(plantation business concerns) по отношению к поместной системе за Эльбой, была совершенно неправдоподобной.
И все же нельзя сказать, что Западная Европа не оказала решающего влияния на формирование государственных структур Восточной. Ибо международное взаимодействие эпохи феодализма осуществлялось в первую очередь на политическом, а не на экономическом уровне, потому что этот способ производства был основан на внеэкономическом принуждении. Завоевание, а не торговля, было основной формой его расширения. Неравное развитие феодализма внутри Европы нашло наиболее характерное и прямое выражение не в балансе торговли, а в балансе силы между соответствующими регионами континента. Другими словами, главным способом общения Востока и Запада в эти столетия была война. Именно международное давление западного абсолютизма, как политического аппарата более мощной феодальной аристократии, управлявшего более развитыми обществами, вынудило восточную знать создать такую же централизованную государственную машину, для того чтобы выжить. Иначе превосходящая сила реорганизованных и увеличенных абсолютистских армий неизбежно взяла бы свое естественным способом межфеодальной конкуренции — с помощью войны. Сама модернизация войска и тактики, вызванная «военной революцией» на Западе после 1560 г., сделала вторжение в огромные пространства на востоке более реальным, чем когда-либо ранее, соответственно увеличив угрозу агрессии для местной аристократии. Таким образом, в то время, когда инфраструктурные отношения производства расходились по разным дорогам, существовало парадоксальное сближение надстроек в двух регионах (что само по себе, конечно, указывало на единый способ производства). Конкретные пути, по которым первоначально была направлена военная угроза западного абсолютизма, оказались, к счастью для восточной знати, исторически окольными. Однако тем более поразительно, как немедленно произведенные ею эффекты стали катализатором изменений политической модели на Востоке. На юге передний край между двумя зонами занимала длительная австро-турецкая дуэль, которая в течение 250 лет сосредоточивала внимание Габсбургов на их оттоманских врагах и венгерских вассалах. В центральной части Германия представляла собой лабиринт маленьких, слабых государств, разделенных и нейтрализованных своими религиозными конфликтами. Именно поэтому нападение пришло с относительно примитивного севера. Швеция — самая последняя и удивительная из всех западноевропейских абсолютистских государств, новая страна с очень небольшим населением и рудиментарной экономикой — стала молотом Востока. Ее влияние на Пруссию, Польшу и Россию в течение до лет, с 1630 по 1720 г., сравнимо с тем, которое имела Испания в Западной Европе на раннем этапе, хотя оно не стало еще предметом такого же изучения. Однако это был один из крупнейших циклов военной экспансии в истории европейского абсолютизма. В зените своей славы шведская кавалерия победоносно въехала в пять столиц: Москву, Варшаву, Берлин, Дрезден и Прагу, — действуя на огромной дуге в Восточной Европе, которая превосходила даже кампании испанских терций в Западной Европе. Австрийская, прусская, польская и российская системы государственного устройства испытали на себе ее формирующий удар.
Первым шведским заграничным завоеванием стала Эстляндия (северная часть Эстонии) в период длительной Ливонской войны с Россией в последние десятилетия XVI столетия. Однако только Тридцатилетняя война, в ходе которой сложилась первая полностью формализованная международная система государств в Европе, стала решающим началом шведского вторжения на восток. Эффектный марш армий Густава Адольфа в Германию, отбросивший, к удивлению Европы, силы Габсбургов, стал поворотным моментом войны; а последовавшие успехи Баннера и Торстенсена не допустили восстановления позиций Империи (Reich). Начиная с 1641 г. шведские войска постоянно оккупировали большие части Моравии [263] и, когда в 1648 г. война закончилась, находились на левом берегу Влтавы в Праге. Вторжение Швеции окончательно разрушило перспективу имперского государства Габсбургов в Германии. Все развитие и характер австрийского абсолютизма отныне определялись этим поражением, которое лишило его шанса на создание консолидированного территориального центра в традиционных землях Империи и сместило центр его тяжести на восток. В то же время воздействие шведской мощи на эволюцию Пруссии, менее заметное в международном масштабе, на внутреннем уровне было даже глубже. Бранденбург был оккупирован шведскими войсками с 1631 г., и, несмотря на то что он был союзной протестантской страной, его немедленно подвергли безжалостным военным реквизициям и фискальным изъятиям, каких он не знал ранее. Традиционные привилегии сословия юнкеров были отменены шведскими командующими [264]. Создавшееся тяжелое положение было усугублено аннексией Швецией Западной Померании согласно Вестфальскому договору 1648 г., который гарантировал Швеции большой постоянный плацдарм на южных берегах Балтики. Шведские гарнизоны теперь контролировали Одер, представляя прямую опасность для демилитаризованного и децентрализованного правящего класса Бранденбурга, — страны, у которой фактически отсутствовала армия. С 1650-х гг. строительство прусского абсолютизма Великим курфюрстом было главным образом прямым ответом на надвигавшуюся шведскую угрозу: постоянная армия, которой суждено было стать краеугольным камнем аристократии Гогенцоллернов, и ее налоговая система были созданы юнкерами в 1653 г. для подготовки к неизбежной войне на Балтике и противостояния внешней угрозе. Шведско-польская война 1655–1660 гг. стала поворотной точкой в политической эволюции Берлина, который сам избежал удара шведской агрессии, поскольку участвовал в этой войне в качестве младшего партнера на стороне Стокгольма. Следующий большой шаг на пути создания прусского абсолютизма был вновь предпринят в ответ на военный конфликт со Швецией. Именно в 1670-е гг., в ходе шведских кампаний против Бранденбурга, которые формировали Северный театр войны, развязанной Францией на западе, был создан известный Генеральный военный комиссариат (Generalkriegskommissariat), занявший место, ранее принадлежавшее Тайному совету, и сформировавший всю структуру государственной машины Гогенцоллернов. Прусский абсолютизм в своей окончательной форме сложился в эпоху шведского экспансионизма и под его давлением.
Между тем в те же самые десятилетия после Вестфальского мира самый тяжелый изо всех скандинавских ударов обрушился на восток. Шведское вторжение в Польшу в 1655 г. быстро разрушило свободную аристократическую конфедерацию шляхты. Варшава и Краков пали, и вся долина Вислы была разорвана прямыми и встречными передвижениями войск Карла X. Главным стратегическим результатом войны стало лишение Польши сюзеренитета над герцогской Пруссией. Однако социальные результаты разрушительного шведского нападения были значительно серьезнее. Польским экономической и демографической структурам был нанесен такой ужасный ущерб, что шведское вторжение стало известно как «потоп», который навсегда отделил предшествующее процветание Речи Посполитой от безнадежного кризиса и упадка, в которые она погрузилась после него. Последнее краткое возрождение польской армии в 1680-х гг., когда Собесский возглавил защиту Вены от турок, предшествовало второму уничтожению Швецией Содружества в период большой Северной войны 1701–1721 гг., в которой основным театром разрушений вновь стала Польша. Когда последние скандинавские войска ушли из Варшавы, Польша перестала быть важной европейской державой. Польская аристократия, по причинам, которые будут обсуждены позже, не преуспела в создании абсолютизма в период этих испытаний. Она, таким образом, на практике показала, каковыми были последствия такого упущения для феодального класса в Восточной Европе. Неспособная восстановиться от смертельных ударов нанесенных Швецией, Польша в конечном счете прекратила свое существование как независимое государство.
Россия, как всегда, представляет некий отличный случай в рамках общего исторического пространства. Здесь, стремление аристократии к военной монархии проявилось значительно раньше, чем где-либо в Восточной Европе. Отчасти это было следствием предыстории Киевского государства и византийской имперской традиции, переданной через хаотичное российское Средневековье при посредстве идеологии «Третьего Рима». Иван III женился на племяннице последнего императора Константинополя из династии Палеологов и присвоил титул царь, или император, в 1480 г. Идеология translatio imperii была, несомненно, менее важной, чем постоянное давление на Россию со стороны татар и тюркских скотоводов из Центральной Азии. Сюзеренитет Золотой Орды сохранялся до конца XV в. Ее преемники — Казанское и Астраханское ханства — осуществляли постоянные набеги до тех пор, пока не потерпели поражение и не были поглощены в середине XVI в. Последующие сто лет крымские татары, теперь находившиеся под властью Оттоманской империи, совершали набеги на российскую территорию с юга; их экспедиции в поисках добычи и рабов сделали большую часть Украины ненаселенной дикой местностью [265]. Татарские всадники в эпоху раннего Нового времени не имели сил завоевывать и постоянно оккупировать эти земли. Но Россия, «страж Европы», вынуждена была сдерживать главное направление их удара. Результатом стало более раннее и сильное стремление к централизации государства в Московском княжестве, чем в более защищенном курфюршестве Бранденбурга или Польском Содружестве. Но начиная с XVI в. военная угроза с Запада превысила ту, что была на Востоке. Полевая артиллерия и современная пехота легко превзошли верховых лучников как оружие войны. Таким образом, и в России по-настоящему решающие фазы перехода к абсолютизму пришлись на время шведской экспансии. В ключевой период царствования Ивана IV, в конце XVI столетия, шла длительная Ливонская война, из которой Швеция вышла стратегическим победителем, аннексировав Эстонию, плацдарм для господства над северным Балтийским побережьем, по условиям Ям-Запольского мирного договора 1582 г. В Смутное время начала XVII в., которое завершилось вступлением на престол династии Романовых, шведские силы развернулись в глубине России. Среди возраставшего хаоса войска под командованием Делагарди вели боевые действия, направляясь к Москве, чтобы поддержать узурпатора Шуйского. Три года спустя, в 1613 г., шведский кандидат, брат Густава Адольфа, был на расстоянии вытянутой руки от российского трона и не взошел на престол только вследствие избрания Михаила Романова. Новый режим был вынужден вскоре уступить Карелию и Ингрию Швеции, которая в течение следующего десятилетия захватила всю Ливонию у Польши, что давало ей фактически полный контроль над Балтикой. Шведское влияние было также значительным в сам