— Доброе утречко, батюшка! Я тут это — из Астрахани только что приехал. Там сейчас така-а-я рыбалка! Клев отличный! Во, гостинец вам привез!
И протянул увесистый пакет. Отец Борис заглянул — в пакете лежали две довольно большие крупноголовые серебристо-серые щуки.
Отец Борис и свидетели Иеговы
Настоящий свидетель
Одно время небольшой городок, где служил в храме Всех Святых отец Борис, стали одолевать свидетели Иеговы и заезжие миссионеры. Идет как-то батюшка в храм, а прямо у ворот преградил дорогу прихожанке его храма говорливый молодой человек. С журналом в руках. «Сторожевая башня» называется. А журнал этот свидетели Иеговы издают. Старушка уже его и так и этак обойти пытается, а он ей дорогу преграждает и быстро-быстро говорит что-то. Подошел к ним отец Борис и сказал:
— Будьте добры, пропустите бабушку!
Смерил его взглядом молодой человек, оглядел рясу священническую и дерзко так выпалил:
— А кто вы такой будете, чтобы мне указывать?! Отец Борис недолго думая отвечает:
— Я-то? Я — свидетель Иеговы!
Растерялся молодой человек:
— Как это вы — свидетель Иеговы?! А я-то тогда кто такой буду?!
— Вы — лжесвидетель! А я — настоящий свидетель Иеговы!
Отче наш
В другой раз на пути отцу Борису еще один свидетель Иеговы встретился. И опять с его прихожанкой разговаривает. Перед носом у нее журналом «Сторожевая башня» размахивает. Возмущается чем-то. Подошел отец Борис поближе, прислушался. А свидетель его увидел и еще громче начал возмущаться:
— Азачем это вы, православные, крестики носите?! А почему вы Бога Отцом называете?!
— Как же нам Господа Бога называть, если не Отцом?
— Бога можно называть только Иегова!
Отец Борис у него тогда и спрашивает:
— Почему же Господь дал молитву «Отче наш», а не «Иегова наш»?
Молодой человек замолчал. Перестал размахивать журналом. Подумал и говорит:
— Ну, наверное, потому, что Отче наш и Иегова наш — одно и то же...
— Ну, раз одно и то же, чего тогда вы к бабушкам пристаете?!
Думаю, что да
Как-то отец Борис пришел домой из храма, и вдруг в дверь постучали. Батюшка как был в облачении, так к двери и подошел. Открывает дверь, а там — свидетель Иеговы. Не ожидал, видимо, свидетель увидеть
православного священника, растерялся и задал ему заранее заготовленный вопрос:
— А вот вы — в Бога верите?
Батюшка улыбнулся. Отвечает:
— Думаю, что да!
Свидетель так и взвился от радости:
— Думаете?! Ах, вы думаете! Да если бы вы действительно в Бога верили, вы бы не говорили так!
Батюшка у него спрашивает:
— Скажите, а апостол Павел, по-вашему, как — имел Святого Духа?
Свидетель даже рассердился:
— Конечно, имел, он был апостол!
— Так он же говорил про себя: «Думаю, что и я имею Духа»...
Развернулся свидетель Иеговы и ушел от батюшки. Так вот они и поговорили...
Диалог со свидетелями Иеговы
Местное кабельное телевидение выделило двадцать минут в неделю для православной передачи. Передачу стал вести отец Борис, и назвали ее «В духе истины».
Все бы ничего, только как-то просит директор телестудии Гинзбург батюшку зайти к себе в кабинет. Заходит отец Борис в кабинет, а директор ему и говорит:
— Приходили иеговисты. Жалуются, что православным мы эфир предоставляем, а им нет. А у нас больше двадцати минут в неделю не получится на передачу тратить. Что делать, батюшка?
Подумал отец Борис и говорит:
— Так пускай они на передачу приходят, пообщаемся!
И вот наступило время очередной передачи. Пришел отец Борис в студию, а там уже два свидетеля Иеговы сидят. Одеты в черные костюмы. Вид строгий, воинственный, готовы к обличению православного священника. Только камеру включили, как один вскочил и начал батюшке выговаривать:
— Почему это у вас прихожане, когда благословение берут, руку целуют? Где это в Библии сказано руки целовать?! Если вы мне это место укажете, я сам вам руку поцелую!
Отец Борис ему и отвечает:
— Хорошо, я разрешу вам поцеловать руку, если вы укажете мне место в Библии, где сказано, что вы должны носить брюки.
Замолчал свидетель. Сел на стул. Тогда другой вскакивает:
— Мы живем исключительно по Библии, а вот вы вечно толкуете о Священном Писании и Предании. А мы в предания не верим! Их люди передавали, а люди могут ошибаться!
Отец Борис достал Библию и отвечает:
— Найдите мне изречение в Библии, где бы говорилось, что можно верить только Библии. Не можете? А я вот вам могу найти много мест в Библии, где заповедано верить пророкам и учителям и тому, что говорили когда-то пророки...
Смотрят свидетели, а у батюшки закладочки такие красивые лежат в Библии. Тогда они оба встали и молча ушли из телестудии. Так и не получилось у отца Бориса диалога со свидетелями Иеговы...
Истории отца Валериана
Пельмени для Витальки
Ну, ты, братец, совсем обнаглел! — голос монастырского келаря, отца Валериана, высокого крупного инока с окладистой черной бородой, дрожал от обиды и негодования.
Обычно добродушный, отец Валериан сейчас гневался. Он отказывался выдавать дежурному трапезнику, отцу Павлу, две упаковки пельменей с мясом вместо одной и сердито смотрел на Витальку:
— Мало того, что ты в монастыре мясо лопаешь, так ты теперь его еще в двойном размере лопать желаешь?!
Невысокий, худенький отец Павел только пожимал плечами, а от вечно дурашливого Витальки и подавно внятного и разумного ответа не дождешься. Он только кривил в улыбке рот да показывал на лишнюю пачку этих самых пельменей, дескать, не наедается он, Виталька, нужна добавка! На кухне были еще два брата, но они, по монашескому обычаю, в чужие дела не совались, а молча и споро домывали посуду после братской трапезы.
На кухне было тепло и уютно, горел огонек в лампадке перед иконами, в окнах, покрытых морозными узорами, уже таял короткий зимний день. Сквозь узорчатое стекло было видно, как загораются окна в храме, это дежурные иноки готовились к вечерней службе.
Братия потрапезничала, и теперь пришла очередь Витальки. С тех пор, как Виталька начал есть мясо, по благословению духовника обители, он питался отдельно.
— Искушение какое! Зачем только батюшка тебе в монастыре жить разрешает?! Ты же искушаешь братию! Проглот ты этакий! Безобразник!
Келарь сердито шмякнул о стол замороженными пельменями и в сердцах хлопнул дверью. А тихий отец Павел смиренно раскрыл упаковки и высыпал содержимое в Виталькину кастрюлю, вода в которой уже кипела на огромной монастырской плите. Виталька скорчил довольную рожу и пошел в трапезную слушать музыку. Раньше он свои любимые Валаамские песнопения слушал в ожидании обеда, а сейчас какую-то уж совсем дикую музыку стал включать, проказник, никак не подходящую для святой обители.
Виталька жил в монастыре уже давно, духовник обители, игумен Савватий, забрал его с прихода, где он обретался в сторожке и помогал сторожам. Когда-то маленького Витальку подбросили в церковь, и подобрал его старенький вдовец, протоиерей отец Николай. Ребенок оказался глухонемым. Батюшка возил малыша по врачам, и оказалось, что никакой он не глухонемой, а просто почти совсем глухой. Трудно научиться говорить, когда ничего не слышишь. Отец Николай вырастил Витальку как сына, купил слуховой аппарат. И малыш даже научился говорить, правда, очень невнятно, косноязычно.
Только умер батюшка, а больше никому на всем белом свете Виталька был не нужен.
И как-то отец Савватий привез паренька в монастырь. Тут он и остался, поселился под храмом. Сначала много молился, не уходил, можно сказать, из церкви. Пример, можно сказать, братии подавал, и к нему привыкли, хорошо относились. Иногда, правда, подсмеивались, но беззлобно: смешной, нелепо одетый, простодушный Виталька вечно попадал впросак. Да еще и слышал плохо. Ну а как говорил, так из десяти слов, пожалуй, два только и понять можно было, и то — если сильно постараться.
Первые годы в монастыре Виталька ел мало, кусок хлеба сжует и гладит себя по животу довольно: наелся, дескать, до отвала. Топил печь в храме перед службой. Особенно любил, когда братия крестный ход вокруг монастыря совершала: провожает их и встречает и прямо-таки благословляет, ровно он в сане духовном пребывает. Братия не возмущалась, да и кто бы стал возмущаться, взглянув налицо блаженного, сияющее от счастья? Улыбались ласково Витальке.
Порой то один брат, то другой, а то и паломник делились, будто сказал им Виталька что-то иной раз уж совсем несуразное, а оно возьми да и случись. Кто говорил: «Блаженному Господь открывает, потому как блажени чистые сердцем...» Другие смеялись только, ведь невразумительную речь Витальки можно толковать как угодно: что хочешь, то и услышишь... Так к общему выводу братия по поводу Витальки и не приходила.
А потом уж и совсем стало понятно, что никакой он не блаженный вовсе, а так, придурковатый... Потому как молиться перестал, на службу просыпать начал, на крестном ходе братии не улыбался ласково, а то задом повернется, то рожу какую-нибудь противную скорчит. Перестал наедаться простой пищей монастырской, а требовать стал себе то пельменей, то котлет. В общем, не Виталька, а сплошное искушение...
И вот наступил день, когда общее терпение лопнуло. Об этом как раз и разговаривали возмущенно иноки между собой после службы. После трапезы обычно игумен Савватий поднимал какие-то рабочие вопросы, касающиеся общемонастырских дел на следующий день, вот и решила старшая братия поставить перед духовником вопрос ребром: о дальнейшем пребывании безобразника в обители.
С колокольчиком в руках пробежал по заснеженному, белоснежному монастырю послушник Дионисий, и стали открываться двери келий, выпуская с теплым паром, валящим из дверей на морозную улицу, спешащих на трапезу иноков. Во время трапезы Дионисий читал Авву Дорофея, и братия чинно, в полном молчании хлебала грибную ароматную похлебку, накладывала в освободившиеся тарелки картошку с квашеной хрустящей ядреной капусткой, споро допивала компот — по звонку колокольчика трапеза заканчивалась, и все вставали, читали благодарственные молитвы.