— А вдруг здешний хозяин боится собак? — Невозмутимо оглянулась девчонка.
— Боится! А ещё не любит острых вещиц и незваных гостей! Так что, если хочешь получить аудиенцию, то сложи всё оружие, и подожди сопровождающих. Да и обыскать не помешает, для верности.
Десятник ринулся к девице, явно намереваясь обыскивать лично, для верности. Сейчас, когда на его стычку с юной колдуньей смотрел весь гарнизон, Виль просто не мог отступить, чем бы это ему не грозило.
Девушка отреагировала немедленно. Просто сорвала нож вместе с ножнами с пояса и швырнула в лицо приближающемуся десятнику. Лицо тот успел уберечь, в последний миг заслонившись руками, но невольно остановился.
— Держи, не порежься, герой! И сопровождать, должно быть, сам собираешься? Не только шут, но и камердинер? А на счёт обыска… Что ж, вперёд. Только готовься, когда я договорюсь с хозяином, он не будет возражать, если я расправлюсь с неким наглым мерзавцем.
Виль отёр губы, разбитые собственным боевым браслетом и ответил тихо и очень спокойно:
— Пожалуй, я потерплю до вечера. Хозяин тоже недолюбливает наглых ведьм. Я навещу тебя в камере, когда он уже запечатает твою силу. И приведу с собой друзей.
Девушка рассмеялась так весело и искренне, как будто десятник сделал ей необычайно приятный комплимент.
По закону подлости, сопровождающими оказались Мунь и Тив. Десятник заявил, что они первыми увидели эту напасть, и их мнение может оказаться важным для хозяина. Заслуженные завтрак и сон опять откладывались.
Уже перед самым уходом, девушка потрепала за уши собачку:
— Не скучай, зубастик. Если решишь кого загрызть, начни с этого начищенного чайника, ладно?
На этот раз смех даже не пытались скрывать. Колдунья оставила-таки за собой последнее слово. Смеялся даже сам Виль, возможно, только что получивший новое прозвище. Вот только Тиву очень не понравился взгляд собаки — слишком осмысленный, ненавидящий. И слишком уж она молчалива.
Стражники провели девушку к апартаментам хозяина. На двери светился предупреждающий знак запрета. Может быть, хозяин и правда проводил какой-то опыт, а может, просто решил поиздеваться над незваной гостьей, но аудиенция откладывалась. Удобств для ожидающих в коридоре не предусматривалось.
Тив, уставший до полного отупения, присел на корточки чуть в стороне и без особого интереса слушал беседу девушки с ветераном.
— Не ходила бы ты к нему, дочка, хозяин не шибко любит других магов.
— Я знаю. Вообще-то только полный бездарь заключит договор со стихией и станет её слугой. Стихийные боги вечно воюют между собой, и смертным в их дрязги лучше не вмешиваться. У вашего хозяина нет будущего. Сегодня он почти всесильный жрец огня, искореняет приверженцев иных стихий, а завтра — просто пепел.
— Ну, с нами-то понятно. Мы не маги, а платит он хорошо. А тебе что здесь нужно? Затаилась бы и переждала, пока он того… не в пепел.
— Я бы так и сделала, но он похитил папу!
— Ну, если твой отец тоже маг, тогда понятно. Если он в темнице, то у него два пути — либо отречься от других стихий и тоже в жрецы — либо будет жертвой священному огню. А ты на поединок пришла хозяина вызывать?
— Нет смысла. Если уж он папу скрутил… Попытаюсь договориться или выкупить. На крайний случай, поговорить с папой — всё же жрецом быть лучше, чем жертвой.
Тив лениво приоткрыл левый глаз — девчонка совсем не умела врать, последняя фраза, про жрецов и жертв, не обманет даже вечно занятого своими делами хозяина. Но ловить на лжи колдунью — не лучший способ пожить долго и счастливо. Главное — побыстрее смыться, если она с хозяином не столкуется и начнёт заварушку.
Мунь тоже не стал заострять внимание на таких мелочах. Или может быть, ему и правда было интересно.
— А кто ж твой отец? Я вроде всех пленников видел, ни одного рыжего.
— Я вообще-то приёмная. Меня ещё младенцем папе какое-то кочевое племя отдало, то ли как дань, то ли в уплату за услугу. Я одарённой оказалась — вот он и относился, как к собственному ребёнку. А ему ведь тяжело было — он никогда не ухаживал за детьми… Такие заклинания накладывал, чтоб добиться простых вещей. А настоящих родителей я не знаю, в том племени меня побаивались, и ничего не рассказывали. Может, умерли, или то были путники, ограбленные и убитые теми дикарями…
Разговор сам по себе иссяк. Тив вспоминал своих родителей. Пожалуй, стоило бы навестить стариков, теперь ему, тренированному бойцу, не страшны тяжёлые кулаки пьянчуги-отца. А если всё осталось по-прежнему, лучше увезти мать подальше от такого мужа. Мунь что-то подсчитывал на пальцах. Не иначе, сколько сейчас лет его прижитым от разных любовниц детям.
Знак запрета на двери выцвел и истаял сизым дымком. Дверь гостеприимно распахнулась.
Первой, гордо вскинув голову, прошла девушка, следом неслышимой тенью просочился ветеран, последним, прихрамывая на отсиженную ногу, зашёл Тив.
Приёмная жреца была обставлена строго и аскетично. Каменный стол, массивное кресло и внушительная закопченная жаровня. На окнах нет занавесей, на стенах — ни следа гобеленов. Хозяин этого места не стремился чем-то украсить свой дом, и даже простые удобства были ему чужды.
Жрец встречал гостью, стоя за жаровней. Прозрачные, почти невидимые языки пламени, пляшущие между ним и дверью, позволяли ему рассмотреть в любом посетителе много больше, чем тот готов был о себе рассказать, а зачастую и больше, чем гость сам знал о себе.
Сам жрец оставлял странное впечатление. Его тело полностью скрывалось в бесчисленных складках сложного одеяния. Желтые, красные, оранжевые, багровые полосы и ленты переплетались, струились, шевелились, как живые. Вряд ли кто-то из подчинённых рискнул намекнуть хозяину, что его ряса напоминает не столько пляску огня, сколько клубок червей. В ворохе ткани можно было рассмотреть только худое костлявое лицо и перевитые венами кисти рук. Жрец стригся налысо — скорее всего, из-за того, что цвет волос не гармонировал с одеянием.
— Да пребудет с Вами милость пламени, и да осветит оно Ваш путь в мире!
Гостья заговорила первой, одновременно демонстрируя безупречный реверанс. Девушка практически пропела эту фразу, вложив в неё столько чувственности, что Тив невольно сглотнул. Как будто не она только что давала откровенную оценку способностям и разуму слуги огня.
— Пусть и тебя благословит пламя, дитя, а мой путь уже выжжен и освещён, — звучно отозвался жрец. — Мне трудно поверить, что свет истины коснулся тебя, с тобой слишком много вещей, несущих иные силы.
— В мои планы не входило гневить Вас, Владыка. Должно быть, я по своей глупости выбрала не те амулеты! Всё, что я принесла с собой, было подготовлено как выкуп за моего отца, которому не посчастливилось вызвать Ваше недовольство. Я смиренно прошу Вас назвать любую цену за его освобождение.
Последние слова девушка почти прошептала, скромно опустив глаза и подавшись вперёд. Руки нервно мяли ткань на груди, отчего странное одеяние гостьи натянулось и откровенно обтянуло бёдра.
Жрец довольно улыбнулся, взмахом руки возвращая пламя обратно в жаровню. Он уже увидел всё, что в девушке относилось к магии, и теперь мог себе позволить посмотреть на неё глазами мужчины.
— В моих подвалах, дитя, сейчас пять магов, упорствующих в своих заблуждениях. Может быть, мольбы дочери заставят твоего отца обратиться к истине. Но прежде, чем я позволю тебе увидеть его, ты должна принять покровительство истинной стихии. Отрекись от ложных путей, сожги греховные амулеты — и твои желания осуществятся! Прояви неразумное упорство — и окажешься в заточении, как прочие еретики.
Жрец торжественно запустил руку в жаровню и извлёк горсть огня. Тяжелые оранжевые лепестки сплелись, образуя сияющий белый шарик размером в кулак, зависший над ладонью. Мрачная комната ярко осветилась, костлявое лицо жреца казалось страшной маской, исчерченное тенями морщин.
— Это не просто жаровня, дитя! Это прямой путь в сферу огня! Сама стихия примет твою клятву и отблагодарит за принесённые жертвы! Решай. Решай здесь и сейчас — покровительство пламени, или гнев его!
Девушка глубоко вздохнула. Наёмники, не сговариваясь, попятились. Сила гостьи им была неведома, а вот сокрушительная мощь хозяина внушало опасливое почтение. Никому не хотелось разделить участь жертвы гнева огненного жреца.
— Я склоняюсь перед Вашей мудростью, повелитель! — тихо выдохнула гостья.
— У твоего отца мудрая дочь, — не остался в долгу хозяин. — И кто ж из моих упрямых пленников нынче получит ещё один шанс?
Девушка улыбнулась и расстегнула пояс, кольцами упавший на пол. Тугая волна силы всколыхнула воздух, заставив жреца подозрительно встрепенуться. Со двора замка донёсся многоголосый вопль, но мужчины в комнате не торопились узнать причину переполоха, поскольку следом за поясом гостья сдёрнула с себя своё радужное одеяние. Молочно-белая, не тронутая загаром кожа, маленькие холмики грудей, плавные линии по-детски узких бёдер лучше любого заклинания вышибли любые трезвые мысли из голов присутствующих.
Девушка небрежно скомкала невесомую ткань и бросила её в жаровню. И только после этого ответила на вопрос:
- Имя его — Сехршуффсохвашш.
Жрец поперхнулся невысказанным словом. Радужная ткань не вспыхнула, а плотно окутала жаровню. В комнате мгновенно стало зябко и тёмно — сияющий шарик над ладонью хозяина побагровел и осыпался гаснущими искрами.
Служитель огня нетерпеливо протянул руку к задрапированной жаровне и щёлкнул пальцами. Накидка вздулась пузырём, но не выпустила потоки огня. Жаровня заходила ходуном и обрушилась на пол, рассыпая копоть и сажу.
Жрец недоверчиво наклонился над дёргающейся на полу жаровней и ещё раз щёлкнул пальцами. Видимого результата не было, и до хозяина дошла серьёзность положения. В два прыжка он оказался за каменным столом и с усилием выдвинул встроенный ящик.
С истошным воплем хозяина: — Убейте её! — Умерла робкая надежда стражников, что на сей раз удастся остаться просто наблюдателями. Мунь решительно шагнул вперёд, занося для удара неизвестно когда извлечённый клинок. Девушка, лихорадочно перебиравшая амулеты в связке на шее, оглянулась и без раздумий сорвав золотой гребень с волос, метнула в наёмника.