тревогу, призывая язычников надевать доспехи. Тибо приказал поставить перед войском идола Магомета, чтобы он помог осаждающим ворваться в город. Обтянули язычники своего истукана зеленым шелком, зажгли перед ним плошки и светильники и покатили его к стенам крепости.
Дивит французов его величина и вес. Но не видели они, что тайком залез внутрь один сарацин, и, когда мавры подтянулись вслед истукану к нарбоннским воротам, обратился он к язычникам — словно заговорил сам Магомет.
— Тибо Арабский, подойди поближе, — зычным голосом приказал истукан, — и выслушай мое напутствие. Отбрось все страхи и сомнения, иди в Нарбонну, водрузи на ее главной башне свой стяг, верни город и займи дворец, где жили твои предки!
Обрадовался Тибо, услышав эти слова, и вручил идолу в залог верной службы свою перчатку, которую набил золотыми монетами. Истукан же, как живой, протянул руку и схватил королевскую перчатку. Сарацины простерлись ниц перед изваянием.
— С нами бог! С нами Магомет! — пронеслось по их рядам.
— С вами! С вами! — закричали со стен французы. — Вот мы сейчас его и почтим!
Принялись они метать в идола копья и колы, большие валуны и мелкие каменья — побили Магомета, проломили его деревянную голову и грудь, а тот неверный, что сидел внутри идола, не смог выбраться наружу, так и помер там под меткими ударами защитников Нарбонны.
Тибо от гнева чуть не лишился разума — схватил с земли кол и принялся лупить поверженного истукана по голове, приговаривая в ярости:
— Будь ты проклят, слабый и лживый бог! Не стоят твои чудеса и ломаного денария!
— Уймитесь, король! — завопили язычники. — Кто же уцелеет под такими каменьями!
— Попали мы в беду, — сказал, поостынув, Тибо. — Мертв наш Магомет и покрыт позором. Не взять нам с бою крепости.
Тут увидел он на стене графиню Эрменгарду, которая пришла поддержать храбрых защитников Нарбонны, и закричал ей снизу:
— Согласись заключить со мной перемирие на две недели — и оставлю я сейчас штурм города.
— Пришлешь знатных заложников, тогда и поговорим, — отвечала Эрменгарда.
Не стал Тибо вступать в ненужные пререкания и послал в Нарбонну четырех своих вельмож. Французы посадили их в башню и предупредили Тибо, что ждет всех заложников петля, коли нарушит он перемирие.
Сам же Тибо решил, не мешкал, усилить осаду, для чего призвал к себе в шатер своих военачальников — Мордана, Матрефалана и Аэрофля.
— Не сводите глаз с Нарбонны, — приказал им повелитель, — ни единой души не выпускайте из крепости, а кто посмеет выйти за ворота, убивайте на месте. Я же наведаюсь в Оранж — пусть расскажут мне Акильян и все прочие, что там стряслось за несчастье и почему мальчишка Гильом взял верх в бою над такими опытными бойцами.
Тибо взял с собой десять тысяч храбрецов и пустился в путь к Оранжу. Оставив за спиной холмы и долины, вспаханные поля и дикие чащи, прибыл он в город, и сотни труб оповестили всех горожан о прибытии знатного гостя.
Узнала о нем и Орабль. А ее братья — Коррель Оранжский, учтивый Асере и неустрашимый Кларион вышли встречать короля Тибо и приняли его со всеми почестями, что были положены по языческим законам. Уселся Тибо со всеми на шелковом ковре под тенистой оливой и сказал Коррелю:
— Скажите мне по правде — где Акильян, которого я посылал как свата к вашей сестре? Не раз я слышал, что она красивей всех смертных женщин и стократ ученей самого мудрого клирика. Брак со мной сулит ей немало богатств — сделаю ее владелицей и повелительницей многих земель от Испании до Италии.
— Мы тоже не обидим сестру, — ответил Коррель, — и коли она решится пойти за вас, то отпишем ей в приданое этот город, а он и люден и богат.
— Нет, король, — сказал Кларион, — не даст вам Гильом жениться на Орабль. И ежели примет он рыцарский сан и приедет в Оранж, то всем нам не сносить головы.
— Да кто он такой, этот Гильом? — презрительно воскликнул Тибо. — Простой графский сынок, а мне был дядей сам эмир Балиган. Кто очистил Испанию от христиан, кто изгнал французов со всего юга? Я, король Тибо Арабский. Ныне я взял в осаду Нарбонну, и мне ли страшиться какого-то молокососа?
— Вы великий воин, кто же этого не знает! А все же не следует вам брать в жены Орабль, — возразил Кларион. — Все равно отнимет ее у вас Гильом.
— Вздор все это! — рассмеялся Тибо. — Нелепо пугать меня мальчишкою. У него и меча-то еще нет! Пусть он встретится мне где-нибудь на дороге, и я притащу его к вам за руку!
— Вы его не видели, государь, — не отступал Кларион, — и не ведаете, на что он способен.
— Хорошо, оставим ненужный спор, — прервал его Тибо. — Позовите-ка лучше вашу сестру. Есть у меня к ней важный разговор.
Красив знаменитый Глорьетский дворец в Оранже, в котором жила принцесса Орабль. Славился он на весь мир великолепными росписями, — как живые, глядели со стен лани, лоси, лошади, верблюды, своры охотничьих псов и множество пернатых: павлинов, лебедей, гусей и орлов. А на потолке изображен был небесный свод: побелен он известкой, раскрашен серебром, горят на нем тысячи звезд, сверкает светлое солнце, сияет полная луна…
Восхитил дворец короля Тибо — так бы и не уходил он отсюда. А Коррель Оранжский принес скамью слоновой кости, да не простую, а волшебную: стоит на нее сесть — и раздастся божественная музыка, слаще которой не услышишь нигде на Востоке или на Западе.
Подивился Тибо и сказал сам себе:
— Богат и счастлив, кто владеет такими чудесами. Станет Орабль моей — буду я здесь хозяином.
А братья принцессы тем временем вошли в ее покои, и Коррель, как старший, повел к ней такие речи:
— Дорогая сестра, прибыл в Оранж знаменитый король Тибо Арабский. Прослышал он о вашей красоте и мудрости и пожелал взять вас в жены. Готовьтесь: сегодня же состоится ваша свадьба, и уже вечером увенчает вас золотая корона.
— Нет! — вскричала Орабль. — Нет, брат, не будет этого! Не мил мне Тибо, а дорог моему сердцу юный Гильом. Его я хочу видеть и приму крещение, если он того потребует.
— Не нужно возражать, сестра, — твердо ответил Коррель. — Дело решенное. Тибо — самый могучий король из всех, живущих ныне под нашими небесами. Владеет он всею Испанией, войск его не счесть, и, если отважитесь вы ему перечить, возьмет он наш город, а нас всех попросту повесит.
— Боже! — зарыдала Орабль. — Неужели навеки потерян для меня отважный Гильом?
Неумолимые братья помогли ей собраться — и предстала она во всей красоте перед изумленным Тибо Арабским. На редкость хороша собою оранжская принцесса: драгоценный альмерийский шелк укрывает ее точеную фигуру; сама она статная, походка плавная, а лицом так красива, что не насмотришься. А глаза у Орабль серые — цвета сокола первой линьки — и сверкают зелеными искрами. Тибо чуть в ладоши не захлопал от радости, увидев такую красавицу. Она же смерила его холодным взглядом и повернулась к брату своему Клариону:
— Предали вы меня, братья. Мой вестник уже передал Гильому письмо, в котором я написала, что готова отречься от язычества и вверяю юному французу свою жизнь. Граф отплатит всем нам за мою измену, вас убьет, а Оранж разорит.
— Уймитесь, принцесса, — сказал Тибо. — Нынче вечером свадьба, не будем терять времени даром.
И устроили в Глорьетском дворце свадебный пир. Осыпал Тибо свою невесту невиданными дарами, навезли его слуги дичи и снеди, явились почетные гости, и весь вечер без отдыха пели жонглеры, услаждая слушателей веселыми песнями и звуками арфы и виолы.
В разгаре пира подошла Орабль к Тибо и сказала ему учтиво:
— Ваш приезд застал меня врасплох, покои мои не убраны, я должна удалиться и привести все в порядок.
— Разумные слова! — ответил король. — Радостно слышать, что вы обращаетесь ко мне как к вашему мужу и повелителю. Ступайте да не задерживайтесь — все веселье еще впереди!
Поднялась Орабль к себе в спальню, опустилась на постель и вскричала в слезах:
— Гильом, что мне делать? Чувство наше немногодневно, но сильнее меча, неудержимей стрелы, не помеха ему ни стены, ни горы. Прислали вы мне бесценные подарки, а я вынуждена отплатить вам изменой… Нет, не нужны мне никакие богатства — только бы знать, что вы мне верите, Гильом, что не упрекнете меня в предательстве и верите в мою любовь!
Не мешкал, призвала Орабль своего верного постельничего и, протянув ему письмо на тонком пергаменте, сказала:
— Храни тебя Господь, друг мой! Скачи во Францию, разыщи Гильома, передай ему эту повязку и письмо. Повязку пускай носит он в сражениях, чтобы моя любовь хранила его от ран, а письмо пусть прочтет, не откладывая, и верит в нем каждой букве!
Спустился вестник из башни во дворец, незаметно прошел через пиршественную залу и на одногорбом верблюде-дромадере, который может мчаться по земле быстрее, чем ласточка летит в небесах, отправился к Гильому с порученьем своей госпожи.
Смеркалось. Все громче шумел пир в Глорьетском дворце. Тут явились перед гостями шестьдесят ловчих, затрубили в рога, ворвалась в залу свора охотничьих псов. Удивился Тибо и, едва вернулась за стол Орабль, спросил у королевны:
— Что это значит? К чему здесь псы и ловчие?
— Так у нас принято, — ответила принцесса. — Сейчас вам покажут наши игры.
Пирует король. Сидят с ним в роскошной зале за громадными столами тридцать тысяч сарацинских воинов. Вдруг, едва стихли охотничьи рога, вбежал во дворец огромный олень, а следом четыре сотни псов — гончих и легавых, борзых и ищеек. За псами ворвались в залу охотники на конях, окружили рогача, а тот вскочил на стол прямо перед оторопевшим Тибо и с протяжным ревом стал рвать скатерть, уставленную дорогими яствами. Наморщил олень нос и фыркнул так, что повалились со столов от ветра тяжелые блюда и кубки. Тибо же Арабский от ужаса вжался в стену, потому что из ноздрей оленя низринулась на пиршественный стол добрая сотня мужиков-вилланов — каждый локтей пятнадцать росту, нет ни на ком ни обуви, ни рубахи; один — однорукий, другой — одноногий, у того — три подбородка, у другого — четыре глаза, зато у всех за спиной по горбу, а на нем восседают арбалетчики и стреляют ядовитыми стрелами направо и налево…