Лучше бы он этого не делал. Может, тогда все его приключения (или, скажем точнее — злоключения) и не начались.
Почувствовав, что руки у него свободны, серо-бурый ломанулся в угол, куда Бин только что сложил всё оружие, и через мгновение ока стоял перед Бином с древним дедовским мечом. И тут он заорал, так что содрогнулись стены рыцарского замка. Вороны, угнездившиеся на крыше, с испуганными воплями взмыли в голубизну утра, жалуясь своему вороньему богу на оглашенных людей, кричащих, ни свет — ни заря, почище их самих.
Бин от неожиданности (не от страха же) присел. Это ему жизнь и спасло. Огромный меч со свистом рассёк воздух над рыцарской головушкой. И тут хозяин замка не растерялся. Почти без замаха метнул он кинжал в неблагодарного гостя. Фьють! И одна только червлёная витая рукоятка торчит из правого плеча чужака.
И опять вороньё поднялось в воздух от крика, только теперь от крика бессильной злобы. Меч выпал из рук чёрного и звонко лязгнул о каменный пол. Залитое кровью лицо врага исказила гримаса боли. Колдун пошатнулся, но нашёл в себе силы, стиснув зубы, выдернул кинжал из своего плеча и устремился с ним на не твёрдых ногах к Бину. Теперь настала очередь кричать хозяину замка:
— Только вперёд! — заголосил Бин, как недорезанный, и со вторым, длинным, кинжалом бросился на мага.
— Только вперёд! — с этим боевым кличем десятки предков рыцаря ходили в битвы.
С ним умирали, с ним брали города и сердца красавиц. С ним, опять по самую рукоять, воткнул Бин кинжал в сердце чёрного, ловко увернувшись от неверного удара слабеющей руки.
— Передай от меня привет Такхизис, — Бин вытащил кинжал из ещё дёргающегося в агонии колдуна и спокойно вытер его об одежду умирающего.
У юноши ещё хватило сил вынести тело колдуна во двор, уложить рядом с остальной голопузой компанией, выстругать топором пять кольев из лежащих в сарае дров и пригвоздить этими кольями, бывшее чёрное воинство к земле матушке. А вот тут силы рыцаря совсем оставили. Как сомнамбула дотащился он до осквернённого неверной женой семейного ложа и рухнул в пахнущие цветами, потом и плесенью перины. Как в прорубь. И ни сны его не одолевали, ни совесть не мучила.
Проснулся Бин оттого, что таракан пробежал у него прямо по губам. Мерзкое ощущение. Будущий граф его смахнул с лица, но от усердия пребольно себе по носу заехал. Какой уж тут дальше сон, тем более что всплыли в памяти картины ночного боя и утреннего допроса. Вдруг до ушей его долетели человеческие голоса. Бин бросился к одному из последних стеклянных окон и с радостью увидел, что Гро, его старый слуга, практически заменивший ему отца, изрыгает все мыслимые и не мыслимые проклятия на троих колченогих приживал, живущих у Бина в замке на правах то ли слуг — то ли гостей, которые не за плату, а так — за кормёжку, помогают хозяину, чем могут.
— Свиньи, жирные отупевшие свиньи, я вам на общем языке сказал, чтобы вы вырыли яму и скидали туда трупы. И это было два часа назад. Так объясните мне, пьяные засранцы, почему эта мерзость всё ещё валяется тут и портит вид из окна! — Гро сделал жест в сторону господского окна и увидел там всклокоченную со сна голову юного героя. Сообщив, всем троим об их родстве по отцовской линии с овражными гномами, старый воспитатель молодого рыцаря поспешил наверх.
Бин, предчувствуя серьёзный разговор, растёр для ясности взора глаза и ясности мыслей виски. Потом ему в просветлённую голову пришла мысль умыться. Только воды в рукомойнике не оказалось.
Гро, несмотря на преклонные годы, был ещё дядька крепкий. О возрасте говорили только волосы, точнее полное их отсутствие на голове, если не считать седых, свисающих до ключиц усов. Такие усы были бы в пору и самому магистру. Один глаз ветерана был выбит, на правой руке не хватало трёх пальцев, а перерубленные жилы на левой ноге мешали ей, как следует сгибаться. Из-за чего походка у старого солдата была несколько скачущей. Множество шрамов на лице делали не заметными морщины.
Бин его немного побаивался, ещё бы — не мало затрещин доставалось мальцу от воспитателя за нерадение в воинской науке, которая, кстати, вчера молодому рыцарю ой как пригодилась.
— Пытался я тебя добудиться утром, горазд ты спать, сынок, — старик обшарил комнату взглядом, будто ещё кого-то, опасаясь обнаружить.
— Утром? — удивился Бин.
— Понятно утром, скоро десять часов пробьёт.
И словно в ответ на эти слова каминные часы пробили десять раз. Правда, это ещё ничего не значило. Заводить регулярно их забывали, а, спохватившись, переводили стрелки, сверяясь с солнышком. Так что могло быть и больше и меньше. Но ведь и ровно десять тоже могло быть.
— А ты когда проснулся? — решил пока избегать вопросов о чёрных будущий граф.
— С петухами и проснулся. Лошади орут, коровы ревут, гуси с курами такой гвалт подняли, что мёртвого разбудят. Первый раз такое вижу.
— С петухами? — вот уж этого точно не могло быть, в это время Бин ещё мародёрством занимался. — Там лошадей не добавилось? — решил, наконец, начать тяжёлый разговор юноша.
— Лошадей — нет. А вот пять драконов чёрных в конюшне стоит. Всю изгородь сгрызли. Кобылку вашу один из них до смерти заездил. Ох, и зверюга! Жеребёнок отменный будет. Только вот чем кормить такой табун станем. Зима на носу. Сена и на три недели не хватит.
— Купим.
— Видал я кошельки. Сто сорок монет, и доспехи хоть куда. Только вот понять не могу, — почему я боя не услышал. И зачем у каждого в груди по колу торчит.
— Это колдуны. Они вас всех кроме меня усыпили. И не мог ты с петухами проснуться. В десять я только последнего прикончил…, после допроса, — Бин поморщился, вспоминая свою глупость. Зачем руки развязал? Мог ведь и жизни лишиться.
Тут ему желудок и напомнил — зачем. Как засосал. Юноша даже скрючился. Позеленел весь.
— Принеси чего пожевать, да выпить, а то я умираю. Потом всё по порядку расскажу.
— Боюсь, не просто это будет. Все с утра точно с ума сошли, и люди и животные. На еду бросаются, будто не ели года три.
— И что, всё съели? — скрипнул челюстями Бин.
— Пойду пошукаю, у стряпухи в закромах, может, где чёрствая корочка на твоё счастье и завалялась, — скривился одноглазый старик.
Подмигнул, наверное.
На самом деле, скудная получилась трапеза. Гро притащил ломоть зачерствевшего хлеба и пару луковиц, сорванных тут же, у кухарки на грядке. Бин хотел поморщиться, увидав такие деликатесы, только желудок ему не позволил, как напомнил о себе спазмой голода. Бин схватил луковицу, и даже не почистив, в рот целиком запихал. Слёзы брызнули из глаз, сопли брызнули из носа… и дым повалил из ушей. Хорошо!
Гро нетерпеливо прохаживался у юноши перед самым носом, пытаясь, совершенно впрочем, безрезультатно, привлечь к себе внимание. Бину было не до разговоров. Рот занят. Но, всему бывает предел, даже сухари вскоре кончились.
— Может, всё-таки расскажешь, — не выдержал старый вояка.
— Угу, — их сиятельство выплюнул на грязный пол остатки луковой шелухи.
— Если можно, то с начала.
— Как скажешь, — Бин выковырял пальцем из сломанного о баранью кость зуба последнюю шелуху и щелчком послал её в портрет жены. Попал. Прямо в нос. Удачно! Пусть нюхает.
— Кто они? — Гро скрипнул зубами.
Это был зловещий признак. Бин решил судьбу не искушать и, перепрыгивая с пятого на десятое, коротенько обрисовал картину ночного боя.
— Вот так-так, значит, они приехали за тыщи вёрст старенькую, заваленную шахту покупать, а ты их ни с того ни с сего всех перестрелял, да потом ещё над трупами поиздевался.
— Колдуны они, вас ведь всех усыпили. Я будить пробовал, не смог, — рыцарю такая интерпретация вчерашних событий не понравилась.
— Давай съездим в Палантас и там всех магов и фокусников кольями к земле поприбиваем, стоит ли на пятерых закругляться.
— Они ворота ломали, — нашёл последний аргумент провинившийся ученик.
— Видел, поэтому и не выпорол тебя ещё, — скривился старик. Бин эту гримасу решил посчитать улыбкой.
— А сам, ты, что, думаешь про всё это? — юноша поискал глазами на столе хоть, что ни будь съедобное. Разве только початая бутыль с гномьей водкой. Нет. Пить как раз не хотелось. Не то настроение.
— Думаю я самое время освободить хозяйку и разузнать у неё всё, что она про шахту серебряную знает, — Гро посмотрел на портрет эльфийской работы и бережно его протёр.
В животе урчало. В носу свербело. От лука должно быть. Во рту икалось. От сухаря всухомятку зажёванного, не иначе. И, если честно сказать, Бин чувствовал себя совершенно разбитым. Встречаться сейчас с женой, выслушивать её мольбы о прощении, смотреть, как она размазывает слёзы и сопли по нежным своим щёчкам…
— Может, лучше после? — его будущее сиятельство очень вопросительно посмотрел на решительного старичка.
— Нет уж, после, может, нагрянут ещё эти чёрные колдуны, биться надо будет, а не разговоры разговаривать.
— Эх! — рыцарь махнул рукой на загубленную свою жизнь и «решительно», ну, почти «решительно», заковылял к двери, выискивая предлоги, чтобы к жене не ходить.
— А мы сами не найдём шахты, разве, я там был пару раз, за несколько часов доскачем, — ухватился он за последнюю соломинку уже на пороге подвала.
— Угу, — насупил Гро брови, — Только сначала спросим, что хозяйка о ней знает, — и заскрежетал засовом, тяжёлым засовом.
В подвале было сыро, но тепло, через щель открытой двери свет выхватил коридор и две двери, справа и слева. В правой было оружие. Раньше было. Теперь не было. Хотя, может скоро снова будет. В левой была жена.
Очевидно услышав голоса Бина и старого его наставника, хитрая бестия, распутная бестия, принялась реветь в голос, шумно сопли в себя втягивая носом. Бин распахнул дверь. Горели две свечи. Надо же? Откуда бы это? Он таких распоряжений не давал.
— А…а…а…а, — во весь голос заныла супруга.
— Будет! Послушай что спрошу, — рыкнул на неё Бин.
— У…у…у…у, — разве что голос противней стал.