ой политической системе России в ранний период правления Романовых [266]. В конце концов, конечно, массивное государственное здание Петра I в начале XVIII в. было воздвигнуто во время и в противовес крупнейшему шведскому наступлению на Россию, возглавляемому Карлом XII, который начал с сокрушения российских армий у Нарвы и в конечном счете продвинулся в глубину Украины. Царская власть внутри России была, таким образом, испытана и выкована в международной борьбе за господство со Шведской империей на Балтике. Австрийское государство было шведской экспансией отделено от Германии; Польское государство полностью разделено. Прусское и Российское государства, наоборот, выдержали и отразили нашествие, приобретая свою развитую форму в ходе борьбы. Итак, восточный абсолютизм был обусловлен в своей сути ограничениями международной политической системы, в которую объективно была интегрирована знать всего региона [267]. Это была цена ее выживания в цивилизации, определявшейся упорной борьбой за территории. Неравное развитие феодализма обязало восточноевропейские страны соответствовать государственным структурам Запада гораздо ранее, чем они достигли сопоставимой стадии экономического перехода к капитализму.
Этот абсолютизм был также переопределен ходом классовой борьбы внутри восточноевропейских социальных формаций. Теперь необходимо рассмотреть эндогенные влияния, которые способствовали его появлению. Первоначальное соответствие поражает. Решающая юридическая и экономическая консолидация крепостничества в Пруссии, России и Богемии происходила точно в те же десятилетия, когда были прочно заложены политические основы абсолютистских государств. Это двойное развитие — институционализация крепостничества и возникновение абсолютизма — было во всех трех случаях тесно и четко связано в истории соответствующей социальной формации. В Бранденбурге Великий курфюрст и сословия закрепили знаменитую сделку в 1653 г. в официальной Хартии, согласно которой аристократия утвердила налоги для регулярной армии, а князь издал декрет, привязавший сельскую рабочую силу безвозвратно к земле. Налогами должны были облагаться города и крестьяне, а не сами юнкера, армия же должна была стать ядром всего Прусского государства. Это был пакт, который увеличил как политическую власть династии над знатью, так и власть знати над крестьянством. Восточногерманское крепостничество было теперь нормализовано и стандартизировано на всех землях Гогенцоллернов, находившихся за Эльбой. В это же время сословная система неуклонно подавлялась монархией в одной провинции за другой. К 1683 г. ландтаг Бранденбурга и Восточной Пруссии окончательно потерял всю власть [268]. Тем временем в России события развивались очень похожим образом. В 1648 г. Земский собор — представительный орган — собрался в Москве, чтобы принять историческое Соборное уложение, которое впервые кодифицировало и унифицировало крепостное право для сельского населения, учредило строгий государственный контроль над городами и их жителями, подтверждая в то же время формальную ответственность всех аристократических земель за обеспечение военной службы. Соборное уложение было первым всеобъемлющим законодательным кодексом, провозглашенным в России, и его появление было важным событием: оно фактически обеспечило царизм юридическими рамками для его утверждения в качестве государственной системы. За провозглашением закрепощения русского крестьянства здесь также последовало быстрое отмирание системы сословий. В течение десятилетия Земский собор фактически исчез, в то время как монархия создала большую полурегулярную армию, которая в конечном счете, полностью заменила старую систему дворянских ополчений. Последний Земский собор ушел в забвение в 1683 г., превратившись к тому времени в теневую группу придворных клакеров. Социальный пакт между российской монархией и аристократией, установив абсолютизм в обмен на окончательное оформление крепостничества, стал фактом.
Богемия испытала схожий синхронизм практически в тот же самый период, хотя и в другом контексте, — контексте событий Тридцатилетней войны. Вестфальский договор, положивший конец военным действиям в 1648 г., освятил двойную победу: Габсбургской монархии — над богемскими сословиями и земельных магнатов — над чешским крестьянством. Большая часть старой чешской аристократии была устранена после сражения у Белой Горы, а с ней и политическая конституция, которая воплощала их местную власть. «Новое земское уложение» (verneuerte landesordnung ), сконцентрировало всю исполнительную власть в Вене; роль сословий, потерявших свою традиционную прерогативу управления обществом, была урезана до церемониальной. Автономия городов была уничтожена. В сельской местности жестокие меры закрепощения последовали в рамках крупных поместий. Массовые проскрипции и конфискации у бывшей чешской знати и дворянства создали новую, космополитическую аристократию военных авантюристов и придворных функционеров, которые вместе с Церковью контролировали около % земель в Богемии. Огромные демографические потери после Тридцатилетней войны создали острую нехватку рабочей силы. Трудовые повинности подневольных людей вскоре достигли половины рабочей недели, в то время как феодальные сборы, десятины и налоги могли составлять до 2/3 крестьянской продукции [269]. Австрийский абсолютизм, остановленный в Германии, одержал победу в Богемии; а с ним оставшиеся свободы чешских крестьян были уничтожены. Таким образом, во всех трех регионах укрепление землевладельческого контроля над крестьянством и дискриминация городов были связаны с резким увеличением прерогатив монархии и предшествовали исчезновению сословной системы.
Города Восточной Европы, как мы видели, испытали сокращение и упадок в период позднесредневековой депрессии. Экономический подъем на континенте в XVI в., тем не менее, способствовал новому, хотя и неравномерному росту в некоторых областях востока. С 1550 г., находясь под защитой городского патрициата, тесно связанного со знатью муниципальными землевладениями, города Богемии восстановили значительную часть своего благополучия, хотя и без той народной энергии, которая отличала их в эпоху Гуситских войн. В Восточной Пруссии Кенигсберг все еще оставался крепким форпостом бюргерской автономии. В России Москва процветала после принятия Иваном III царского титула, извлекая особенную пользу от международной торговли между Европой и Азией, проходившей через Россию, в которой также принимали участие старые коммерческие центры Новгород и Псков. Созревание абсолютистских государств в XVII в. нанесло смертельный удар по возможности возрождения городской независимости на Востоке. Новые монархии— Гогенцоллерны, Габсбурги и Романовы — обеспечивали непоколебимое политическое превосходство аристократии над городами. Единственным корпоративным органом, серьезно сопротивлявшимся унификации Великого курфюрста после рецессии 1653 г., был город Кенигсберг в Восточной Пруссии: он был сокрушен в 1662–1663 и 1674 гг., в то время как местные юнкера наблюдали за этим со стороны [270]. В России сама Москва испытывала недостаток в существенном городском классе бюргеров. Торговля там была достоянием бояр, чиновников и узкого круга богатых купцов-гостей, зависевших от правительства в отношении своих статуса и привилегий; однако эта страта не включала многочисленных ремесленников, беспорядочную полусельскую рабочую силу и грубых и деморализованных солдат стрелецкого ополчения. Непосредственной причиной созыва рокового Земского собора, провозгласившего Соборное уложение, был внезапный взрыв этих разнородных групп. Бунтующие толпы, возмущенные повышением цен на товары первой необходимости и последовавшим за этим увеличением налогов администрацией Морозова, захватили Москву и заставили царя бежать из города, в это же время потеря доверия к власти ясно просматривалось и в сельских провинциях Сибири. Когда же царский контроль над столицей был восстановлен, был созван Земский собор и утверждено Уложение. Новгород и Псков, восставшие против фискальных требований, были окончательно подавлены, потеряв все свое экономическое значение. Последние городские беспорядки в Москве имели место в 1662 г., когда протестующие ремесленники были легко подавлены, и в 1683 г., когда Петр I окончательно ликвидировал стрелецкое войско. После этого российские города больше не доставляли беспокойства ни монархии, ни аристократии. В чешских землях Тридцатилетняя война уязвила гордость и остановила рост городов Богемии и Моравии: непрерывные опустошения и осады во время военных кампаний, в дополнение к отмене муниципальных автономий после них, свели их к пассивному положению недовольных в Габсбургской империи.
Основная внутренняя причина становления восточноевропейского абсолютизма находилась, однако, в сельской местности. Его сложная репрессивная машина была в первую очередь направлена против крестьянства. Семнадцатый век был эпохой падения цен и численности населения практически по всей Европе. На Востоке войны и социальные бедствия вызвали особенно острый кризис, связанный с нехваткой рабочей силы. Тридцатилетняя война послужила причиной жесточайшего отставания всей германской экономики к востоку от Эльбы. Демографические потери во многих районах Бранденбурга превышали 50 % [271]. В Богемии общая численность населения снизилась с 1 миллиона 700 тысяч до менее 1 миллиона человек к моменту подписания Вестфальского мира [272]. В России невыносимое напряжение Ливонской войны и опричнины привело к жестокой депопуляции и бегству из центральной части страны в последние годы XVI в.; от 76 до 96 % поселений в окрестностях самой Москвы были оставлены их жителями