Вообще-то он был рад такому перерыву, потому что он давал ему возможность упорядочить свои впечатления и более или менее систематизировать полученную информацию. Самым тревожным было то, что все еще не поступило никаких известий о Картрайте младшем. Возможность того, что его похитили, а, может, и убили, чтобы заставить замолчать, придавали всему делу зловещий оттенок.
В конюшнях атмосфера была напряженная и нездоровая.
— После того, как мы поедим, отправляйтесь-ка вы в деревню и попытайтесь там походить и поболтать с жителями, авось сумеете услышать что-нибудь стоящее. Узнайте, не совпадает ли их точка зрения с мыслями тренерского персонала, — сказал Роджер.
— Можете не сомневаться, совпадает, — заверил его Снелл. — Все они живут конскими бегами. Так что вся деревня являлась верной поклонницей Сильвера, готова была поставить на него в будущем последние деньги. У них там похоронное настроение.
— Так действуйте поделикатнее, — предостерег его Роджер.
— О'кей… Каково ваше впечатление от моего старого приятеля Хупера?
— Идите по его стопам и в один прекрасный день вы станете детективом.
Покончив с едой, которую им принесли двое молодых конюхов, Роджер вышел из сторожки и пошел вокруг двора к своей машине, которая теперь уже стояла около центральных ворот. Он уже видел раньше, но только сейчас обратил внимание на меловые пометки, сделанные местной полицией.
Фотографии решительно всего, что было найдено заслуживающим внимания, были сделаны, их приготовят к завтрашнему утру.
Роджер удовлетворенно подумал, что местная полиция была вполне компетентна и по-настоящему сотрудничала с ярдовскими офицерами, что случалось отнюдь не всегда.
Роджер поехал к пустоши, где в последний раз видели пропавшего мальчишку.
Под лунным солнцем она казалась веселой и привлекательной. На порядочном расстоянии он видел, как бродили люди, а поближе к нему цепочка мужчин и женщин прочесывала рощицу. Там и сям чернели отдельные люди. Все были заняты поисками. У Роджера появилось неприятное чувство вины. Он испытывал его каждый раз, когда велись поиски человека, который, как он знал, мог быть убит.
Эта плоская равнина выглядела такой огромной, она наверняка хранила многочисленные тайны.
Потом он увидел красную кирпичную башню, очевидно Фолеевский Каприз, и поехал к ней. Она была сто с лишним футов высотой, массивная и уродливая, с маленькими окошками и с небольшой наблюдательной площадкой возле верха.
Искала ли здесь полиция?
Роджер подошел к небольшой дверце, которая была неплотно прикрыта, и вошел вовнутрь. Несмотря на яркий солнечный свет, здесь было темно и мрачно. Он поднялся по узкой винтовой лестнице, которая, казалось, никогда не кончится, но наконец, запыхавшись, добрался до самого верха.
Вид был потрясающий. Ему были видны и дюны, и Фолей-Виллидж и за конюшнями Гейла красные крыши Арнткотта, за ними снова тянулись вересковые пустоши.
Никакого трупа в башне не было, конечно, и ничто не говорило, что тут было совершено преступление.
Дорога была чуть больше проселочной и по обе стороны ее тянулась густая зеленая изгородь, она полого поднималась вверх, изгибаясь и петляя. Роджер ехал осторожно, особенно после того, как он заметил впереди что-то движущееся, хотя и не знал, что это было. Потом, доехав до поворота, он увидел двух женщин верхом на лошадях. Из описаний Хупера он понял, что это были жена Джона Гейла и ее сестра. Меньшая ростом, миссис Гейл обладала какой-то ненатуральной кукольной красотой. Вторая была выше, моложе, очень свежая и привлекательная, но не столь броская, как сестра.
Роджер подождал, чтобы они проехали.
Обе улыбнулись и сказали:
— Спасибо.
Но улыбка эта была лишь поверхностной, Роджер ясно видел, что глаза их смотрели сурово.
Миновав его, они снова о чем-то заговорили.
Роджер вскоре подъехал к парку и замедлил ход машины, как только увидел дом.
В этой части Англии подобные дома встречались часто, — он довольно хорошо знал историю. Этот особняк был построен в конце XVIII века на развалинах Тюдоровского замка. Фолеи получили земли от Генриха VIII, и вплоть до первой мировой войны семья процветала. Одно время их цвета на конных соревнованиях, светло-голубой, бордо и золотой, находились среди самых известных в стране. Но в период между войнами их богатство стало оскудевать, наследственные деньги уплыли на азартные игры. Впрочем, игры и любовь к прекрасному полу были тоже своего рода наследственными в этой семье. Теперь, благодаря Хуперу, Роджер знал, что лишь небольшая часть дома, центральные комнаты, были жилыми. Северо-восточное и западное крыло были заперты, большинство помещений пустовали.
Солнце освещало аккуратно подстриженную траву и весенние цветы, ухоженные и подобранные с большим искусством и любовью, — они говорили о том, что садовник был человеком, гордившимся своим ремеслом. Особняк все еще можно было принять за жилище состоятельных людей, но стада породистых овец говорили о том, как близко к имению подобрались фермы.
Серые стены выглядели неприветливо, а высокие окна — темными, когда Роджер подъехал поближе. Он не пошел к парадному входу в здание с его нарядным портиком и с массивными ступенями, но прошел к боковому, который, как его предупредили, теперь стал основным. В огороде на некотором расстоянии он заметил какого-то старика, а когда он приблизился почти к самому дому, открылась зеленая дверь и из нее вышел моложавый мужчина.
Он замер на месте.
Роджер вежливо заговорил:
— Добрый день. Вы не знаете…
Молодой человек был высоким и красивым, но в его наружности было больше женственности, чем мужской силы. Щеки у него горели, глаза сверкали, как будто он был в скверном настроении. Однако все его жесты были грациозными и изящными.
— …дома ли леди Фолей? — закончил Роджер.
Это, несомненно, был Лайонел, ее сын.
— Она не в состоянии ни с кем разговаривать! — резко ответил молодой человек.
— Надеюсь, меня она примет, — сказал Роджер, предъявляя свое удостоверение.
Лайонел взглянул на него и сделал шаг назад. Казалось, злость вспыхнула в нем с новой, силой.
— Она не примет ни вас, ни кого-нибудь еще из полиции. Они ее уже извели своими надоедливыми расспросами. Если бы вы понимали, как вам следует разумно поступить, вы бы ушли и забыли ее имя!
Роджер спокойно возразил:
— В подобных случаях приходится думать не только о собственном удобстве.
— Что вы имеете в виду?
— Никогда не бывает приятным ехать в дом для допроса, — доброжелательно объяснил Роджер, — куда лучше, если мы приходим сначала к тем людям, которые нас интересуют. Прошу вас немедленно передать Фолей, что я хочу ее видеть.
Последняя фраза была сказана императивным тоном.
Лайонел явно колебался, и Роджер подумал, что он принадлежит к категории тех людей, которые вообще склонны колебаться, даже в тех вопросах, где ничего не стоит принять решение. И вот сейчас та же история. Упрямое выражение не сходило с женственного красивого лица Лайонела, капризно изогнутые губы были поджаты.
— Неужели вам так необходимо ей надоедать?
— Да.
— Если вы верите этому бреду, что она убила Сильвера, спутав его с другой лошадью, вы такой же ненормальный, как и все окружающие.
— Я вообще не привык ничему верить, пока мне не будут предоставлены доказательства. Однако, откуда у вас такая уверенность, что данные слухи ошибочны? Разве ваша мать не грозилась убить вашу лошадь?
Лайонел грубо буркнул:
— Допустим, что грозила.
— А Шустринг не той же масти и не того же роста, как Сильвер?
— Даже слепой заметил бы разницу!
— Могла ли ваша мать их различить?
— Вы явились сюда, притворяясь, что вам нужна информация, но вы так же предубеждены, как все остальные! — горько сказал Лайонел. — Вы просто-напросто теряете время.
— Тогда что же произошло вчера в конюшнях, мистер Фолей?
— В мои обязанности не входит догадываться, вы должны заниматься этим делом. Но только здесь вы не найдете ответа, я в… — Фолей замолчал, заметив что-то такое, чего не видел Роджер. Роджер повернулся и увидел двух всадниц, приближающихся к ним по парковой дорожке. В их позах чувствовалось, что они спешат с каким-то срочным, крайне важным известием, и это как раз и отразилось на физиономии Лайонела.
Оба мужчины ожидали, так и не поднявшись на ступеньки. Роджер узнал «фарфоровую куклу» и ее сестру. Мысленно он отметил про себя, как великолепно ездит меньшая ростом женщина, она со своим конем как бы составляли нечто целое. Она держала что-то в руках, что издали невозможно было разглядеть.
— Что же такое они нашли? — громко спросил Лайонел и не удержался от того, чтобы не выбежать им навстречу.
Роджер увидел, что это была самая обыкновенная жокейская шапочка в черную и белую клетку. Она выглядела совершенно новенькой.
Сестра жены тренера ехала чуть медленнее. Она была не столь уверенной наездницей, но тоже красиво выглядела в седле, когда ветер развевал ее длинные шелковистые кудри, а щеки пылали от волнения.
— Что это такое, мисс Гейл? — крикнул Лайонел, как только они оказались достаточно близко.
Роджеру показалось, что он услышал ответ раньше, чем он прозвучал:
— Это шапочка Сида Картрайта, — крикнула Дафния Гейл. — Мы нашли ее под кустом у обочины дороги.
Она не задавала вопросов, только спрашивала глазами. Роджер прекрасно понимал, о чем она думала. Он заметил, как испуганно заморгал глазами сын леди Фолей. Он было протянул руку к шапочке, но Роджер решительно отобрал ее у миссис Фолей.
— Разрешите…
Он осторожно взял шапочку двумя пальцами за край и поднес ее к глазам; к ней пристало несколько репейников, материал в двух-трех местах был испачкан, но следов крови не было видно, и, вообще, ничто не указывало на то, что ее владелец был ранен, когда ее потерял.
Лайонел продолжал смотреть на жокейку, с его лица так и не сошло выражение ужаса. Как бы про себя он спросил: