» и «Нейт». Хотя и скучаю по тем временам, когда Ханна любила обсуждать со мной все, чем была увлечена. В этом проявляется ее характер и это то, что мне в ней так нравится.
Я подначиваю ее:
– Ну, мне бы не хотелось констатировать очевидное, хоть ты и правда христианка и еще не замужем. – Это территория, на которой я могу маневрировать, заставляя ее оттачивать аргументы и отстаивать свою точку зрения. – Тебе самой-то не кажется, что ты должна думать именно об этом, прежде чем принимать подобное решение? Или тебя просто учили так думать?
– Ждать до свадьбы – идея устаревшая и сомнительная, – говорит она.
– Как это?
– Известно ведь, что корейским девушкам-христианкам не позавидуешь. Они так долго примеряют на себя образ хорошей девочки, что в результате это приводит лишь к обратному: они впадают в депрессию, становятся неуверенными в себе и подозрительными. Позволяют себе читать сообщения в телефонах своих парней, взламывают их машины, устраивают истерики, симулируют беременность…
– С какими корейскими девушками-христианками ты общаешься? – Я ошарашен тем, что она мне тут наговорила.
– Джейкоб, это те самые девочки, с которыми мы в детстве по воскресеньям распевали песни в церкви. Узнай ты, что случилось с некоторыми из них, ты бы не поверил. То же самое происходит и в Лос-Анджелесе. У корейской церкви реальные проблемы.
– Кто бы мог подумать! – Я, и правда, шокирован этой новостью. – Хотя, пожалуй, понимаю, о чем ты говоришь и как это могло произойти.
– Все вполне объяснимо. Чем дольше мы живем с ощущением подавленности, тем быстрее нарастает в нас раздраженеие, возмущение и протест. И в один прекрасный момент происходит взрыв. Я не хочу быть одной из таких девушек. Не хочу попасть в статистику.
– Значит, ты собираешься заняться сексом, чтобы не попасть в статистику? И что еще хуже, ты собиралась сделать это с Нейтом Андерсоном? – Меня самого уже тошнит от своих слов. Я не решаюсь спросить ее, а как насчет меня, хотя меня так и подмывает.
– Да я просто не считаю, что секс – это так уж важно. – Она в отчаянии разводит руками. – В этом же нет ничего особенного, не так ли? Ну, может, и есть. Но обязательно ли это что-то меняет в твоей жизни? – Она пожимает плечами. – Не знаю. Я, и правда, не понимаю, почему все это так важно.
С этой стороны я Ханну совсем не знал. Но мне любопытно, я чувствую, что могу часами говорить с ней об этом.
– Тема весьма увлекательная, но если мы намерены ее развивать, может, больше не будем упоминать имя Нейта Андерсона?
– Блин, все так запуталось. Все это лето происходит какая-то эмоциональная встряска. Сначала Нейт по непонятной причине расстается со мной. Потом ты. – Она тычет в меня пальцем меня, делая страшные глаза. Я невольно отклоняюсь назад, следуя инстинкту самосохранения. – Ты внезапно появляешься после трех лет, когда я напрочь забыла о тебе, вычеркнула из своей жизни, ты для меня умер. – Она встает и в волнении ходит из угла в угол. – Нейт начинает проявляеть признаки ревности, чего и следовало ожидать. Разумеется, разве могло быть иначе? Потому что… Ты же такой красивый, мужественный, с идеальной улыбкой и… – она смотрит на меня и немного разочарованно хмыкает, – и типа сексуальный. А еще ворох воспоминаний, которые вызывают у меня улыбку. Боже, ну почему мне так радостно вспоминать наше с тобой детство? И мне хочется вернуть нашу дружбу. По правде говоря, у меня и друзей-то нет. По крайней мере, таких, каким был ты. Но, с другой стороны, ведь я же несколько лет тебя ненавидела! А потом просто перестала о тебе думать. Видишь? Вот тут-то я и запуталась. Как можно так легко изменить свое мнение, всего лишь съев буррито и взглянув на идеальную, хотя и слишком бледную грудь? – Она поднимает обе руки и проводит ими по волосам.
Я совершенно очарован. Это лучший монолог, который мне доводилось слышать. Ханна в ударе. Не могу произнести ни слова в ответ и не смею остановить ее. «Продолжай», – умоляю я про себя, следя за тем, чтобы не сказать это вслух. Ханна словно бы все поняла по моему взгляду.
– И тогда я, проявив слабость, прощаю тебя и позволяю вернуться в мою жизнь. Вот так. – Она щелкает большим и указательным пальцами, и звук эхом разносится по комнате. – И давай как на духу: вряд ли кто-то сомневался, чем это в конце концов может обернуться, когда ты весь такой… – Ханна тяжело вздыхает. – И я со своими растревоженными чувствами рядом. Опасная комбинация.
Она снова плюхается в кресло и прикрывает глаза рукой.
– Поэтому теперь я в полной жопе. Я запуталась. И измучилась. И по глупости разболталась, рассказала Нейту всякую фигню, чего ты явно бы не одобрил. А теперь, походу, ты думаешь, что я предала твое доверие. И я так зла на себя. К черту такую жизнь!
Это было что-то! Я смотрю на Ханну, все еще погруженную в свои мысли, и не могу не улыбнуться ей. Ничего себе американские горки! Я пытаюсь придумать, как сказать ей, что все будет хорошо. Но не нахожу нужных слов. И я не могу злиться на нее. Это просто-напросто невозможно.
– Пожалуйста, не занимайся сексом с Нейтом Андерсоном, – неожиданно выпаливаю я.
«И никогда больше не разговаривай с ним и не смотри на него», – мысленно умоляю я. Это всего лишь малая часть того, что я чувствую, но единственное, что мне удается из себя выдавить.
Ханна смеется, но скорее грустно, чем радостно:
– Ничего этого не будет, обещаю. Но, Джейкоб, что мы здесь делаем?
– Не знаю, – мягко говорю я. – Определенно я знаю лишь одно – я без ума от тебя. Ты так много для меня значишь. Мы разбираемся в нашем запутанном прошлом и наверстываем упущенное. И, как бы сложно это ни было, нам предстоит понять, что ждет нас в будущем. Но прямо сейчас я не хочу терять ни минуты. Я просто хочу, чтобы ты была рядом.
Ханна садится на кровать и кладет голову мне на плечо. Моя рука инстинктивно обвивает ее, притягивая ближе.
– Не хочу, чтобы лето заканчивалось. Я боюсь, – шепчет она мне в ухо.
Я тоже. Не знаю, как мы с этим справимся. Но думать об этом сейчас я не хочу. И не хочу, чтобы Ханна тоже об этом думала.
Она поднимает голову: в ее глазах такая нежность и в то же время такой страх, что у меня перехватывает дыхание. Я наклоняюсь, ищу ее губы. Прижимаю Ханну крепче. Вот так бы и не отпускать никогда! Ее губы раздвигаются, и я делаю наш поцелуй более глубоким, на минуту забывая дышать.
– Джейкоб, – шепчет она между поцелуями.
– Ханна, – шепчу я в ответ.
Мы ничего не говорим. Не произносим неуместных сейчас слов. Но общее дыхание наших поцелуев договаривает за нас все невысказанное. Это любовь. И что будет дальше, для нас, кажется, не имеет значения.
Глава 18
Ханна
Эта шапка с пандой на мне просто нелепа.
Но пари есть пари.
Вчера вечером, после раунда упорной борьбы в Go-Stop, корейской карточной игры, по очкам я шла ноздря в ноздрю с Джин Хи, которую сильно недооценивала ввиду юного возраста. А она оказалась акулой карточного стола.
Перед раздачей последних карт она прервала игру и настояла, чтобы мы договорились о фанте для проигравшего. Жестоко.
– Тот, кто проиграет в этом раунде, всю неделю будет мыть посуду, – предложила мама.
– Проигравший завтра приготовит обед, – выпалила миссис Ким.
– Проигравший будет целый месяц заниматься стиркой, – сказал Джейкоб, глядя на сестру. Его вера в меня согрела мое сердце.
– А может, все заплатят победителю по пять долларов? – Все разом уставились на меня, разочарованно качая головами. Судя по всему, корейцы гораздо серьезнее относятся к наказанию и получают от него гораздо больше удовольствия, чем от поощрения. Принято к сведению.
Джин Хи, оглядевшись по сторонам, заметила что-то в углу комнаты. Улыбка скользнула по ее лицу. Она посмотрела на брата с лукавой ухмылкой.
– Проигравший должен будет весь день носить эту шапку с пандой, сделать в ней сотню фотографий и опубликовать их в Интернете.
«Какое милое наказание придумала двенадцатилетняя девочка», – подумала я.
Так было до тех пор, пока с последними картами не случился эпический провал, и я оказалась на дне.
И вот теперь я ношу эту пушистую шапку. На улице восемьдесят градусов, а мне придется таскать на голове мохнатую панду во время нашей поездки в зоопарк. К сожалению, все настоящие панды вернулись в свой домашний зоопарк в Китае, так что в Сан-Диего я буду одинокой грустной пандой.
Я ищу второй тюбик солнцезащитного крема и засовываю его в рюкзак. Кожа Джейкоба выглядит уже получше, за последние недели он неплохо загорел, но поостеречься не помешает. На всякий случай беру с собой и бальзам для губ Burt’s Bees. Джейкоб пристрастился к нему.
Накинув лямки на плечи, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.
Шепот Джейкоба привлекает мое внимание и останавливает ход моих мыслей. Он в комнате Хелен, в которой живут его мама с сестрой. Поначалу разговор кажется напряженным. Но обычная беседа на корейском языке нередко можно ошибочно принять за спор. Я внимательно прислушиваюсь к тому, что обсуждают Джейкоб и его мать, проверяя, достаточно ли я понимаю слов, чтобы выяснить, о чем они говорят.
Неужели сожаление о том, что в детстве я бросила корейскую школу, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь? Я мысленно трясу кулаком в воздухе, грозя самому большому огорчению в своей жизни, и на цыпочках приближаюсь по коридору к гостевой комнате.
– Они сказали, почему? – спрашивает миссис Ким.
– Ты знаешь почему. Те же причины, что и всегда. Они хотят контролировать мою жизнь. – Кажется, Джейкоб раздражен. Я представляю, как он дергает себя за волосы, как обычно, когда чем-то расстроен. – Руководство осталось недовольно нашим разговором. Думаю, мы слишком сильно надавили. Наши требования были чрезмерны. Я должен был просто согласиться.
– Нет, Джейкоб. Ты постоял за себя, и мы ясно дали понять, что не позволим плохо с тобой обращаться. Мы просто поставим их в известность, что возвращаться раньше не входит в наши планы. У нас билеты на самолет, которые мы не можем обменять.