Анита прищурилась. Ее глаза за толстыми линзами напоминали щелки.
– Сядь, Поппи.
Я не послушалась.
– Сядь! – приказала она. – Я отвечу на твои вопросы.
Закатив глаза, как капризный ребенок, заскучавший на уроке математики, я нехотя опустилась на стул.
– И?
Анита положила руки на стол и подалась вперед. Затем затараторила:
– Нам позволено удерживать тебя здесь в рамках антитеррористического закона. Он наделал в вашей стране шумихи, но согласно ему я могу удерживать тебя здесь двадцать восемь дней.
У меня закружилась голова.
– Антитеррористический закон? – Я покачала головой. – Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Я не террорист. Мы с Ноем… если точнее… похоже, вы что-то напутали. Я бы никогда и никому не навредила. Я не опасна.
Анита осмотрела на меня поверх очков.
– Тем не менее, Поппи, в настоящий момент, ты и твой парень, – она почти выплюнула это слово, – считаетесь самыми опасными людьми на планете.
Я позволила ее словам проникнуть в меня, а потом засмеялась и покачала головой:
– Вы шутите.
– Уж точно нет.
Я опустила руки на стол. Мне хотелось сделать это аккуратно, но раздался громкий хлопок.
– Это безумие! Я не опасна. Я даже не могу ударить кого-то, не причинив тем самым боль себе.
– Мне потребуется какое-то время, чтобы все тебе объяснить.
Я покачала головой:
– Это требует объяснений? Будь я террористом, думаете, я бы не знала об этом? Разве в таких случаях меня бы не допрашивали? Кстати, на основании чего вы удерживаете меня здесь? Я не видела никакого ордера на свой арест.
Анита спокойно запустила руку в карман жакета и достала листок бумаги. Развернула его и пододвинула ко мне. Сверху красовался герб. Я увидела наши с Ноем имена. А еще слова: «Строго конфиденциально. Вопрос национальной безопасности».
– Что это?
– Это ордер на твой арест. Как видишь, он подписан министром обороны и премьер-министром.
Премьер-министром? У меня закружилась голова. Я перевернула листок.
– Поппи!
– Я хочу домой.
– Вскоре ты сможешь туда вернуться. Не волнуйся за родителей, мы говорили с ними. Они знают, что ты в безопасности, и не переживают. Но для начала нам нужно с тобой переговорить.
Я подняла голову и посмотрела на нее:
– Насчет чего?
– Насчет тебя и Ноя.
При упоминании его имени на глаза навернулись слезы.
– Я не понимаю, что происходит и как мы с этим связаны. – Мой голос надломился. – Мы не опасны и не сделали ничего плохого.
Теперь слезы текли стремительным потоком. Я не стала вытирать их, мне было наплевать. Если они хотят удерживать меня здесь двадцать восемь дней, то им придется терпеть мои слезы.
Анита повернулась к Рейну:
– Ты не против оставить нас на минутку?
Я не хотела, чтобы он уходил. Он казался приятнее Аниты. Казалось, ему тоже не очень этого хотелось, но он отодвинул стул и вышел.
И мы остались с Анитой вдвоем.
Глава 35
МЫ СМОТРЕЛИ ДРУГ НА ДРУГА. Я уже чувствовала себя измученной.
Она нарушила молчание:
– Мисс Лоусон, то, о чем я поведаю тебе, – секрет, оберегаемый так сильно, что о нем знает менее сотни человек на всей планете.
– Тогда почему вы мне его рассказываете?
– Потому что ты вправе знать. Хотя, уверяю, тебе этого не хотелось бы. Как и мне в свое время. Обратного пути нет. С этого момента твоя жизнь сильно усложнится.
Я не была уверена, что могла бы удивиться еще сильнее.
– Тогда говорите, – сказала я, не понимая, могла ли ситуация стать еще хуже.
– Ты влюблена, Поппи Лоусон?
Вопрос был настолько прямым, что на самом деле удивил меня. Я сердито уставилась на нее:
– Не понимаю, какое вам до этого дело.
– О, поверь, это мое дело. Так ты влюблена или нет?
Я подумала о Ное, и тут же по моему телу пробежали ручейки тепла.
– Да, – опустив голову, ответила я.
Анита почти небрежно откинулась на стуле. – Любовь – странный научный феномен. Мы до сих пор, вплоть до этого дня, пытаемся контролировать ее. А она вытворяет различные непредсказуемые вещи с нашим телом. Например, ты знала, что влюбленные легче переносят боль?
Я покачала головой.
– Интригующее исследование. В нем участвовали многие американские студенты. Пары, переживающие мучительный процесс любовных отношений. В результате выяснилось, что их болевые пороги были значительно повышены. Просто потому, что они испытывают взаимную любовь к другому человеку – тому, с кем переписываются перед сном.
Я ждала, когда она продолжит.
– А еще влюбленных сильнее тянет к творчеству. Ты это знала?
Я снова покачала головой.
– Это правда. Нейросвязи, возникающие в мозге, во время стадии, называемой в народе «конфетно-букетный период», настолько сильны, что стимулируют творческие способности.
Она сняла очки, а потом, к моему изумлению, закинула ноги в туфлях прямо на стол.
– И конечно же, это чувство улучшает состояние здоровья. Меньше вероятности заболеть. А хочешь знать мое самое любимое открытие на данный момент? – Ее глаза светились. – Недавно обнаружили, что любовь влияет на тело, как наркотик. Невероятно, правда? Исследования показывают, что рецепторы, которые активизируются в мозге, когда человек влюбляется, – те же, что оживают, когда наркоман вкалывает дозу или нюхает дорожку. Вот почему люди становятся такими сумасшедшими. Именно из-за этого чувства они пишут банальные песенки о любви и сопливые стишки, крутят романы. Вот почему человек, переживающий мучительный процесс любовных отношений, по сути, становится наркоманом. Этим объясняются дофаминовые «американские горки», иррациональное чувство незащищенности, беспокойство и ревность. А также физическая ломка, которая возникает, когда не видишь своего парня целую неделю.
Несмотря на злость, страх и тревогу, я действительно находила все это очень интересным. Поэтому подалась вперед, чтобы получше ее слышать, сравнивая сказанное ею с моими чувствами к Ною. Похоже, совпадало по всем параметрам.
Анита протяжно выдохнула:
– Конечно, это все фантазия.
Я приподняла бровь.
– О, да ладно, милая, ты же подросток. Разве людям в твоем возрасте не свойственна циничность? Этот первоначальный порыв любви не относится к романтике, это всего лишь биология. Цель нашего вида, мисс Лоусон, – производить потомство. Вот, пожалуй, и все. Нам нравится думать, что здесь есть нечто большее. Мы пишем популярные произведения, строим красивые здания и философствуем о жизни после смерти, отчаянно пытаясь оставить после себя хоть что-то. И притворяемся, что живем не только для того, чтобы рожать детей, дабы было кому оставить все после нашей смерти. Хотя знаем, что смысл жизни именно в этом. Рожать детей и умирать. Депрессивно, не так ли? Неудивительно, что мы придумали эту фантазию о любви, чтобы скрыть разочарование. – Анита опустила ноги и заговорщицки подалась вперед. – Хочешь, поделюсь секретом?
Я решила, что она все равно мне расскажет, но кивнула. Она явно наслаждалась драматическим закручиванием сюжета.
– Любовь – это всего лишь гормоны, – прошептала она.
– Гормоны?
– Ага. Миллионы гормонов. Наш глупый вид притворяется, что все гораздо сложнее. Что мы делаем правильный выбор. Что все предначертано. Что где-то там нас ждет единственный. Это же смешно. Любовь существует, чтобы облегчить процесс спаривания. Когда кого-то тянет к человеку другого пола, это происходит лишь по одной причине: обеспечу ли я себя здоровым потомством, если пересплю с ним.
Я подняла руки и сказала:
– Я изучала биологию в школе. И знаю, что вы пытаетесь объяснить. Вы имеете в виду феромоны, верно? Запах, который мы невольно выделяем, чтобы привлечь к себе людей?
Анита дернулась.
– Да, ты права. Я впечатлена. – Она слегка улыбнулась. – Феромоны – это что-то вроде собственного бренда парфюма. Но вместо запаха ванили, роз или нового популярного аромата от Мэрайи Кэри он больше похож на твою ДНК. Противоположный пол подсознательно чувствует этот запах и понимает, совместимы ли вы на генетическом уровне.
Я вспомнила свое отношение к романтике до Ноя.
– Я и так это знала.
Анита проигнорировала меня.
– Но вот что мне кажется интересным. Отказ людей воспринимать все это без предубеждения. Они хотят верить в любовь, они вынуждены в нее верить. Но на самом деле лишь придумывают глубокие и серьезные чувства, чтобы ощущать себя лучше. Как патетично!
Теперь я все больше осознавала, что мне не нравилась эта женщина. Может, на ее стороне наука, но взгляды на любовь и отношения просто… недоразвитые.
– Ого, – сказала я, – похоже, кто-то одинок.
Доктор Бомонт не понравился этот комментарий.
– Как же я могла забыть, – роясь в бумагах, сказала она, – ведь читала, что ты прямолинейна. Любишь язвить, да? – Она достала официальный бланк, подписанный кем-то. – Ну вот.
Анита начала зачитывать: «Поппи Лоусон любопытная и очень решительная пациентка. Единственная, кто активно вступает в дискуссии в кабинете терапии. У нее есть присущая подросткам привычка верить, что она всегда права, и игнорировать информацию, говорящую об обратном».
Я в шоке посмотрела на нее:
– Что это за чертовщина?
Она положила листок.
– Это отчет, написанный для нас доктором Эшли – твоим психиатром. Он наблюдал за тобой согласно нашим инструкциям.
– Вы заставляли моего психиатра шпионить за мной?
Анита улыбнулась:
– У него не было особого выбора. Он немного побубнил о врачебной тайне, но с нами не поспоришь. В любом случае у него есть интересное мнение по поводу ваших отношений с Ноем.
Ной. Его имя стало стартовым сигналом для огромного количества эмоций, которые было сложно удержать под контролем. Я вспомнила свою последнюю встречу с доктором Эшли, и все начало обретать смысл. Мне еще тогда показалось странным, что он спросил меня о Ное, из-за чего я вышла из себя.