Я не хочу, чтобы он уезжал. Но ведь в той жизни для меня нет места, не так ли?
Я сажусь на краю обрыва, подтягиваю колени к груди, обхватываю их руками и изо всех сил съеживаюсь, не желая впускать в себя внешний мир.
– Я знала, что ты здесь.
Я оглядываюсь – за спиной у меня стоит мама. На ней огромный козырек, который защищает ее лицо от солнца. В волосах, стянутых в небрежный пучок, то тут, то там проступает седина. На маме простые брюки цвета хаки, простая белая футболка, простой длинный серый кардиган и поясная сумка. Ее отличает необычайная скромность. Моя мама – настоящая корейская аджумма, не желающая привлекать к себе особого внимания.
Она становилась такой постепенно, а началось все с отъездом отца. Мама отдает и отдает себя другим, не требуя ничего взамен. С каких пор это стало предметом восхищения? Кто же тогда будет заботиться о тебе?
Она подходит и садится рядом, не обращая внимания на то, что все остальные здесь сидят в одиночестве и не разговаривают друг с другом. Моя мама не умеет говорить тихо, поэтому я готовлюсь к тому, что все эти незнакомцы сейчас узнают о моей личной жизни.
Класс.
– Папе очень нравилось это место, – продолжает она, обращаясь ко мне и всем в радиусе двух миль, включая голых дедушек внизу.
Я невольно вздрагиваю. Не только из-за ее громкого голоса, но и из-за воспоминаний о том, когда мой отец жил вместе с нами в Сан-Диего. Она говорит о нем в прошедшем времени, как будто он уже умер. Может быть, поэтому я тоже так говорю о нем. Но Джейкоб прав. У меня есть папа, который жив и здоров. Но почему-то от этой мысли на душе становится только хуже.
– Ему нравилось жить в Сан-Диего, у океана. Он чувствовал себя богатым человеком, – говорит мама. – А потом он уехал. Живя в Сингапуре, он чувствует себя еще более богатым.
Я слышу в ее голосе печаль с примесью горечи. Меня до сих пор поражает, в каком напряжении должны жить мои родители, чтобы их считали успешными. Это из-за того, что они иммигранты? Из-за их культуры? Вот Джейкоб успешен по всем признакам. И все же он несчастен. Кому нужен успех, если не можешь быть счастливым?
– Папа богат. Но из-за этого я чувствую себя бедной, – продолжает она.
Может быть, успех не так важен и для моей мамы. Не за ту цену, которую мы за это платим.
У меня першит в горле. Мы с мамой не часто так разговариваем. Поэтому любая мелочь, которой она делится со мной, кажется слишком большой, слишком важной, слишком ценной, слишком тягостной.
Я до боли прикусываю нижнюю губу, чтобы не расплакаться от грусти и жалости. Меня больше не волнует, что кто-то может нас услышать. Впервые мама говорит мне, что тоже что-то потеряла, и я слегка ненавижу себя за то, что не замечала ее муки. За то, что думала только о своей боли. Мой отец, сестра и Кимы покинули и ее.
– Прости, мама, – говорю я.
Она крепко держит меня за руку, не отрывая взгляда от горизонта. Шум волн уже не такой умиротворяющий. Кажется, волны бьются о скалы с негодованием и обидой.
– Я была так зла. Я думала о разводе с папой.
Слова хлещут меня по лицу. Я не ожидала такого удара. Я никогда не слышала, чтобы мама даже вскользь намекала на что-то подобное. Развод неприемлем ни в корейской культуре, ни в церкви. Моя мама оказалась в безвыходной ситуации, потому что считает, что у нее нет других вариантов?
Я думаю о Джейкобе и о том, что он, видимо, чувствует то же самое. Попал в безвыходную ситуацию.
Я сжимаю мамину руку.
– Но как я могу развестись с ним? Я люблю его. Он любит меня. Может быть, иногда он любит себя больше. Или, может быть, работа в Сингапуре – это его способ показать, как он любит меня, любит нас. Не знаю. Но я не хочу быть ни с кем другим. Тяжело быть так далеко от мужа, но я бы не выбрала другого пути, если бы это означало, что я потеряю его. Даже если бы церковь разрешила разводиться, я бы этого не сделала. Я люблю твоего папу. Я люблю его.
Ее голос срывается, и это разрывает мне сердце, вызывая поток слез. Это не то, что я ожидала услышать. Я вытираю лицо свободной рукой, еще крепче хватая маму за руку. Мучительный крик застревает у меня в горле, я отказываюсь его выпускать. Я сижу и продолжаю слушать, что говорит мама.
– Ты так далеко от папы, тебе тоже тяжело.
Я закрываю глаза и представляю себе лицо моего отца. Глядя на меня, он всегда улыбается. Хочу представить, как может выглядеть его лицо без этой улыбки, и не могу. Не могу, потому что люблю его. И на его лице всегда светится любовь ко мне.
– Папа не стал любить тебя меньше из-за того, что уехал в Сингапур, – говорит мама.
Мне больно это слышать.
– И Хелен любит тебя не меньше из-за того, что переехала в Бостон.
Я качаю головой, не в силах поверить в правдивость ее слов.
– Ханна, я люблю тебя не меньше из-за того, что так много работаю в церкви и помогаю другим, – говорит она сквозь слезы. – Но мне очень жаль, если из-за меня ты чувствуешь то же, что и я. Ты моя сильная, независимая, уверенная в себе девочка. И мне жаль, что я считала это само собой разумеющимся и оставила тебя наедине с собой.
Меня бьет озноб, но я крепко сжимаю губы, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Я не чувствую себя сильной, независимой и уверенной. Я чувствую, что тону в океане боли, которую носила в себе всю жизнь. И боль эта становится все нестерпимее. Одиночество, неуверенность, стойкое ощущение, что я недостойна любви родных и друзей, обрушиваются на меня, как волны на скалы.
Мама придвигается ближе и обнимает меня, успокаивая меня своим шиканьем и поцелуями в голову. Я впитываю ее поддержку и любовь. Пытаюсь освободиться от злости, своего защитного механизма. Я так устала злиться на всех и на себя в том числе.
– Джейкобу предстоит очень трудный выбор. Финансовое благополучие семьи зависит от его гонораров, и он так старается не подвести мать и сестру. Ты же знаешь, Ханна, какое тяжкое бремя легло на его неокрепшие плечи. Он рано потерял отца, у него с детства проблемы со здоровьем, и он вынужден соглашаться на кабальные условия, лишь бы не потерять работу. Разве ты не видишь? Он всегда обо всех заботился, даже о тебе. Я должна благодарить его, что он был рядом с тобой, когда у меня случались трудные времена. Он такой хороший, такой добрый мальчик.
Я повторяю в уме мамины слова. А мне-то казалось, что это я всегда заботилась о Джейкобе. В детстве я защищала его от хулиганов. Следила, чтобы никто к нему не придирался, не обижал, не угощал тем, что могло вызвать у него страшный приступ аллергии.
Но мама права. Джейкоб тоже заботился обо мне. Он единственный оказывался рядом, когда мне было плохо или одиноко. Он был моей страховкой. Он любил меня, когда, как я считала, никто другой не любит, даже я сама. Так было всегда, не считая последних трех лет. И теперь, когда все нуждаются в Джейкобе, когда все что-то от него ждут, кто может помочь ему, кто сейчас рядом с ним?
Вчера вечером я ушла от него.
Когда у меня, наконец, появилась возможность поддержать его, позаботиться, быть опорой в трудную минуту, я отвернулась от него. Когда он хотел поговорить о нашем будущем, найти способ сохранить наши отношения, я оттолкнула его.
– Я была такой эгоисткой, – вздыхаю я.
Отъезд моего отца в Сингапур не означал, что он меня бросил.
Отъезд моей сестры в Бостон не означал, что она меня бросила.
Отъезд Джейкоба в Корею не означает, что он меня бросает.
Причина, по которой все разъехались, никак не была связана со мной. Это был печальный результат трудных решений, которые всем пришлось принимать, чтобы изменить свою жизнь, найти в ней новые цели. А я, как неразумное дитя, ношу и лелею в себе эту досаду, это убеждение, что мои близкие сделали такой выбор из-за того, что я недостойна их любви.
Осознание своей неправоты потихоньку освобождает меня от многолетнего, спрессовавшегося в прочный ком в душе груза страданий и одиночества. И сейчас, после разговора с мамой, этот, казалось бы, вечный ком начинает разрушаться.
Я вглядываюсь вдаль, напрягаю глаза, чтобы разглядеть, где небо встречается с океаном, но ничего не выходит. Я всегда ищу, всегда жду конца, но почему он обязательно должен существовать? Должна ли любовь заканчиваться?
Я люблю Джейкоба. А если он все-таки должен уехать, что тогда? Сохраним ли мы нашу любовь на расстоянии? Может быть. А может, и нет. Но даже если нам не удастся сохранить романтические отношения, разве я не должна быть рядом с ним как друг? Каким бы ни был его выбор, разве я не должна его поддерживать и не бросать? Неужели я так и не усвоила прошлый урок?
Я не хочу его терять. Все что угодно, только бы не потерять его еще раз.
Я глубоко вздыхаю и чувствую, что это вздох душевного очищения и исцеления. Боль отступает. У меня нет ответов на все вопросы, которые наверняка готовит мне дальнейшая жизнь. Но я точно знаю, что мне следует делать.
– Мама, я тебя люблю. Спасибо, что пришла за мной. – Я наклоняюсь к ней и словно напитываюсь ее силой, ее любовью, ее состраданием, ее энергией. Она встает и подает мне руку. Я держусь за нее и тоже встаю. Мама еще раз целует меня в голову и идет к своей машине. Я смотрю, как она уходит. Я хочу быть рядом и с ней. И я хочу получать ее любовь, каким бы способом она ее ни дарила.
Я бросаю последний взгляд на океан. Сингапура отсюда я не увижу, но мой отец по-прежнему в моем сердце. Отсюда мне и Бостона не видно, но Хелен всегда со мной. Я напрягаю глаза, хочу увидеть, что там, за горизонтом. Но ничего не вижу. Я не вижу Корею, но почему-то совершенно уверена, что Джейкоб был и всегда будет со мной.
Я киваю себе и поворачиваюсь, чтобы догнать маму. Я дочь своей матери, и она сильнее, чем я могла себе представить.
И я такая же.
Глава 21
Джейкоб
Я дергаю молнию чуть сильнее, молясь, чтобы она не порвалась. Сажусь на чемодан сверху, пытаюсь его закрыть, и на меня снова накатывает тоска. Я не хочу уезжать из Сан-Диего. Ни на две недели раньше, как предписано мне руководством студии, ни на две недели позже.