Ленька слез с чердака, к мальчишкам не пошел, один вернулся домой и отдал находку отцу. Отец благоговейно приложился к кресту, спрятанному тем, кто, скорее всего, принял мученическую смерть и кто позаботился о своей святыне и привел ребенка к ней.
Потом отец унес крест в соседнее село в действующий храм и отдал служащему священнику. О находке рассказывать запретил, и Санька стала первой, с кем спустя почти десять лет Ленька поделился своей тайной.
Возвращение деда-священника
Через год от приезда Саньки в родную семью случилось важное событие. Темным зябким осенним вечером, когда семья вечеряла, а в печке мерно гудел огонь, в дверь постучался старый грязный нищий, одетый в лохмотья. Анисья вынесла ему хлеба и кружку молока, подумала-подумала, завязала в узелок несколько вареных картофелин, помидоры. Но бродяга не уходил, все сидел на лавке у избы, и свет, падавший из окна, освещал его застывшую худую фигуру.
Вышел отец, и вдруг с улицы донеслись непонятные звуки: смех, плач, восклицания. Когда семья гурьбой высыпала на двор, отец держал седого бродягу в объятиях. Нижняя челюсть бродяги дрожала, и видно было, что он совсем беззубый.
А отец обнимал его с неожиданной нежностью и только повторял сквозь слезы:
— Батя вернулся! Батя вернулся!
Это и был тот самый дед-священник, о котором рассказывал Ленька. Дед Серафим отсутствовал в родном селе два десятилетия: тюрьма, лагерь, поселение. Служить ему было нельзя, в избе он жить не пожелал, и отец со старшими братьями быстрехонько, до заморозков, поставил ему крохотную келью на краю огорода, ближе к лесу, утеплил, сложил небольшую печурку. Отец Серафим скоро обжился, будучи доволен малым: лежанка, табурет да часть икон из избы. Большую часть дня, а может и ночи, дед молился, зимой потихоньку чистил снег, летом ходил за травами, которые хорошо знал. Изредка приносил грибы.
Анисья по вечерам отправляла ему котомку с хлебом и овощами, кувшин с молоком, ел дед один раз в день и очень мало. Санька, еще до конца не обвыкшая в новой семье, первая вызвалась отнести незамысловатый ужин, и это стало ее обязанностью.
Со временем подружилась с дедом, ей нравилось сидеть рядом с ним в его келье, где зимой трещал огонь в маленькой печи, горела лампадка, а летом стрекотали кузнечики и пахло душистым разнотравьем.
И отец Серафим проникся к внучке, беседовал с ней, наставлял, особенно когда стала подрастать, входить в девичий возраст.
Поучения его были мудры и полезны, запомнились Саньке на всю долгую жизнь. Послушаешь — как для нашего времени сказаны. Почему? Да потому что духовные законы не устаревают.
Наставления отца Серафима
— Запомни, Сашенька, если человек не обучен технике безопасности — он опасен для производства. Если же не знает духовных законов — он опасен для себя и для окружающих.
Человек может быть начинен страстями злобы, гнева, осуждения, памятозлобия... Природа их разрушительна. Когда мы попадаем в сферу действия страсти, мы даже язык теряем — перестаем разговаривать и начинаем браниться.
Можно сказать о себе: Господи, я носитель страстей нечистых. Даже когда говорю хорошие слова, я испытываю при этом недобрые чувства — часто именно так и бывает. Женщины жалуются: «Батюшка, я мужу ничего плохого не сказала — а он рассердился! Почему?» — «А потому что в душе у тебя раздражение, осуждение, неприятие! Ум собеседника слышит слова, а душа принимает дух. А дух у тебя немирный...»
— Как же быть, дедушка?
— Старайся отдалиться от обстоятельств жизни, храни дух мирен в любой ситуации... Храни свой телесный скафандр настолько, насколько он нужен для жизни. А внимание души переключи на то, чтобы быть с Богом. И главное, Сашенька, береги свой чин! Какой чин? Запомни: если будешь правильно понимать жизнь, хранить свой чин жены и матери — это внесет правильный дух в твою семейную жизнь и передастся твоим детям.
—А в чем этот чин состоит?
— Женщина должна служить семье, жить не своей жизнью, а жизнью мужа и детей. Понимаешь? Любовь — это желание кому-то служить. Прочее, Саша, похоть. Семейная жизнь — это перестать жить для себя, жить для детей и мужа, служить семье. Если не слушать мужа, начальника своей жизни, которого даровал Господь, то мы разрушаем семью. У мужа мысли от Бога, у жены от мужа — единая плоть. Вот непослушная жена говорит: «Ребенок мой!» А Бог даровал ей ребенка через мужчину... Раньше был Домострой, знаешь такое?
—Это такой отсталый уклад жизни, дедушка, да?
— Хм... Отсталый... Этот уклад для женщины лучше всего был... Юную девичью душу хранили в семье от преждевременных увлечений, от страстей до замужества, чтобы она была цельной. А сейчас она в пятнадцать лет влюбляется и растрачивает душевные силы (еще ладно, если только душевные), те силы, что предназначены только для одного мужчины — ее мужа...
— Дедушка, а если муж плохой?
— Бывает, Саша... Я вот тебе расскажу... Живу я на поселении, и народ тайком ко мне тянется. У всех свои скорби, у всех вопросы... Приходит ко мне мать семейства, бухгалтер по профессии, и жалуется: муж работать не хочет, бездельничает, а она всю семью тянет. Говорит: «Батюшка, вот, например, муж и жена в одной упряжке, муж, скажем, должен на себя шестьдесят процентов ноши взять, а жена, скажем, сорок. А мой муж не хочет брать ничего. Получается, я одна всю ношу везти должна?» Она, вишь ты, все уже подсчитала, весь дебет-кредит! Я ей и отвечаю: «Нет, милая... Вот ты свои сорок процентов везешь — и слава Богу! Мужскую ношу ты по чину потянуть не можешь. Но если роптать не будешь, то шестьдесят процентов ноши твоей понесет знаешь кто? Ангел! Да-да, головой не крути! Ангел, от Господа посланный, понесет ту часть ноши, которую твой муж должен был нести! И вдовам Ангел такой помогает, тем, у кого муж на войне погиб. И тем, кого бросил муж, разрушив свой мужской чин...»
— Ангел... Дедушка, а моей маме Дуне тоже Ангел помогает?
— А ты как думала?! Конечно! А будешь роптать и гневаться, и Ангел не сможет рядом с тобой находиться... Понимаешь ли? Вот смотри, как бывает. Жены непокорны, скандальны, а мужья не хотят брать ответственность за семью на себя — все выходят из своего чина. Брошен чин — если муж ушел из семьи. А потом растут дети, и мы видим в детях себя, только помоложе и более растленных, если мы не задумывались о покаянии и передали им свои страсти. Мы говорим правильные вещи, все знаем, как правильно жить, но... Беда нашего времени — большая голова, набитая знаниями, и маленькие слабые ножки, закрытое для Бога сердце. А с такими слабыми ножками что делаешь? Правильно, часто падаешь. И слезы наши бесполезны: мы опирались на сломанную трость, а не на Бога. И вывод: плохие дети, плохие родители, плохие власти, плохое общество. А начинать нужно с личного покаяния.
Живи всегда с Богом, Саша. Пока есть хоть один храм рядом — всегда ходи в храм. Капельница, инъекция, анестезия. Капельница, инъекция, анестезия. Поняла? Нет? Исповедь, причастие, храм. Запомнила все, что я сказал?
— Плохо, дедушка.
— Это тебе так кажется, доченька, потому что рановато тебе это слушать. Но делать нечего: моей жизни уже немного осталось, а придет время — и ты вспомнишь все, что я тебе говорил, вспомнишь и поймешь. А сейчас пока запомни три правила на ближайшие годы. Первое правило: не принимай подарков от мужского пола. Второе: всегда ночуй дома. Третье: настраивайся на то, что замуж выйдешь только один раз. Нетрудные правила?
— Да вроде нет.
— Это пока тебе пятнадцать они нетрудные. Помоги Бог, чтобы и дальше так было. Беги, хватит на сегодня. Давай благословлю на ночь. Храни Господь!
Мама Дуня
Санька регулярно получала письма от мамы, несколько раз на каникулах навещала ее. В выпускных классах ездить было некогда, и она больше двух лет не видела маму. Сдала выпускные экзамены, получила аттестат, и письма перестали приходить. Санька за- переживала, сорвалась с места, поехала.
Высоченные деревья стали меньше ростом, а просторная мамина изба превратилась в крохотный домишко. Это означало, что Александра выросла. И на самом деле, трудно было узнать в красивой, высокой, стройной девушке прежнюю Саньку.
И мама Дуня, лежащая на кровати, оказалась неожиданно маленькой, худой, старой. Ее парализовало после инсульта, отнялись правая рука и нога, сильно нарушилась речь, пострадала память.
Медсестра, живущая по соседству, грустно объясняла:
— Мама ваша очень по вам тосковала. Скучала сильно, унывала... Да и жизнь у нее нелегкая, сами знаете: одна тюрьма сколько лет отняла...
И Санька осталась с мамой. Устроилась работать в школьную библиотеку, вместе с медсестрой ухаживала за Дуней. И вот как велико было счастье матери, к которой вернулось ее сокровище, — больная поднялась на ноги! Постепенно восстановилась речь, плоховато, но заработали больные рука и нога.
И прожила Дуня до восьмидесяти пяти лет! Она всегда была глубоко верующим человеком и до конца боялась уйти без исповеди и причастия. Перед смертью пережила второй инсульт, впала в кому, но за три дня до смерти пришла в себя, исповедалась и причастилась. По ее молитвам и Александра выросла верующим человеком. И сейчас молится о всех близких.
Боже, ущедри и благослови
Тень грядущих событий
В станице Каменке много камней: плоские, маленькие и побольше, большие достигают размера плит, дорожки в саду выложены из таких плит, забор называется стенка, и тоже каменный. И речка здесь называлась Каменка. Впадала она в Дон и, узкая обычно, после дождя разливалась, выходила из берегов, бурлила, но уже через несколько часов стихала, снова делалась ласковой и желанной для всей деревенской детворы, а также уток и гусей.
А дожди в грозном 1914 году, омраченном началом военного конфликта мирового масштаба — тридцать восемь государств-участников, — шли, как всегда в жарком августе, каждый день. Прохладное утро сменялось полуденным жаром, донское солнце щедро дарило свой свет и тепло, затем парило, и к четырем часам собирались тяжелые синие тучи. Живительный, почти тропический дождь обильно поливал жаждущую влаги землю, и урожай быстро зрел, готовился поразить изобилием.