Роды – памятный момент в жизни любой женщины. Рожала я в правительственной клинике – а где еще лауреату Сталинской премии?! Когда собрались с Сергеем туда, натянули на меня по примете какое-то ветхое пальто, чтобы чужие люди беременную не видели, не поняли, куда иду. На месте определили меня в палату, и начались схватки. Я в голос: «А-а-а!», а сама слышу – шумят за дверью: «Нельзя, нельзя!» Меня отпустило. Опять схватки, опять кричу, а там: «Нельзя, нельзя!» Это Сережа рвался ко мне. Его держали за полы, не пускали. Разве тогда я могла представить, что сама скажу: «Мы обязаны расстаться!»
10 мая 1950 года у нас появилось пополнение – родилась Наташа, наша девочка. Прямо из роддома мы привезли дочку на новую квартиру.
Дочке был месяц-полтора, когда Сергея вызвали на съемки фильма «Кавалер Золотой Звезды». Не успел он добраться до места – станицы Зеленчукская, что в Карачаево-Черкесии, – тут же прислал письмо с требованием, чтобы я немедленно приехала. А как я смогу? Как брошу ребенка? Но его не устроили мои сомнения: «Приезжай с дочкой!» Легкое дело – отправиться с грудным ребенком в киноэкспедицию в горы! Однако Бондарчук настаивал, и моя мама, наняв для Наташи кормилицу-армянку, меня отпустила. Я пробыла в Карачаево-Черкесии всего несколько дней. Муж носился со мной как с писаной торбой: перезнакомил со всей съемочной группой, представил режиссеру Юлию Райзману: «Это моя жена!» – и чуть не задохнулся от гордости. А когда Райзман, пожимая мне руку, сказал: «Вы такая беленькая, тоненькая – будто не из этой жизни…», Сергей за комплимент готов был, кажется, его расцеловать.
Дочери не исполнилось и года, когда я вернулась в театр, одно за другим последовали предложения сняться в кино. Роли были не большие, но интересные. Все было прекрасно: дом, семья, любимая работа.
Но история с Евгенией Белоусовой окончилась совсем не благополучно. Сергей давно расстался с этой женщиной и не хотел, не мог с ней жить. Мы были крепкой счастливой семьей, и вдруг, как гром среди ясного неба, – повестка в суд Ростова-на-Дону. Развод Бондарчука с первой женой не был оформлен, поскольку сам брак оставался под вопросом: документы в загсе не сохранились, официальное свидетельство Евгения порвала, зато собрала показания свидетелей их якобы свадьбы. По всему выходило, что Бондарчук – двоеженец. И мы поехали в Ростов на суды.
Та сторона постоянно скрывалась, затягивая процесс, а я выглядела эдакой злодейкой-разлучницей. И это было вдвойне трудно, ведь меня узнавали после «Молодой гвардии». Но Сергей говорил, что не может без меня, просил быть рядом, хотя с ним находился близкий друг. Останавливались мы у его друзей, у Станислава Чекана, на квартире у родителей его жены – чудесных людей, актеров. В разговорах они все время спрашивали друг друга: «Яшенька, когда это было, до большевиков или после?» Рассказывали, что большевики появились в Ростове как-то особенно четко и внятно. Как в сказке: прямо на уровне окна возникли их буденновки…
На меня судебный процесс произвел самое гнетущее впечатление. Для того чтобы развестись с Евгенией Белоусовой, Сергей Бондарчук должен был сначала развестись со мной. Потребовалось аннулировать все браки – сначала наш, потом их. Лишь после этого мы с Сергеем могли бы опять расписаться. И ростовский суд легко вынес решение в пользу Бело усовой: брак Бондарчука с Макаровой был расторгнут, Алеша получил законную фамилию. А с другим браком вышла заминка… в несколько лет! Белоусова не хотела мириться с тем, что возврат к семейной жизни с Бондарчуком для нее невозможен, или другие мысли вынашивала, могу только догадываться…
Когда наконец вожделенная бумажка об их разводе оказалась у нас на руках, мы с Сергеем тут же пошли в загс и снова расписались. Только случилось это лишь в 1955 году. Я вторично стала женой собственного мужа, а в 1957-м мы уже с ним расстались. Официально развелись тоже гораздо позже – он не хотел, тянул с нашим разводом.
Во время ростовского бракоразводного кошмара столько всего накопилось, что, теперь думаю, расставание с Сергеем уже было неизбежным. Только мы еще не знали этого, и боролись, и старались быть счастливыми.
Мы по-прежнему часами могли обсуждать роли, сценарии. Помню, лежа в постели, читали «Попрыгунью» Чехова. Вернее, читала я, Сергей слушал и плакал. Именно в такие минуты мне чаще всего вспоминались его слова: «Ближе тебя у меня никого не было и никогда не будет…» Мы действительно были одним целым: одно и то же делало нас счастливыми, одно и то же печалило и трогало.
Хотя в Бондарчука всегда был кто-нибудь влюблен, я к этому привыкла и воспринимала как данность. Чем популярнее он становился, тем больше вокруг вилось женщин, но ни в одной из них я не чувствовала соперницу.
В 1953 году шли съемки фильма «Возвращение Василия Бортникова» Всеволода Пудовкина. Мне повезло, что я снималась у такого выдающегося кинорежиссера, – Пудовкин был человек огромной культуры и эрудиции. Но тогда произошел неловкий случай.
У Пудовкина мы снимались в деревне Маркино Горьковской области, а Бондарчук в Белгороде-Днестровском под Одессой – у Ромма, в фильме «Адмирал Ушаков». Вдруг получаю телеграмму, что Сергей приезжает, еду встречать его на станцию и вижу – вышагивает с чемоданчиком по шпалам: поезд остановился где-то в неурочном месте.
В такую даль Сергей специально приехал повидаться со мной. Собралась вся киногруппа: «Бондарчук приехал! Лично!» Он уже был очень знаменит. А после его отъезда ко мне подошла одна известная актриса и с неприкрытой ненавистью произнесла: «Твоему народного дали?» Тут я испугалась и в первый раз поймала себя на мысли: «Вот что это такое – быть женой Бондарчука!»
Зависть… Мало того что молодой, красивый, талантливый – он еще и народный! А ведь время послевоенное – мужчин было очень мало, и женщины начали за ним настоящую охоту. Правда, он не давал особых поводов для ревности. И держался до тех пор, пока в 1955 году я не уехала в Болгарию, а сам он не отправился в Крым на съемки «Отелло».
В 1954 году Бондарчук много снимался, работал над главными ролями сразу в трех филь мах: у Самсонова в «Попрыгунье» по Чехову он играл Дымова, у Фридриха Эрмлера в «Неоконченной повести» – кораблестроителя Ершова, у Сергея Юткевича – Отелло в фильме по трагедии Шекспира.
В «Неоконченной повести» партнершей Бондарчука была Элина Быстрицкая. Но с ней отношения у Сергея не сложились. А вот с Ириной Скобцевой – Дездемоной в «Отелло» – вышло наоборот: он влюбился в двадцатисемилетнюю дебютантку. Перед этим его увлечением, когда мы вновь ненадолго встретились после очередной разлуки из-за съемок, он как раз говорил мне: «Ну, наконец-то ты догадалась, что нам нельзя расставаться». И когда снимали «Отелло», Бондарчук хотел, чтобы я была с ним на этих съемках. Он присылал мне телеграммы. Приходил Андрей Попов – дивный человек и хороший актер, он играл Яго – и говорил: «Инночка, поезжайте к Сереже, он вас очень ждет». Но я так устала от бесконечных поездок, так хотела увидеть Наташу, которая оставалась с моей мамой… А Сережа вот-вот вернется – через две-три недели, и мы опять будем вместе… Однако получилось по-другому.
Я была первой советской актрисой, которой сделали предложение иностранные режиссеры – поехать в Болгарию, сниматься в фильме «Димитровградцы». Конечно, я согласилась. Мы там работали с Борисом Чирковым – очень популярным еще с довоенных пор. И съемки продолжались несколько месяцев. В то же время получили развитие отношения Бондарчука с Ириной Скобцевой.
Скорее всего, его заинтересовала ее начитанность. Скобцева училась в МГУ, считалась там одной из первых красавиц. В университете она познакомилась с Алексеем Аджубеем – тем самым, который станет потом зятем Никиты Сергеевича Хрущева, – и стала его гражданской женой. В 1952 году они вместе подали документы в Школу-студию МХАТ, но во время учебы у них что-то не заладилось, и они расстались. Аджубей из студии ушел, а Скобцева ее окончила.
Она училась на одном курсе с Игорем Квашой, Галиной Волчек, Леонидом Броневым – хороший курс. И когда в 1954 году Юткевич задумал снимать «Отелло», его ассистент пригласил Скобцеву на эпизодическую роль Бьянки. Однако режиссер увидел в ней Дездемону.
Сергей позднее говорил, что с Ириной Константиновной они познакомились при весьма живописных, почти романтических обстоятельствах. Однажды Скобцева отдыхала в Доме творчества художников. Там художник Ефанов написал ее портрет и вскоре выставил его в Академии художеств. На выставку приехала Ирина Скобцева, там же портретом заинтересовался Сергей Бондарчук – он не случайно остановился перед ним, потому что сам всегда рисовал и тоже писал портреты. Возле картины они и встретились. Еще несколько раз встречались на студии Горького, а затем работа соединила их в «Отелло». Вот так…
По характеру Сергей бывал тяжелый, как валун. В такие минуты я его дразнила: «Цобцобе…» И сама я с ним становилась тяжелая. Однажды, когда он находился рядом, у меня возникло ощущение, что меня придавили каменной плитой. Порой с ним было очень-очень трудно.
Когда меня утвердили на главную роль в фильме «Высота», Сергей очень радовался. Твердил: «Сценарий прекрасный! Это будет здорово! Это твой уровень!» И я уехала на съемки в Днепродзержинск, а он – в Киев, где начиналась работа над фильмом «Иван Франко». Спустя время я узнала, что и в этой картине вместе с Бондарчуком опять снималась Скобцева.
Через годы я прочла в воспоминаниях Клары Лучко о том, что он приходил к ним, влюбленный в Ирину Скобцеву, и говорил: «Что мне делать? Я никогда не расстанусь с семьей, с Наташей. Вот если бы она сама мне собрала чемодан…» А тогда я этого не знала. Я узнала об этом гораздо позже.
После возвращения в Москву из Днепродзержинска на мое имя чуть ли не ежедневно стали приходить анонимки, где сообщалось, что Бондарчук мне изменяет. О подметных письмах я ничего не говорила Сергею до тех пор, пока и ему не пришла анонимка. На меня. Мол, у вашей жены были отношения с актером киногруппы фильма «Высота» таким-то… Сергей пришел в бешенство и молчать не стал: