и что, что денег у нас мало, – перебьемся как-нибудь. Знаешь, купим две тарелки, две ложки, две вилки, нож – и вот уже обзавелись хозяйством, своим!» Он с улыбкой прижал меня к себе, а у самого в глазах слезы: «Девочка моя родная, как же я тебя люблю! Ближе, чем ты, у меня никого не было и никогда не будет…»
В Краснодоне мы жили и работали почти четыре месяца. Сергей Аполлинариевич нам говорил, что научиться сниматься можно в одном фильме – важно, что ты принесешь с собой на съемочную площадку. Но нам нужно было не столько принести, сколько перенести многое, уже сделанное, со сцены в павильон и на натуру. А это оказалось не так просто.
Есть легенда, что однажды артисты МХАТа после спектакля гуляли в парке, где нашли аллею, похожую на декорацию второго акта «Месяца в деревне». Решили сыграть сцены. Стали проговаривать текст и через несколько реплик остановились. И великий режиссер Константин Сергеевич Станиславский написал по этому поводу: «Моя идея в обстановке живой природы казалась мне ложью, а еще говорят, что мы довели простоту до натурализма».
Когда Николай Охлопков, выдающийся актер и режиссер, поставил спектакль «Молодая гвардия» на сцене Театра Маяковского, он имел успех. Но если бы сцены спектакля перенесли в обстановку живой природы, мне думается, произошло бы то же, что в случае у Станиславского.
В том, наверное, и есть разница театра и кинематографа. Сцены из спектакля, поставленного Герасимовым с учетом того, что актеры будут играть перед аппаратом, все-таки были перенесены на природу, но фальшиво звучать от этого они не стали.
Мы заранее были подготовлены к съемкам «Молодой гвардии». Снимал фильм наш учитель, который знал нас так, как мы себя, конечно, не знали. Но было еще одно, что делало нас способными выразить суть жизни наших героев.
«Все прошлое лето, когда началась война, школьники старших классов, мальчики и девочки, как их все еще называли, работали в прилегающих к Краснодону колхозах и совхозах…
Они полюбили дальний путь на колхозные поля, песни во весь голос на ветру с грузовиков в степи, летнюю страду среди необъятных пшениц… задушевные разговоры и внезапный смех в ночной тиши…» – так написано в романе.
Как это понятно, жизнь, знакомая до мелочей. Это были наши сверстники, наши современники. В Краснодоне, в самом городе, в домах и хатах, во встречах с родными молодогвардейцев, в самом воздухе мы ощутили то, что к этим мальчикам и девочкам «на знакомые до каждой травинки улочки с пыльными жасминами и сиренями, в дедовские садочки с яблонями и в прохладную, с закрытыми от солнца ставнями, хату… вошел немец!» Они своими глазами увидели, как «по яркой степи двигались прямо на них раскрашенные под цвет древесной лягушки зеленые немецкие танки». И мы во время съемок смогли увидеть это их глазами.
Позднее в Краснодоне как памятник рядом с братской могилой замученных до смерти ребят поставили огромное здание музея «Молодая гвардия». «А вы думали, у нас тут деревянная избенка?» – среагировали сотрудники музея, когда я его увидела. В музее – книги, пропитанные кровью записки, фотографии, потрепанный чемодан с листовками… А возле музея на аллее к тому самому шурфу № 5, куда сбрасывали непокорных, холодный ветер прошибает до костей. Воет на тысячи голосов.
На съемках Сергей Аполлинариевич Герасимов наказал: «Не рассказывайте никому, когда будем снимать последнюю сцену». И вот она сцена: актеры идут «дорогой смерти». И вдруг отчаянный вопль: кричали матери… Кто-то проговорился, и к шурфу пришел весь город.
Странное чувство – когда я смотрю картину в ее законченном виде, мне кажется, что музыка звучала, когда фильм еще снимали. Вспоминая Краснодон, я всегда слышу увертюру, написанную Шостаковичем гораздо позднее.
Событие на всю страну
23 октября 1947 года. Новосибирск
…Международные отношения портятся катастрофически, и у всех тяжело на душе. Ну, прежде смерти не следует умирать. Надо жить, и жить хорошо, по возможности бодро.
Все здесь, и мы в том числе, сгораем от нетерпения скорее увидеть картину. Хоть бы дали там информацию в газетах, что картина просматривается, а то неприятное впечатление производит молчание. Министерство ваше опять ругнули за плохую работу. Это досадно, что, там не знают разве, что на выпуске несколько больших работ? Довженко ведь тоже заканчивает.
Сейчас читаю «Исповедь» Руссо. Первый раз читала эту книгу в свои восемнадцать лет. Долгие годы была под сильным ее впечатлением. А сейчас уже не то восприятие. Многое совсем неприемлемо в теперешнем моем состоянии…
9 декабря 1947 года. Новосибирск
…Значит, вашу работу уже видел Сталин?
Чувствую, что все вы окрылены вниманием и рады-радешеньки, что вам дают возможность еще поработать над фильмом…
Я встретила Сергея Аполлинариевича Герасимова в коридоре Театра-студии киноактера. Он шел в пальто, увидев меня, остановился:
– Только что говорил с Иосифом Виссарионовичем!!!
Был Сергей Аполлинариевич взбудоражен, бодр…
А суть беседы была в том, что, посмотрев первую серию «Молодой гвардии», Сталин сказал, что провала взрослого, партийного подполья в фильме не должно быть, так же как и беспорядочного, панического отступления наших… Отступали «только на заранее подготовленные позиции и планомерно».