дый решится повторить опасный путь по горным дорогам, только чтобы показать моей сестре парк скульптур!), мне хочется обнять ее и больше не отпускать из своих объятий, и целовать, целовать… Боже, я размазня.
Ханна приготовилась что-то сфотографировать, но телефон выскальзывает из ее руки. Мы одновременно наклоняемся за ним.
– Ой, блин! – вскрикивает она.
– Черт, как больно, – говорю я, когда мы сталкиваемся головами.
И мы оба потираем ушибы на лбу.
– Останется шишка, – смеется она.
Я снова наклоняюсь, чтобы поднять ее телефон.
Она тоже наклоняется и поднимает мой альбом для рисования, который я нечаянно выронил. Ханна пристально вглядывается в рисунок на открытом листе, и от изумления широко открывает глаза. Я протягиваю руку, чтобы забрать у нее альбом, но она вдруг прижимает его к груди и поднимает на меня глаза.
Я судорожно сглатываю.
– Это… это я? – спрашивает она, протягивая альбом, открытый на изображении сидящей на траве девушки, ее длинные волосы развеваются на ветру.
У меня вспыхивают щеки.
– Знаю, вышло не очень хорошо… – бормочу я.
– Это невероятно, – произносит она почти шепотом. – Как будто ты сфотографировал меня и отредактировал в Facetune, чтобы скрыть недостатки, а затем наложил на фото фильтр.
Я понятия не имею, о чем она говорит, но, наверное, рисунок ей понравился. Я забираю у нее альбом. Не открываю больше ни одного листа с ее портретами, которые я успел нарисовать. Их накопилось уже довольно много, и мне не хочется ее пугать.
– Ты прямо идеальная модель. Надеюсь, когда-нибудь мне все-таки удастся запечатлеть тебя достойно. – Лицо у меня горит от неловкости. Я понимаю, как слащаво, должно быть, звучат мои оправдания. – Знаешь, я ведь только учусь. Художник из меня пока еще никакой, – говорю я.
– Не смей так говорить! Знаю, это так по-корейски, эта необычайная сдержанность, не позволяющая человеку радоваться своим успехам. Да твои эскизы просто великолепны! Я и не догадывалась, что ты хочешь этим заниматься и уже многого достиг. Хотя, если подумать, ты всегда любил рисовать разные фигурки на салфетках.
– Да, это весело. У меня давно не было времени на рисование, да и вдохновения не хватало. А сейчас дома я с удовольствием этим занимаюсь, – говорю я.
Ханна прикусывает нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку. Кажется, ей нравится, что я называю Сан-Диего «домом».
– Слушай, давай сфотографируем несколько скульптур, а ты их потом нарисуешь. Подойди поближе и постарайся снять те детали, которые не видны на фотографиях в Google Images.
– Хорошая идея. А потом заедем за яблочными пирогами.
– Да, круто. И привезем их домой. Думаю, лучше покупать их в Moms Pie House, чем в Julian Pie Company. Я точно знаю, что там внимательно относятся к проблеме перекрестной аллергии. Скажи, ну так, на всякий случай, как твой организм теперь реагирует на аллергены? – Она задает правильные вопросы, и я клянусь, это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал.
– Мне по-прежнему приходится остерегаться орехов, но лечение помогает уменьшить последствия. Да и особо серьезных осложнений, по правде говоря, у меня давно не наблюдалось, – объясняю я.
Она кивает.
– Это хорошо. Тогда мы купим, помимо пирогов, еще и карамельные яблоки. Съедим их дома, все вместе. Но прежде чем мы уедем, нам нужно сфотографироваться. – Она хватает меня за руку и тянет к гигантской скульптуре змеи. Кажется, змея зарылась в песок, из которого торчат только ее голова и хвост. Мы стоим в нескольких футах от скульптуры, чтобы она попала в кадр. Ханна держит телефон на вытянутой руке, а я обнимаю ее за талию. Мне нравится ощущать ее маленькое тело рядом. Она просто… подходит мне.
– Улыбнись, – говорит она и делает несколько снимков. Мы смотрим на экран, с которого на нас смотрят два счастливых человека. Она прячет телефон обратно в карман.
– Ты ведь не собираешься это опубликовать? – спрашиваю я.
– Нет, это только для нас, – говорит она, направляясь к машине.
Только для нас. Не для того, чтобы Нейт ревновал. Не для того, чтобы порадовать наши семьи. Фотография, запечатлевшая нас с Ханой в счастливый день нашей жизни, предназначена только для нас…
Я вздыхаю и смотрю, как она уходит.
Она оглядывается и кричит:
– Ты идешь?
Я киваю и улыбаюсь. Хочу, чтобы таких счастливых дней с Ханной у меня было больше.
– Иду! – кричу я в ответ.
В кармане у меня гудит телефон. Смотрю на экран, определитель номера отображает имя Хэ Джин. Интересно, что я сделал не так на этот раз?
Нажимаю «Отклонить». Не сейчас. Она не сможет испортить мне этот день.
Я кладу телефон в карман и иду догонять Ханну.
Подхожу совсем близко и слышу, что она говорит с кем-то по телефону. И говорит ничуть не весело:
– Я знала, что ты именно так и поступишь. Знаешь что? Мне уже все равно. Теперь это не имеет значения. Не приезжай.
Я замедляю шаг, хотя сердце так и рвется к ней. Хочу утешить Ханну, порвать на кусочки ее собеседника, который ее злит, нет, походу, просто огорчает. Тому, кто не знает Ханну, в эту минуту может показаться, что она сердится. А мне в ее интонации и словах слышится что-то до боли знакомое. Ее слова похожи на те, что она сказала мне три года назад. Она с кем-то расстается.
– Я не хочу об этом говорить, папа. И в Сингапур я ехать не собираюсь. Просто оставайся там и занимайся своими делами, и все такое. Хотя именно ты всегда твердил нам, что лето – это семейное время. На самом деле мне всегда было плевать, вернешься ты домой или нет, – резко говорит она в трубку.
Боже, как она мне нравится, когда вот так отчитывает кого-то, бросает слова, которые причинят боль. Отталкивает.
– Папа, я занята. Мне нужно идти. – Она вешает трубку и опускает голову. Я останавливаюсь позади нее.
– Ханна, что случилось? – Я легонько касаюсь ее руки.
Она чуть не подпрыгивает от неожиданности или удивления, но не оборачивается и не смотрит на меня.
Я подхожу совсем близко, обхватываю ее сзади руками, пытаюсь хоть немного утешить. Она дрожит.
– Он не вернется домой, – говорит она, тихо всхлипывая на последнем слове.
– Мне жаль, Ханна. – Я не знаю, что еще сказать.
Она наклоняется ко мне, и я прижимаю ее немного крепче, давая понять, что я рядом.
Но внезапно она отстраняется и поворачивается ко мне.
– Не так уж это и важно теперь. Честно говоря, мне уже все равно. Его давно нет в моей жизни. Поехали. Уже поздно, а нам предстоит сделать этот дурацкий крюк в Джулиан. Я не хочу застрять и спускаться с горы в темноте, – говорит она, садясь в машину.
Что она увидит, когда найдет в телефоне сегодняшние фотографии? Вспомнит ли она счастливые минуты этого дня? Или они напомнят лишь о том, что ее огорчило?
Я тут же решаю, что пришла моя очередь сделать это лето лучшим для Ханны, и именно это я и собираюсь сделать.
Глава 14
Ханна
Мне нужен кофе. И пончик. Или, на худой конец, бублик. Если я смогу улизнуть до того, как мама начнет готовить завтрак, она не будет винить меня за эту покупку и ворчать, мол, следует есть то, что она приготовит. Ну, то есть она непременно обвинит меня, но будет слишком поздно.
Сразу после завтрака мы должны отправиться на Мишн Бэй на пикник и фейерверк в честь Четвертого июля. В Сан-Диего, если вы не найдете место заранее и не будете заявлять о своих правах на него целый день, вы облажаетесь. Но, если честно, это мой самый любимый день в году. Запахи барбекю, визги резвящихся на траве детей, воздушные змеи в вышине – мои любимые детские воспоминания.
Я не допущу, чтобы неприятный разговор с отцом омрачил этот праздник. Значит, он снова не может (или не хочет) вернуться домой. Значит, он забывает семейную традицию. Это его косяк. Я погорюю о своей разбитой семье в другой раз.
Сегодня я намерена повеселиться. Чо и Кимы воссоединились, чтобы в очередной раз отметить праздник с корейским барбекю, нашим маленьким грилем, разными маринованными панчханами и ленивым лежанием на солнце. Я даже не против того, чтобы вместо хот-догов и бургеров быда корейская еда. Вот как я воодушевлена.
Я на цыпочках крадусь мимо закрытой двери гостевой комнаты. Джейкоб, должно быть, еще спит. Я улыбаюсь. А потом корю себя за эту улыбку. У меня уже лицо болит – так часто я в последнее время улыбаюсь. Это совсем непохоже на меня.
Я не шибко романтичная натура, так почему же я вдруг схожу с ума? Возможно, потому, что вчерашний день был одним из самых романтичных в моей жизни. Даже несмотря на то, что фоном ему служили ужасные скульптуры в жаркой пустыне. Было просто приятно проводить время с Джейкобом. И боже, я все думаю о своем портрете, который он нарисовал. Он действительно так меня видит? Девушка на том рисунке была красивой. Вау, да я совсем потеряла голову, жестко. Мне нужно немедленно взять себя в пуки, пока не стало слишком поздно и я не осталась с разбитым сердцем, когда Джейкоб уедет.
Ладно, только не сегодня. И уж точно не этим утром.
Потому что мне нужен кофе и меня ничто не остановит.
Прошлой ночью я посмотрела еще четыре серии «Любви и Сеула». Я реально подсела на это шоу. Оно и правда затягивает, а Джейкоб в нем чертовски талантлив. Гордость распирает мое сердце с каждым эпизодом, когда он демонстрирует свои актерские способности. Он делает все это таким правдоподобным. Я определенно понимаю, почему все болеют за Вона Джина и Сон Хи и даже почему переживают за Джина Сока с Мин Гён. Но, кажется, это не то, чего хочет Джейкоб. И небольшая часть меня этому рада. Хорошо, большая часть меня, в чем я готова признаться.
Я осторожно открываю входную дверь, стараясь никого не разбудить скрипом петель. И пытаюсь не закричать, с ходу врезавшись в чью-то потную грудь.
Джейкоб.
– Привет, – говорит он, его глаза сияют, он нереально сексуальный. – Куда это ты крадешься? По-моему, ты так ничему и не научилась. – От его лукавой улыбки у меня чуть не подкашиваются колени. – Как раз из-за этого ты и нарвалась на неприятности.