Какой-то момент Иг не мог двигаться. Они были там, по ту сторону люка, Меррин и он сам, все еще молодые и здоровые и очень друг друга любящие. Они были там, и было еще не поздно спасти их от худшего, что придется на их долю, и он быстро поднялся и ударил плечами в створку люка…
…и открыл затуманенные глаза. И проморгался, на что ушло довольно много времени, может быть, целых десять минут. Его сердце билось редко и напряженно. Его левое плечо, бывшее прежде горячим, стало мокрым и холодным. Этот холод его беспокоил. Трупы всегда холодеют. Он поднял голову, чтобы разобраться в обстановке, и обнаружил себя в ярде от дверного проема и шестифутового обрыва, о котором старался не думать. Жестянка с бензином была там, внизу, чуть справа. Все, что ему нужно, — это пролезть через дверь и…
…он может рассказать им, что будет дальше, может их предупредить. Он может сказать младшему себе, чтобы любил Меррин бережнее, доверял ей, все время держался с ней рядом, что времени у них мало, и он бил по люку еще и еще, но каждый раз крышка только приподнималась на дюйм или около и с грохотом ложилась на место.
— Кончай это, на хрен! — крикнул в древесной хижине младший Иг.
Иг помедлил, готовясь к новому заходу на люк, и сдержал себя, вспомнив, как он сам был по другую сторону этого люка.
Он боялся открыть люк, едва набрался мужества освободить его крышку, когда нечто, поджидавшее снаружи, перестало ломиться внутрь. И ничего там не было. Его там не было, вернее — их.
— Послушайте, если кто-то там есть, — сказал по ту сторону люка тот, кем он прежде был. — Ну ладно, вы вдосталь позабавились, у нас уже поджилки трясутся. Сейчас мы выйдем.
Скрипнули ножки отодвигаемого кресла, Иг толкнул люк, и в тот же самый момент младший Иг его распахнул. Игу показалось, что он на мгновение увидел, как мимо него проскользнули две тени, но, наверное, виной тому были его фантазия и свет свечей, оживлявший темноту.
Они забыли загасить свечи, и, когда Иг просунул в люк голову, те еще горели, так что…
…он просунул голову в люк, и все его тело кувыркнулось вслед за ней. Он ударился о землю плечами, и через его левую руку проскочил черный электрический разряд, взрыв такой сокрушительной силы, что должен был разнести его на куски. И развесить эти куски по деревьям. Он перекатился на спину и долго лежал с открытыми глазами.
Мир дрожал от силы удара, Иговы уши полнились атональным гудением. Когда он взглянул на ночное небо, это было как конец немого кино: черный круг начал ужиматься, уничтожая мир, оставляя его…
…одного в темноте древесной хижины.
Свечи превратились в жалкие огарки. Толстые блестящие потеки воска почти полностью заслонили дьявола, примостившегося у основания меноры. Комната была освещена неверным мерцающим огнем. Слева от открытого люка стояло кресло с пятнами плесени. На стенах колебались тени фигурок, двух Божьих ангелов и инопланетянина. Дева Мария валялась на боку, в точности как он ее и оставил.
Иг окинул все это взглядом. Казалось, с того времени, как он здесь был, прошли не годы, а несколько часов.
— Так в чем же смысл? — спросил он. Сперва ему казалось, что он говорит сам с собой. — Если я не могу им помочь, так зачем же приводить меня сюда?
С каждым словом он все больше распалялся. Его грудь теснилась от жара; свечи были очень дымные, и комната насквозь ими пропахла.
Нет, должна быть какая-то причина, он должен что-то здесь найти. Возможно, что-нибудь такое, что они забыли. Он посмотрел на приставной столик с фарфоровыми фигурками и заметил, что его ящичек открыт примерно на четверть дюйма. Он вытащил ящик совсем, в надежде, что там что-то есть, что-то, что можно использовать, что-то, могущее чему-то научить. Но там не было ничего, за исключением спичечного коробка. На наклейке, откинув голову, заходился хохотом черный дьявол. И было название «Спички „Люцифер“», написанное витиеватым шрифтом под девятнадцатый век. Иг схватил коробок, посмотрел на него и сжал в кулаке, чтобы раздавить. Но не сделал этого. Он стоял с коробком в руке и глядел на маленькие фигурки, а затем обратил внимание на пергамент, лежавший под ними.
Когда он был в этой хижине последний раз, когда Меррин была жива, а мир благожелателен, текст был написан на иврите, и Иг его абсолютно не понимал. Он думал, что это филактерия, отрывок из Писания, но в колышущемся свете свечей черные буквы., похожие на живые тени, волшебным образом прикрепленные к пергаменту, таинственно сложились в обычные английские слова:
Древесная Хижина Разума
Дерево Добра и Зла
Старая Дорога к Литейной
Гидеон, НГ 03880
Правила и Условия:
Пока Ты Здесь Бери Все Что Хочешь
Когда Ты Будешь Уходить Получи То Что Тебе Нужно
Уходя Скажи Аминь
Курить Не Запрещается
Иг смотрел, совершенно не уверенный, что теперь, когда он знает, что там написано, он понимает текст хоть немного лучше. Ему нужна была только Меррин, а ее он никогда не получит, и ему хотелось сжечь это долбаное местечко на хрен, а курение не было запрещено, и не успев еще понять, что же это он делает, он взмахом руки смел со столика все, что на нем было, отшвырнул зажженную менору в дальний угол комнаты, посшибав маленькие фигурки. Инопланетянин скатился на пол. Ангел, похожий на Терри, державший трубу у губ, упал в полуоткрытый ящик. Второй ангел, тот, что высокомерно стоял над Марией, упал на столик и раскололся. Его высокомерная голова откатилась в сторону. Иг яростно повернулся…
…болезненно повернулся и увидел бензиновую канистру там, где он ее и оставлял, у каменной стены, ниже и направо от дверного проема. Он протиснулся сквозь бурьян и зацепил рукой канистру; раздались металлический звон и плеск. Найдя ручку канистры, он за нее потянул. Канистра была на удивление тяжелая, словно полная жидкого бетона. Иг пощупал канистру сверху, нашел коробку спичек «Люцифер» и отложил ее в сторону.
И немного полежал, набираясь сил для заключительного действия. Его правая рука непрерывно дрожала, и он не был уверен, что сможет сделать то, что нужно сделать. В конце концов он решил, что дальше будет только хуже, и попытался поднять канистру, вылить ее на себя.
Бензин хлынул на Ига остро пахнущим сверкающим дождем; он ощутил в поврежденном плече неожиданный всплеск жгучей боли. Он непроизвольно закричал, из его рта рванулось облако серого дыма. Его глаза наполнились слезами. Ошеломляющая боль заставила его выпустить канистру и сложиться пополам. Его дрожь грозила превратиться в самые настоящие судороги. Он стал водить по земле правой рукой и даже не понимал, зачем это, пока не нащупал, спичечный коробок.
Еле слышно доносились треск сверчков и гул машин, пролетающих по шоссе. Иг открыл спичечный коробок, и спички посыпались из его дрожащей руки. Он подцепил одну из немногих оставшихся и провел ею по чиркалке. Над спичкой появился язычок белого пламени.
Свечи упали и разлетелись во все стороны. В большинстве своем они продолжали гореть. Серый резиновый инопланетянин подкатился к одной из них и начал быстро чернеть и плавиться. Один глаз проплавился насквозь, и стало видно, что фигурка пустая. Еще три свечи оказались у стенки, прямо под окном; августовский ветерок осторожно трепал белые занавески.
Иг схватил занавески в кулак, сорвал их с окна и бросил на горящие свечи. Пламя взлетело по дешевому нейлону и бросилось к его рукам. Иг отпустил занавески.
Что-то хрустнуло под ногой, словно он наступил на электрическую лампочку. Опустив глаза, Иг увидел фарфоровую статуэтку дьявола. Тело дьявола было раздавлено, уцелевшая голова качнулась пару раз на неровном полу и замерла. Она маниакально улыбалась, демонстрируя полный набор зубов.
Иг наклонился и подобрал фарфоровую голову с пола. Стоя в горящей древесной хижине, он рассматривал культурное, симпатичное лицо Сатаны, изящные иголочки его рогов. По стене взбегали языки пламени, под потолком скапливался черный дым. Пламя пожирало все подряд, и кресло, и приставной столик. Похоже, маленький дьявол взирал на это с одобрением. Он не мог не одобрить человека, умевшего сжигать. Но Иг уже сделал все, что нужно было сделать, и пора было двигаться дальше. Мир полнился другими огнями, только и ждавшими, чтобы их зажгли.
Он секунду покатал фарфоровую головку между пальцами, а затем повернулся к приставному столику, взял Деву Марию, поцеловал в маленькое личико и сказал: «Прощай, Меррин». И аккуратно ее поставил.
Затем он взял ангела, стоявшего перед ней. Когда-то лицо у ангела было властное и высокомерное, типа не-смей-меня-трогать, но теперь голова отлетела и куда-то закатилась. Иг приставил на пустое место голову дьявола, решив, что Деве Марии будет веселее в компании того, кто умеет позабавиться.
Дым не давал Игу дышать, жег ему глаза. Его кожа туго натянулась от нестерпимого жара. Иг пробрался к люку, но прежде чем сквозь него пролезть, посмотрел, что на нем написано; он точно помнил, что изнутри тоже есть какая-то надпись, сделанная белилами. Надпись гласила: «Блаженны вы будете, когда уйдете». Иг хотел рассмеяться, но не рассмеялся. Вместо этого он погладил рукой крышку люка, сказал: «Аминь» — и опустился в отверстие.
Поставив ногу на толстый сук, расположенный прямо под люком, он последний раз огляделся, древесная хижина была в самом центре огненной бури. От жара из досок вылетали сучки. Горящее кресло ревело и шипело. За все про все он был собой доволен. Без Меррин это местечко только и годилось, что на растопку. То же самое и весь мир, насколько дело касалось Ига. Он захлопнул за собой люк и начал медленно, осторожно спускаться. Ему нужно было вернуться домой. Ему нужно было отдохнуть.