И они, как и вечером, быстро накрыли стол и доели вчерашние припасы, в том числе вкуснейший капустный пирог тещи отца Бориса. Попили чаю, и даже Геннадий не отказался от совместного чаепития. Дорога сближает людей, и им уже казалось, что они давно знают друг друга.
В окно светило весеннее солнышко, солнечные зайчики отражались от стекла, в соседнем купе царила полная тишина — утомились, бедные, ночью.
Сдали постельное белье, переоделись, а времени все еще оставалось много. Понемногу завязался разговор, и Елена спросила:
— Батюшка, вот у меня бабушка — верующая. Я и сама в Бога верю — только в церковь редко хожу, знаете, времени не хватает. А родители у меня совсем неверующие. Бывшие комсомольцы-добровольцы, коммунисты. Папа в райкоме когда-то даже атеистической пропагандой заведовал. Но они очень хорошие, добрые, порядочные люди. Им так трудно перестроиться... Ведь в детстве и молодости они слышали совсем другое...
Геннадий, оторвавшись от ноутбука, хмыкнул:
— Не обижайтесь, но есть такая поговорка: «Горбатого могила исправит».
Отец Борис улыбнулся:
— А еще есть другая: «Господь Бог — старый Чудотворец». Мы даже не представляем, как и когда Он может привести к вере. Могу рассказать вам об одном своем знакомом.
История отца Бориса
Петр Романович был известным юристом, умнейшим человеком. Он работал в крупном агентстве по недвижимости, обмену и продаже жилья. В городе его очень уважали и даже любили за доброту, бескорыстие, щедрость души. Качества эти не очень-то подходят для работы в его сфере — так и разориться можно, будучи бескорыстным-то. Но — не разорял. Он мог долго ждать возвращения долга, не брал денег с бедных за консультации — и чудесным образом не терпел убытков. Позднее, выпутавшись из трудной ситуации, люди благодарили его, а также советовали другим обращаться к нему — и от клиентов отбоя не было.
Как-то Петр Романович помог и отцу Борису. Они познакомились близко, и батюшка узнал, что Петр — некрещеный и неверующий человек. Отец Борис попытался заговорить с ним о крещении, о вере, но собеседник его даже слушать не стал.
Прошло лет десять, и внезапно старый знакомый пришел к отцу Борису и попросил его окрестить. Каким образом он уверовал, какая перемена произошла в его душе и что послужило ее причиной — теперь уже никто не узнает. Прочитал ли он какую-то книгу? Услышал ли какой-то судьбоносный разговор? Неизвестно. Это тайна, которая осталась между ним и Господом.
Недоумевала даже любимая супруга, которая была в курсе всех событий: внешне в жизни Петра не произошло никаких перемен. Не было ни скорбей, ни болезней — ничего. Не всегда причины лежат на поверхности. Просто Господь позвал его — и он откликнулся.
Петр Романович крестился в августе, когда в сияющем солнцем храме еще пахло яблоками и медом. В сентябре, когда в церковной ограде золотистыми свечами светились осенние березки, он приехал к отцу Борису на исповедь — первый раз в жизни. И, к большому удивлению священника, исповедовался как зрелый христианин. Называл грехи точно и жестко, не оправдывая ни один из них, не обеляя себя.
И отец Борис подумал: «Это потому, что он всю жизнь жил по совести. А совесть — это голос Божий в душе человека».
В октябре, под моросящий шум осеннего затяжного дождя, Петр снова пришел к отцу Борису уже с женой — венчаться. Пришел, сильно смущаясь, — самому ему стукнуло пятьдесят девять, да и жена отставала лишь года на два. Он сказал батюшке:
— Всю жизнь прожили невенчанные... А сейчас вот хочу, чтобы Господь нас с женой благословил. Поздновато, конечно... Уже внуки ведь у нас... А вот — будто чувствую: так нужно. Очень сильно нужно. Как покрестился — так и почувствовал... Обвенчаешь нас, отец Борис?
Жена Петра Романовича сначала предложение мужа встретила без энтузиазма: что это и зачем это — когда они и так живут хорошо. И для чего людей смешить в их возрасте? Но потом на венчании стояла рядом с мужем притихшая, разрумянившаяся, помолодевшая — счастливая. И батюшка с радостью обвенчал их.
После венчания сказал:
— Петр Романович, жду вас теперь на службы и на исповедь регулярно. Хорошо?
— Хорошо, — улыбнулся тот.
Но первая исповедь так и осталась первой и единственной в жизни Петра. Потому что в этом же месяце он умер — четырнадцатого октября, на Покров Пресвятой Богородицы. Сердце.
Падал снег, покрывая черную землю кладбища чистым белоснежным покровом. На похоронах Петра провожала половина города, и компаньоны по бизнесу плакали на его могиле. Вы когда-нибудь видели, чтобы акулы бизнеса рыдали на могиле коллеги? Нужно было бы заглянуть на похороны Петра Романовича.
Как он сумел прожить почти до шестидесяти неверующим и некрещеным человеком, а за три месяца до смерти окреститься, обвенчаться, исповедаться и причаститься — сие есть тайна Божия.
Вот такая история...
Геннадий подумал и спросил тихо:
— Так, значит, можно и обождать с крещением-то? Бог Сам все управит?
Отец Борис замешкался: как бы ответить правильно. Ответил Иван Николаевич:
— Всем нам обещано отпущение грехов, если мы покаемся. Но никому не обещан завтрашний день...
И они замолчали, думая каждый о своем. А поезд стрелой мчался через весенние поля, и до конечной станции оставалось совсем немного времени.
Рыбный пирог для детей
Над рекой, покрытой предрассветным легким туманом, всходило яркое весеннее солнце, робкие пока лучи слегка ласкали лицо. Редкие, сонные чириканья сменялись дружным радостным птичьим хором — здравствуй, новый день! Вот только отцу Борису пока радоваться не приходилось. Руки, держащие удочку, окоченели, спина замерзла. Скоро нужно было отправляться на службу — а он до сих пор не поймал ни одной, хоть самой маленькой рыбешки. И рыбачил-το с детства, знал все хитрости и уловки, и помолился перед тем, как закинуть удочку, — а ничего!
Супруга, матушка Александра, с вечера поставила тесто под рыбный пирог: сегодня к обеду в гости ждали тещу, Анастасию Кирилловну. После смерти тестя она отказалась от мяса, но была большая любительница рыбки. Кузьма просился с отцом на рыбалку — не взял: с раннего утра холодно, сыро. Да и думал по-быстрому наловить — и домой. А придется возвращаться с пустыми руками. Горе-рыболов...
Отец Борис вспомнил старца, схиархимандрита Стефана Карульского, с которым встречался когда-то давно на Афоне. Старец на большие праздники в простоте сердечной спускал со своей скалы в море сеточку и просил: «Божья Матерь, пошли мне рыбки». Тут же вытаскивал — и в сети всегда была рыба.
Батюшка подумал, помялся и охрипшим баском затянул: «Божья Матерь, пошли мне рыбки!» Тут же замолчал, как певец, взявший неверную ноту. Да... Далеко ему до старца Стефана — нет такой веры, нет и простоты сердечной.
Постоял еще. Вспомнил рассказ отличного писателя, священника Ярослава Шипова, «Три рыбы от святителя Николая». Там немолодой батюшка Михаил идет на реку и просит Николая Чудотворца о помощи. Рассказывает все, будто на самом деле беседует со святителем: мол, так и так, он, дескать, понимает, что рыба сейчас не клюет и клевать не может. Но ему до крайности необходимы две рыбешки. И перечисляет кому. Кому именно — это отец Борис помнил уже смутно. Вроде бы батюшка просил не для себя, а для хороших людей.
Один, вроде, директор школы был, мужик такой понимающий, который разрешил батюшке этому Закон Божий преподавать местным ребятишкам. А вторая — вдова, которой некому было рыбешки поймать...
И вот излагает, значит, тот самый отец Михаил свой интерес святителю Николаю — а сам удочку забрасывает и на поплавок посматривает. И вдруг ему святитель помогает — поплавок резко под воду уходит, батюшка подсекает и на берег щуку огромную вытягивает! Это для директора, значит.
А потом — раз! — и плотвица граммов на шестьсот! Это для вдовицы на пирог сочнейший классического размера...
Отец Борис еще помялся и решил так же обстоятельно все рассказать Николаю Чудотворцу. Осмотрелся вокруг — берег был пустынный — и прошептал горячо:
— Святителю отче Николае! Теща едет! Она человек очень хороший! И рыбу любит... Матушка тесто поставила под пирог — мне бы хоть одну рыбку поймать! Я понимаю, что щука — это уж слишком большое чудо будет... Мне бы хоть плотвы или подлещиков... помоги, пожалуйста! Как я домой без рыбы вернусь?! Матушка ждет... Кузенька прибежит, в отцовскую корзинку заглянет — а там пусто! Рыбак называется, добытчик...
Поплавок не шевелился. Может быть, отец Борис не умел так убедительно изложить своей просьбы? Он вздохнул, подождал еще полчаса и стал собираться домой.
Шел, опустив голову, печалился, поглядывал время от времени на пустую корзину — а солнышко на Пасхальной неделе играло, переливалось, радостно звенел птичий хор, свежий весенний ветер порывами доносил робкий запах молоденькой травки. И отец Борис постепенно расправил плечи, вздохнул полной грудью, расслабился. Попенял сам себе: с кем равняться вздумал — со старцем Стефаном и с отцом Михаилом, наверняка высокодуховным священником. Улыбнулся, сказал сам себе: эх ты, Сенька, не по тебе шапка-то! Не умеешь ты еще помолиться как следует! Расти тебе нужно да смиряться! Ты бы еще про апостола Петра и чудо ловли рыбы со статиром во рту вспомнил!
От этой мысли стало совсем весело. На самом деле, чего печалиться?! Светлая седмица идет, и все домашние живы и здоровы, и природа вокруг такая чудесная, и сейчас он пойдет на службу... А что рыбы не поймал — это уже пустяки... Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Матушка Александра открыла дверь, при виде веселого отца Бориса потянулась к корзине — и застыла в недоумении. Задумалась на мгновение и — мудрая все-таки у него жена! — сказала ласково:
— Пирог с капустой — это тоже хорошо. Еще плюшек побольше сделаю — мама плюшки с сахаром очень любит. — И они улыбнулись друг другу.
Не успели отойти от порога — раздался тяжелый топот, дверь заходила от мощного стука. Отец Борис открыл — на крылечке стоял сосед, двухметровый здоровяк Володя. Володя застенчиво пробасил: