Корабль инвесторов отбыл. Эфриэл остался в недрах планетоида, из тех, что миллионами кружились на орбитах Бетельгейзе; масса этой гирлянды, окольцевавшей гигантскую звезду, почти впятеро превосходила массу Юпитера. Потенциальная стоимость этих ресурсов намного превосходила запасы любой Солнечной системы, а принадлежало богатство — целиком и полностью — рою. По крайней мере на памяти инвесторов ни одна другая раса не заявляла о своих правах на эти космические тела.
Эфриэл вглядывался в потемки. Коридор казался пустым, по крайней мере источников инфракрасных лучей нигде не замечалось. Оттолкнувшись ногой от стены, капитан-доктор неторопливо, осторожно поплыл вперед.
И услышал человеческий голос:
— Доктор Эфриэл!
— Доктор Мсрни! — выкрикнул он. — Я здесь!
Сначала он увидел пару юных симбиотов — они пронеслись мимо, едва касаясь стен когтистыми лапами. Позади них продвигалась женщина в таких же, как у него, очках. Она была молода и красива — той образцово-показательной красотой, которую дает генетическая перестройка организма.
Она что-то проверещала симбиотам на их языке, и те остановились подождать. Инерция несла доктора Мёрни вперед; опытный в таких делах Эфриэл поймал ее за руку.
— Вы без багажа, надеюсь? — обеспокоенно спросила она.
Он кивнул:
— Мы получили ваше предупреждение. При мне только то, что на мне, да кое-какие мелочи в карманах.
Она недоверчиво посмотрела на него:
— В Кольцах сейчас все так одеваются? Вот уж не ожидала, что мода переменится так быстро.
Эфриэл оглядел свой парчовый камзол и рассмеялся:
— Дань политике. Если смахиваешь на преуспевающего дельца, инвесторы с тобой вежливы, а напялишь что попроще — будут нос задирать. Ничего не попишешь, такой у них характер. А их представители нынче только так и одеваются. Опять мы утерли нос механистам — они-то упрямо рядятся в свои дурацкие спецовки.
Он замялся — не хотелось ее обидеть. Интеллект Галины Мёрни чуть-чуть не доставал отметки 200. У мужчин и женщин такого большого ума характер бывает капризный и неустойчивый, они имеют свойство прятаться в собственных выдуманных мирках или запутываться в невообразимых паутинах логических построений и обоснований. В борьбе за культурное превосходство формисты поставили на высокий интеллект и никогда не изменяли своей стратегии, хоть и испытывали иногда трудности. Они даже пытались вывести сверхгениев — людей с коэффициентом IQ свыше 200 — но из фракции дало деру столько умников, что пришлось их производство свернуть.
— А как вам мой наряд? — спросила Мёрни.
— О, безусловно, в этом есть прелесть новизны, — улыбнулся Эфриэл.
— Материя соткана из волокна кокона куколки, — объяснила девушка. — Мой гардероб еще в прошлом году достался на обед хищному симбиоту. Обычно я в чем мать родила хожу, но на этот раз не рискнула — вдруг вас оскорбит столь открытая демонстрация женских форм.
Эфриэл пожал плечами:
— Я и сам часто хожу голышом, да и вообще не вижу проку в одежде, разве что карманы… Прихватил кое-какие инструменты, по большей части почти бесполезные. Мы — формисты, наши инструменты — здесь. — Он постучал себя по голове. — Может, покажете местечко, где я смогу спокойно раздеться…
Мёрни отрицательно покачала головой. Увидеть ее глаза через очки было невозможно, а потому он не понял, что за выражение появилось у нее на лице.
— Доктор, сейчас я рассею одну из ваших иллюзий. Здесь не найдется места, которое вы или я могли бы считать своим. Точно так же ошибались агенты механистов. Те, которые меня едва не прикончили. Тут не существует таких понятий, как личная жизнь и частная собственность. Это — гнездо! Если захватите какую-то часть гнезда для своих целей — чтобы хранить снаряжение, или спать, да ради чего угодно, — то сделаетесь враждебным чужаком. Два механиста, мужчина и женщина, решили оборудовать в пустующем зале компьютерную лабораторию. Кончилось тем, что воины выломали дверь и сожрали их. А мусорщики слопали стекло, металл… все имущество экспедиции.
Эфриэл улыбнулся и сказал с холодком:
— Наверное, фракцию это здорово ударило по бюджету. Доставить сюда оборудование и материалы — затея недешевая.
Мёрни пожала плечами:
— Они богаче нас. У них есть машины, шахты. Те агенты и правда замышляли меня убить. Но аккуратно, так, чтобы не насторожить воинов открытым насилием. Их компьютер учил язык ногохвостов быстрее, чем это получалось у меня.
— Все же вам посчастливилось уцелеть, — заметил Эфриэл. — И собранные вами материалы, и доклады, особенно раннего этапа, когда у вас еще было снаряжение, представляют собой исключительную ценность. Совет все время следил за вами, и вы теперь в Кольцах знаменитость…
— Да, я этого ожидала, — кивнула она.
Эфриэл пребывал в некотором замешательстве. Аккуратно выбирая слова, он проговорил:
— Если в ваших докладах чего-то и недоставало, так это сведений, относящихся к моему роду занятий, ксенолингвистике. — Он небрежно махнул рукой на двух сопровождавших ее симбиотов. — Ведь вы, сдается, в общении с ними достигли немалых успехов. Наверное, все переговоры с гнездом ведете через них. Я угадал?
Мёрни посмотрела на Эфриэла; понять, о чем она думает, было невозможно. Пожав плечами, сказала:
— Тут обитает как минимум пятнадцать разновидностей симбиотов. Вот эти, что со мной, называются ногохвостами, и вести переговоры они могут исключительно от своего имени. Доктор, это дикари, а инвесторы обратили внимание на этих существ по одной-единственной причине: они способны разговаривать. Когда-то это была цивилизованная раса, она даже в космос вышла, но все давно в прошлом, давно забыто. Они создали Гнездо — и оно их поглотило, сделало из них паразитов. — Молодая женщина постучала по голове симбиота. — Хотите знать, как я сподобилась приручить эту пару? Научилась воровать и выманивать еду лучше, чем они. Теперь эти ребята всюду ходят со мной и защищают от крупных особей. Вам и не вообразить, какие они ревнивцы. В Гнезде эти твари существуют уже с десяток тысяч лет, но даже не представляют себе толком, где находятся. Они все еще способны думать, а порой и удивляться. И все-таки за десять тысячелетий от культуры остались рожки да ножки…
— Дикари, — задумчиво повторил Эфриэл. — Очень похоже на правду. Знаете, еще на корабле меня один из них цапнул. В качестве дипломата он оставляет желать лучшего…
— Да, я его предупредила о вашем прибытии, — кивнула Мёрни. — Его это не шибко обрадовало, но у меня, слава Богу, оказалась при себе еда, и я всучила взятку… Надеюсь, он вас не слишком травмировал…
— Царапина, — пренебрежительно ответил Эфриэл. — Как я понимаю, заразу какую-нибудь тут подцепить практически невозможно?
— Да, ноль шансов. Разве что вы привезли микробов с собой.
— Это вряд ли, — обиделся Эфриэл. — Микробов в моем организме нет. А были бы — не повез бы я их к чужой расе.
Мёрни отвела взгляд:
— Я так и думала, что вы — из генетически измененных… Вроде уже можно идти. Ногохвосты разнесли ваш запах — они бегут впереди нас и тычутся мордами в стены коридоров и залов. Через несколько часов о вашем присутствии будет знать все Гнездо. А когда вести доходят до королевы, дальше они распространяются стремительно.
Мёрни ударила ногой по жесткой скорлупе юного ногохвоста и поплыла по коридору. Эфриэл двинулся следом. Было жарковато, и он вспотел в своем франтовском одеянии, но его антисептический пот не имел запаха.
Они проникли в огромный зал, вырубленный в скале. Зал был продолговатым, имел полуовальное сечение и высоту метров 80, а ширину — около 20. И в этом пространстве кишели жильцы Гнезда.
Их тут были сотни. В основном — рабочие, покрытые мехом, о восьми ногах, ростом с датского дога. Тут и там попадались на глаза особи из воинской касты — мохнатые чудища величиной с коня, с огромными клыкастыми башками, размерами и формой похожие на мягкие кресла.
В нескольких метрах от Эфриэла и Мёрни двое рабочих тащили члена касты чуятелей — существо с огромной сплющенной головой, сидевшей на атрофированном туловище, большая часть которого приходилась на долю легких. Чуятель сверкал громадными, как блюда, глазами; из его хитина торчали черные завитые усики; они слабо дрожали. Рабочие цеплялись за неровности стен крючками и щупальцами, которые у них росли на ногах.
Загребая спертый воздух, мимо проплыл ластоногий монстр с безволосой, безликой головой. Спереди его голова выглядела кошмарно: сплошь острые скрежещущие зубы и короткие трубки для выброса кислотных струй.
— Тоннельщик, — объяснила Мёрни. — С ним можно пройти в глубь Гнезда. Идемте. — Она догнала тоннельщика и схватилась за мех на его членистой спине. Ее примеру последовали Эфриэл и два молодых ногохвоста, — те вцепились в шкуру исполинского существа передними конечностями. От прикосновения к горячей, сальной, вонючей шкуре Эфриэла чуть не стошнило. А тоннельщик, словно не заметив появления седоков, знай себе плыл, махая, точно крыльями, восемью бахромчатыми ластами.
— Их тут, должно быть, тысячи, — пробормотал Эфриэл.
— В последнем докладе я говорила о сотне тысяч особей, но я в ту пору имела еще довольно слабое представление о Гнезде. Чуть ли не каждый день нахожу новые тоннели и залы. Численность населения Гнезда, мне думается, близка к четверти миллиона. Этот планетоид размерами почти не уступает самой крупной базе механистов — Церере. И в нем есть богатые жилы углеродсодержащих минералов. Они еще далеки от истощения.
Эфриэл закрыл глаза. Не приведи Господи потерять очки! Тогда придется на ощупь пробираться через эти возящиеся, дергающиеся, корчащиеся тысячи.
— И что, население все растет?
— Никаких сомнений, — ответила Мёрни. — Между прочим, скоро от колонии отделится новый рой. В залах поблизости от королевы ждут своего часа штук сорок летунов, самцы и самки. Как только их выпустят, они спарятся и создадут новые гнезда. Скоро я вас свожу к ним, сами посмотрите. — Помедлив, она сообщила: — А сейчас мы входим в грибной сад… В Гнезде таких много.