Раздражительный Виталька
В монастыре только что закончилась трапеза. На кухне было светло и уютно, горела лампадка перед иконами, солнечный луч играл на свежевымытой посуде. Вкусно пахло: на плите стояли накрытые полотенцем пироги с капустой, а в большой желтой кастрюле — наваристый грибной суп для иноков, которые еще не вернулись с полевых работ. Послушник Дионисий сноровисто протирал насухо чашки, а келарь отец Валериан проверял припасы, готовил продукты дежурным трапезникам на следующий день.
В пустой трапезной за длинным столом сидел Виталька, слушал Валаамские песнопения. Отец Валериан заглянул в трапезную: не закончились ли салфетки на столах? Спросил у Витальки: — Наелся, брат Виталий?
Виталька что-то буркнул сердито себе под нос.
— Чего-то там бормочешь? Не наелся, что ли? Уж не пельменей ли тебе опять захотелось? — встревожился отец Валериан.
Подошел поближе: Виталька сосредоточенно рисовал. Карандаш он держал криво, по бумаге водил им со скрипом, однако рисунки получались вполне понятные.
Одно время Виталька начал рисовать автобусы. Вот рисует сплошные автобусы — и все тут... А нужно сказать, что монастырь находился в глуши, был бедным и паломники сюда приезжали редко. Автобусы тоже были редкостью, и братия недоумевала: с чего так старательно вырисовывает Виталька огромные автобусы?
Прошло совсем немного времени, и кому-то из паломников так понравилось в монастыре, что рассказал он друзьям, те — своим друзьям. А может быть, просто время пришло и созрела братия, могла помощь духовную оказать паломникам. Может, Пресвятая Богородица так распорядилась — в Ее честь обитель освящена. В общем, отчего — неведомо, но в монастырь потянулись бесчисленные автобусы с паломниками.
А потом Виталька ни с того ни с сего жениться захотел:
— Хочу я жениться! Так жениться хочу! Вот бы жену мне найти!
— Какую-такую жену, брат Виталий, ты ведь, хоть и не в постриге, а живешь-то — в монастыре! Зачем тебе жена?!
Посмеивались монастырские над смешным Виталькой, посмеивались — а потом глядь, два инока в мир ушли и женились.
Игумен Савватий как-то делился со старшей братией: лет десять назад, рано утром, перед литургией, подошел к нему Виталька, весь серьезный такой, как будто должен что-то очень важное поведать. Отец Савватий сначала отмахнуться хотел: некогда перед литургией праздные беседы вести. Но Виталька отмахнуться от него не позволил; обычно добродушный и кроткий, повел себя, как грозный начальник. Из его слов стало понятно, что было блаженному какое-то духовное видение и ему необходимо об этом видении рассказать.
Отец Савватий отвел парнишку в сторонку и из его непривычно разборчивой и серьезной речи понял, что приоткрыто Витальке что-то из будущего: он рассказал о будущем настоятельстве отца Ксенофонта. О том, что будет сам отец Савватий духовником и строителем обители и какие именно постройки он построит в монастыре.
Рассказал еще кое-что утешительное, о чем пока игумен Савватий братии не поведал. А в конце своей на редкость вразумительной речи стал игумена благословлять. Отец Савватий, удивившись, отстраниться хотел, а потом смирился и принял благословение. И когда он смиренно стоял в полупоклоне перед блаженным, почувствовал, как сверху вниз пошла теплота благодати, которая охватила все тело.
А Виталька, благословив, сделался прежним: смешным и дурашливым, как будто он выполнил важную миссию и освободился от порученного. Стал снова что-то неразборчиво бормотать.
Спустя десять лет почти все, рассказанное блаженным, сбылось.
Вот по этим всем причинам и смотрел отец Валериан с тревогой на рисунок Витальки. А на рисунке — туча грозовая, молния стрелами на весь лист раскатывается. Задумался отец келарь: братия в поле, не гроза ли надвигается?
— Виталь, как думаешь, погода ясная долго простоит?
Из раздраженного бормотания в ответ понять можно было только одно: Виталька сердится и к нему лучше не приставать.
— Какой ты раздражительный стал, брат Виталий... И ответить толком не можешь...
Настроение у инока упало. А тут еще с кухни донесся звон разбитой посуды. Заходит — Дионисий опять чашку разбил. Отец келарь вспылил:
— Брат Дионисий, на тебя чашек не напасешься!
— Простите, отец Валериан!
— Что простите, что простите! Ты с посудой просто поаккуратней! Я тебе что, фабрика посудная, что ли?!
Отец Валериан, еще не остыв, вышел из трапезной. Прямо у двери стоял высокий хмурый мужчина и строго смотрел на выходившего:
— Дайте, пожалуйста, веник!
— Какой веник, зачем, простите? — растерялся отец Валериан.
— Ну, вот же на двери объявление: «При входе обметайте ноги веником». Где веник-то у вас?!
— Для зимы это объявление, для зимы! Для снежной зимы! — рассердился инок.
— Так зимой и вешайте!
— Зимой и повесил! — отец Валериан стал срывать свое же объявление, но листок не поддавался. Пришлось срывать по частям, ловить разлетевшиеся от ветра клочки... До чего народ непонятливый пошел! Просто занудный какой-то народ!
Паломник засмущался от своей ошибки, тихонько в дверь проскользнул.
Только инок отправился в келью передохнуть минутку перед тем, как в храм идти, в очередь Псалтирь читать, — навстречу послушник Тимофей:
— Отец Валериан, коровы опять убежали! Помогите, а то отец благочинный... Ну, вы же знаете...
Нужно сказать, что коровы в монастыре были не простые, а с характером. Старенький схимонах, отец Феодор, называл их нравными. А иногда ворчал:
— Я в детстве коров пас, но таких коров, как у нас в монастыре, никогда не видел. Все коровы как коровы, а у нас они какие-то спортивные... Все бы им убежать куда-то от пастухов. Только отвернешься, а они —уже понеслись... Таки бегают, таки бегают... Спортсменки какие-то, а не коровы!
Тимофей улыбнулся в ответ и отвечал отцу Феодору:
— А зато они очень вкусное молоко дают! И творог со сметаной у нас отменные! Отец Валериан вон сырники готовил, так гости говорили, что нигде такой вкуснятины не пробовали! Просто у нас коровы — веселые!
И отец Феодор успокаивался и только головой качал в ответ:
— Придумает же: веселые коровы...
И вот эти веселые коровы второй день подряд убегали. Мучительницы какие-то, а не коровы! И сам Тимофей — засоня! Ходит вечно носом клюет! У такого и черепахи бы убежали! Отец Валериан здорово рассердился. Начал выговаривать с раздражением:
— Опять убежали?! Они у тебя только вчера убегали! Издеваешься, что ли?! Ты чего там в поле делаешь?! Спишь, что ли?! Или землянику трескаешь с утра до вечера?!
— Отец Валериан...
— Что, отец Валериан, отец Валериан! Я что — сам не знаю, как меня зовут?! Тебе послушание дали — а ты ходишь, как муха сонная! Бери мальчишек, Саньку с Ромой, ищите! Я, что ли, вам искать пойду?! Отец Валериан туда, отец Валериан сюда! Кошмар!
Тимофей заспешил в келью, где жили мальчишки, проводившие в монастыре каникулы. А отец Валериан зашел к себе, брякнул дверью, присел на табурет у стола. В келье горела лампадка, в углу — любимые иконы. Вот это денек! Сговорились они, что ли?! А началось все с Витальки! Инок задумался.
Вспомнил, как учил старец, отец Захария, видеть свои собственные грехи. Как? А просто очень: видишь брата, который гневается, — покайся: Господи, это ведь я такой гневливый! Видишь эгоистичного — Господи, это ведь я такой эгоист! Видишь жадного — Господи, помилуй, это я сам — такой жадный!
Старец учил самоукорению, и такие его простые слова глубоко западали в душу, потому что шли они не от ума, а от личного опыта. Приправленные солью благодати, слова схиархимандрита Захарии были словами власть имеющего. Пользу можно и от блаженного получить, и от любого человека, если жить внимательно, если вести жизнь духовную. Да... В теории-то все знаешь, а вот до практики дело дойдет... Правильно говаривал преподобный Амвросий Оптинский: «Теория — придворная дама, а практика — медведь в лесу»...
Отец Валериан посидел молча перед иконами, потом быстро встал и вышел из кельи. Пошел первым делом в трапезную. Дионисий все еще был там, чистил картошку.
— Брат Дионисий, прости меня! Ничего страшного, привезу я еще в монастырь чашек! Куплю других — небьющихся, ты уронишь — а она и не разобьется!
Дионисий заулыбался, приободрился. Отец Валериан улыбнулся послушнику:
— А где тут паломник ходил?
— Да я ему вот супа налил. А пирога нет больше, доели.
Отец Валериан достал из холодильника банку огурцов с помидорами — вкусная засолка, сам солил, открыл банку грибов, опята — один к одному:
—Положи брату, пусть утешается.
Вышел из трапезной — навстречу послушник Тимофей с мальчишками, голову в плечи втягивает, жмурится — стыдно ему. Отец Валериан сказал примирительно:
— Ладно, пошли все вместе на поле.
А когда вышли за стены монастыря, сказал тихо:
— Давайте помолимся. Споем «Символ веры»... Сильная молитва! Брат Тимофей, запевай!
И Тимофей густым басом, совсем неожиданным для его юного возраста, начал молитву. Санька с Ромой подхватили тоненько. Присоединился и сам отец Валериан. Молитва понеслась над лесами и полями. Закончили, постояли немного. Подождали. Коров нигде не было.
— Да, братия... Вот если бы отец Савватий помолился... Или отец Захария... А мы — что ж... Видно, это дело надолго затянется... Пойдем-ка, дам бутербродов с собой — и отправитесь искать. Я вас только провожу — мне скоро Псалтирь читать.
Пошли к монастырским воротам, но войти не успели: за спиной раздалось протяжное мычание — все пять монастырских спортивных коров догоняли своих пастухов.
Отец Валериан зашел в трапезную, подошел к Витальке, заглянул через плечо: на рисунке блаженного тянулись во все стороны листа солнечные лучи, освещали поле, лес, церковь на горе. Отец Валериан вздохнул с облегчением и пошел в храм: пора было читать Псалтирь.
Где мой Мишенька?
Осенью, когда пожелтевшая листва осыпала обитель, а сено, накошенное братией, пошло на корм коровам и лошадке Ягодке, в монастырь приехали гости: мама, папа и сын лет четырнадцати. Родителям нужно было отправляться в длительную командировку, а оставить мальчика с бабушкой они боялись. Дело оказалось вот в чем: сыночек все свободное время проводил за компьютером, отказываясь от сна и еды. С трудом родители отправляли его в школу, а он и оттуда ухитрялся сбегать к единственной своей радости — компьютеру. На бабушку надежды не было никакой, она смотрела сериалы и жила большей частью приключениями героев этих сериалов.