По размерам наше семейство вполне тянуло на небольшой колхоз. Мы весело пахали в двух огромных огородах. В одном сажали картошку, в другом – морковку, капусту, горох и всякое разное, от репы с редиской до брокколи и мангольда.
В новом доме бревенчатые стены были оштукатурены, и нам это не нравилось – запах, лишняя влажность. Накинувшись всей компанией на штукатурку, мы в несколько дней ободрали её, разобрали заодно и лишнюю печку.
Куча строительного мусора лежала рядом с домом, ожидая, когда руки дойдут её убрать. Однажды дошли… Глава нашего колхоза замедленными плавными движениями нагружает штукатурку в вёдра, берёт их в руки, приподнимает в воздух (все не спеша, неторопливо так… а куда торопиться в деревне?) и…
И тут из-за огорода выруливает сосед, за которым на верёвке тащится корова. Пас он её где-то неподалёку, дело к вечеру, они возвращаются домой. Глава семейства плавно возвращает вёдра на место и завязывается оживлённая беседа о том, о сём… ну, сами понимаете, дело к вечеру, два усталых мужика… куда торопиться, если можно расслабленно почесать языки?
И вот они стоят, ведут полную достоинства беседу, а корова, привязанная к соседу за верёвку, с наслаждением лижет, если не сказать жрёт, штукатурку. То ли ей соли в рационе не хватало, то ли скучно просто так стоять, может, просто доиться хотелось, а её тут морили попусту.
В общем, к утру соседям пришлось корову прирезать. Мясо они продали, вырученные деньги благополучно пропили, а наш младший годовалый младенец остался без молока. Отчасти оно было и к лучшему, потому что соседка имела дурную привычку нет-нет да и разводить молоко водой. Вот только теперь за молоком приходилось ежедневно таскаться за два с половиной километра в соседнюю деревню. Жарко, далеко, комары, мухи… в общем, лень.
Посему решили мы купить козу. Кормить её летом не надо, сама жрёт, что ни попадя, места занимает мало, а осенью её того… съедим. Глава семейства неоднократно обсуждал эту животрепещущую тему с мужиками из соседней деревни, отчего выяснил, что семейство местной учительницы жаждет продать свою корову. Задёшево.
Лягучая она, а учительница родом из города, к коровам непривычна, потому ей совсем не нравится, когда её периодически лупят копытом, перемазанным навозом. А её свекровь, которая к коровам привычна, не менее периодически бывает не в состоянии доить корову, оттого что не стоит на ногах по известной и широко распространённой в деревне причине.
Человек плохо представляет своё будущее, иногда это плохо, иногда не очень… Кому как повезёт. Муж стал убеждать меня ту корову купить. Представляешь, мы её летом доим, сидим с полными умывальниками молока, дети сыты, мы спокойны, потом её того… ножом по горлу, и всю зиму с мясом… Экстаз!
Я неделю вопила, что это невообразимый бред. Да я всю жизнь, завидев корову на горизонте, сворачивала как можно дальше, чтобы не столкнуться с ней ближе, чем в полукилометре. Я коров боялась до судорог. Но муж мой человек настойчивый, если ему вожжа под хвост попадёт, остановить его трудно.
В общем, слаб человек, и я не устояла. Ещё неделя переговоров насчёт условий покупки, и вот настал страшный миг – глава семейства предстал перед взорами взволнованного колхоза, а за ним на верёвке безразлично тащилась она… Наша корова.
А, чуть не забыла. Дня за три до торжественного момента мы поехали в деревню, где жила знакомая бабуля, которая под коровой, можно сказать, выросла во всех отношениях. Из-за того, что она в юном возрасте сбежала после одной безумной бомбёжки с фронта, где рыла окопы, она так и не решилась высунуться из деревни, осталась необразованной, всю жизнь в колхозе дояркой оттрубила.
Замечательная бабуся, нам она очень нравилась, похоже, мы ей тоже. В минуту слабости от предчувствия грядущих ужасов мы кинулись к ней за консультацией. Тётя Маня радостно просветила нас, что есть специальные молитвы для установки коровы на новом месте. Мы записали их на бумажке под её диктовку, после чего, получив инструкции по применению молитв, вернулись домой в полной тоске и растерянности.
Я-то точно была в ужасе, а муж, по-моему, только тогда начал понимать, в какую историю вляпался. Консультация бывалой доярки заставила нас вспомнить, что в деревне есть библиотека. Муж кинулся туда и обнаружил изрядное количество полезной литературы по самым разным отраслям сельского хозяйства. Никто, кроме нас, книжками по сельскому хозяйству не пользовался. А зачем, они же деревенские… Это мы, городские недоумки, ни хрена не знаем, а они знают всё.
Опять отвлеклась. Привёл муж корову, завёл в хлев, сидит такой гордый, прямо раздувается от чувства частной собственности. Корова у него своя есть… Сходили за соседкой, которая умела доить, чтобы она показала нам, как.
В результате поняли две вещи. Что соседка Наталья сама этой коровы боится до судорог, ибо об её дурном нраве были наслышаны все – в деревне все обо всём наслышаны. Мало того, выяснили, что она доит корову не так. В книжке по уходу за коровой на картинке было нарисовано, как доить правильно и как неправильно. Соседка доила щипком, пальцами, а не всем кулаком, как рекомендовала наука. Но корова стерпела, никого не лягнула, все остались целы и здоровы, можно сказать, счастливы.
До вечера, когда нам пришло время доить корову самим. Самой… Мне!.. Доить корову!.. Меня трясло от одного упоминания о ней! Нет, я готовилась морально изо всех сил. Не помогало! Я боялась её искренне, всеобъемлюще и плохо соображала, что вокруг происходит, находясь в тумане ужаса предстоящего.
На семейном совете было решено идти на первую самостоятельную дойку всем кагалом. Я буду доить, а они – держать корову за все места, за которые только можно, чтобы она не лягалась. Хорошо… Вваливаемся гурьбой в хлев.
Муж привязывает корову за рога к здоровенному гвоздю в стене. Старший сын повис на коровьей шее для страховки головы, чтобы не оторвалась от гвоздя, младший страхует коровий хвост. Муж набросил на лягучую ногу верёвочную петлю, оттянул ногу кверху, чтобы корова не могла ею даже пошевелить.
Я трясущимися руками вымыла коровье вымя, кое-как вытерла и… Знаменательный момент! По-моему, я всё-таки успела выцедить из неё пару капель молока, честное слово, не могу точно вспомнить. Может быть да, может быть нет, неважно.
Просто до коровы в этот миг дошло, что её, наверное, сейчас будут живьём есть или ещё что ужасное случится. Чего там коровам в кошмарных снах снится? Она завопила, начала дёргаться, одновременно пытаясь вырвать ногу из верёвочной петли, а голову – оторвать от привязи.
Когда полтонны живого веса в испуге стремятся вырваться на волю – это страшно. Я немедленно выпорхнула из-под коровы, вроде с ведром, а может, и нет, тоже не помню. Следом за мной разлетелись в разные стороны дети. Муж держался до конца, упорно мотаясь на верёвке вслед за дёргающейся ногой.
Ветхий хлев ходил ходуном, стены и пол шатались и тряслись, как при землетрясении. Коррида закончилась полной победой коровы, – она осталась в хлеву не доенной, а мы, трясясь, как в лихорадке, молча сидели за столом на кухне, с тоской глядя друг на друга.
На следующее утро я чувствовала себя приговорённой к смертной казни. Я понимала, что мне некуда деться. Проклятую скотину нельзя оставлять не доенной, а детей надо кормить. Но я не могла себя заставить отправиться на эшафот. Ноги не шли.
Муж толкал меня в спину до самого хлева. В дверях я остановилась, посмотрела на корову. Она обратила на меня тоскливый мутный взор, и я всё поняла. Я не буду её доить! Не буду! И не стала. Расстроенные дети бессмысленно бродили по дому, муж пытался меня уговаривать.
К вечеру я вроде согласилась попробовать ещё раз. Ну, надо её доить, надо, куда денешься! И дети, ты подумай о детях! Но корова в тот день снова осталась с молоком. Она негромко мычала вечером, сокрушаясь о своей горькой доле. Муж укоризненно, а дети со страхом и сочувствием бросали на меня вопросительные взгляды и тяжело вздыхали.
На следующий день я обнаружила, что похудела с перепугу на три килограмма. То есть штаны стали настолько явственно болтаться вокруг талии, что я отправилась на весы. Да, три килограмма за два дня, полных страха, недоумения и искреннего раскаяния.
Корова ходила не доенной несколько дней. Вымя раздулось, и было видно, что каждый шаг достаётся ей с мучительным трудом. Мы страдали, нам было её жалко до слёз, но боялись мы её намного больше, чем жалели. Первым не выдержал муж. У него вообще отношения со всякой скотиной были намного душевнее, чем у меня.
Он бегал по народу, исступлённо консультируясь. Народ, потешаясь, тем не менее, советы давал. Какой-то идиот гордо рассказал, что однажды ему доводилось доить в своей жизни такую бешеную корову, ну ей-богу, одновременно четырьмя ногами лягалась. Иначе зачем ему требовалось привязывать свою корову (если та существовала не только в его воображении) за каждую ногу к четырём столбам, вкопанным в землю?
Но нам было не до критического восприятия действительности. Наша корова уже почти неделю мучилась, мы мучились не меньше, может быть, даже и больше, вроде у человека сознание лучше приспособлено к страданиям, чем у коров. Трудно судить, вопрос тёмный…
Муж припёр из леса пару столбов, вкопал рядом с домом, подвёл к ним корову, привязал её задние ноги, сел и выдоил несчастное животное. Сейчас я склонна думать, что столбы оказались совершенно лишними. Корова настолько измучилась, что ей было уже всё равно, кто её доит и каким способом, лишь бы подоил.
И вот ведро с молоком торжественно внесено в дом. Все прыгали и плясали от радости за себя, за корову, за благополучное разрешение тягостной ситуации. Корова быстро привыкла к мужу в качестве доярки, она его полюбила искренней любовью и тихонько мычала по вечерам, когда в своём хлеву слышала его шаги в скрипучих сенях.
Она прожила у нас два года. Потом, перед возвращением в город, её того… Да. Муж плакал, когда её пристрелили, утешаясь тем, что она даже не успела понять, что перешла в мир иной. Мясо мы продали, и нас потом попрекали, что оно оказалось жёстким, да что возьмёшь с двенадцатилетней трудяги?