Мгновение показалось вечностью. Я неотрывно смотрела в лицо Мира, моля о том, чтобы с его губ сорвался тот ответ, на который я надеялась.
– Жив, но очень плох. Я только поэтому осмелился потревожить вас в такой поздний час.
Напряжение, все это время державшее меня в тисках, чуть ослабло. Я кивнула, уже толком не слушая Мира. Словно в полусне, закуталась в накидку и потребовала:
– Веди к нему.
Перестук каблуков по каменному полу разлетался по темным коридорам спящего замка зловещим эхом – предвестником неминуемой беды. Темная накидка, наброшенная на плечи, из-за быстрого шага развевалась позади, как черный флаг на ветру. Не оглядываясь, я улавливала присутствие Рока. Он, как обычно, держался за моей спиной. Впереди шел Мир, указывая дорогу. Свеча в его руке лишь немного разгоняла ночную тьму. Ее отблески порождали пляшущие тени, сплетающиеся в пугающую вязь причудливого рисунка.
Еще до того, как до меня донеслись сдавленные, полные боли и страданий стоны, я ощутила Дора. Не так ярко, как прежде, словно его дар из сильного, взмывающего ввысь пламени превратился в невысокий, дрожащий на сквозняке огонь, но достаточно отчетливо, чтобы обогнать Мира и безошибочно угадать нужную дверь. Я уверенно толкнула ее.
В комнате было душно из-за жарко натопленного камина. Пахло кровью, отчаянием и скорым концом. На кровати в углу лежал Дор, возле его ног сжалась Чайка. Ей я не удивилась – она, как и я, чувствовала чужой дар и пришла на него. А вот сосредоточенный вид Рони, которая чуть поодаль подавала Мудрецу какой-то мелко растертый порошок в ступке, заставил ненадолго замереть на пороге и лишь затем пересечь комнату, чтобы оказаться возле постели.
– Что ты здесь делаешь?
Вопрос, обращенный к сестре, прозвучал излишне резко.
– Помогаю, – мрачно ответила Рони. – Меня разбудил шум за окном. А потом я увидела Дора в телеге…
Ее голос дрогнул, она отвела взгляд. Пальцы крепче обхватили ступку, словно та была якорем, удерживающим на плаву.
– Ее Высочество пожелала присутствовать, – торопливо вмешался Мудрец и, будто опасаясь моей реакции, быстро добавил: – Я не видел причин для отказа.
Я не удостоила лекаря даже взглядом. Чувствовала исходящие от него волны страха. После казни Вета в интонациях Мудреца, как и в интонациях большинства придворных, появились раздражающие меня подобострастные нотки.
Я посмотрела на Дора. На бледном, изможденном лице сверкали капли пота. Его тело сотрясал жар, а сам он метался в бреду. В нескольких местах повязки потемнели и набухли от крови. От них смердело чем-то гнилым – меткой смерти.
– Смелый мальчишка.
Я резко обернулась. В дверном проеме, опираясь на костыль, стоял отец Чайки – Глас. Даже не ощущая его природы, похожей на мою, я бы и так поняла, что со мной заговорил кто-то из одаренных. Только они теперь обращались ко мне без затаенного, как перед чудовищем, ужаса.
– Не смелый, а глупый! – в сердцах бросила я. – Ему было запрещено покидать замок.
Память услужливо подсунула то утро, когда я узнала, что Дор сбежал вместе с войском. Я с трудом подавила раздражение. Упертый баран, а не мальчишка!
– Ну, он ослушался, – усмехнулся Глас и серьезно добавил: – И спас всех нас. Без него, Ваше Величество, не одержали бы мы победу. Его огонь спалил добрую часть кирков. Даже когда его тощую тушку нашпиговали стрелами, он не отступил.
– Сражался, пока не свалился в беспамятстве? – тихо спросила я и присела рядом с Дором.
Ко мне под бок тут же пристроилась Чайка. Я рассеянно быстро провела рукой по ее волосам. Девочка зажмурилась от удовольствия и разве что не замурчала.
– Да, Ваше Величество.
Моя ладонь легла на горячий лоб Дора. Мальчишка слишком хотел жить, он дрался со Смертью так же отчаянно, как с кирками, отвоевывая у нее каждое мгновение. Те самые мгновения, что помогли ему продержаться до возвращения в замок.
– Все вон, – негромко, но жестко потребовала я. – Глас, я зайду к вам позже, не ложитесь.
Рана отца Чайки не вызывала беспокойства. Она затянется и без моей помощи, но оставит мужчине на память о себе хромоту. В моих силах было это изменить.
Первым комнату покинул Мир, за ним – Мудрец. Глас поманил Чайку и, дождавшись, когда та неохотно отлипнет от меня, тоже растворился в темноте коридора. Я вопросительно взглянула на Рони.
– Нет! – решительно сказала она. – Я останусь.
Сестра подошла ближе и уселась с другой стороны постели. Ее ладонь сжала ладонь Дора с таким отчаянием, что я впервые задумалась, не связывает ли этих двоих нечто большее, чем просто дружба. Но размышлять об этом было не время. Зловонное дыхание смерти уже опалило щеку Дора.
Словно подслушав мои мысли, Рок бесшумно прикрыл дверь, а затем опустился на стул у стены и, скрестив ноги в лодыжках, принялся ждать. В его движениях не было суеты, лишь уверенность, вселяющая надежду.
Я, по-прежнему не отнимая руки ото лба Дора, прикрыла глаза, чтобы с размаху упасть в темноту. Она пульсировала алым – средоточием нитей, многие из которых уже осыпались черным пеплом. Промелькнула мысль, что Рони впервые увидит, как я применяю дар, а значит, скрываться у меня больше не получится. Но я и не хотела продолжать прятаться. Не перед семьей.
Сделав глубокий вдох, я устремилась туда, где проплешина в узоре нитей чернела особенно отчетливо. Дыр было много. Так много, что я на короткий миг даже испугалась, подумав, что не справлюсь. Сомнения почти тут же уступили место злости.
Никто не посмеет отобрать у меня то, что я не готова отдать.
Тьма и жар дохнули в лицо, будто кто-то отодвинул заслонку в печи. Я почувствовала такое впервые. Наверное, виной всему – талант Дора. Мальчишка будто и сам состоял из язычков пламени: тех, которые сейчас меня опаляли. Я собралась с силами, стараясь полностью отрешиться от всего, что отвлекало. Перед внутренним взором предстали картинки из трактата, который я недавно читала, и это позволило быстрее, куда быстрее, чем раньше, найти нужную нить. Вцепившись в кончик, я осторожно потянула за нее, наматывая на себя, как если бы распутывала клубок. Латать пришлось медленно, осторожно, постоянно отвлекаясь на зловонное тление отдельных нитей. Черный пепел был ощутим настолько, что казалось, еще немного, и я задохнусь: он пробирался в ноздри, оседал в горле, когда я пыталась сделать вдох открытым ртом.
Время стало тягучим, как горячая карамель. Мгновения превратились в часы, а часы – в вечность. Когда я убрала руку со лба Дора и открыла глаза, дыхание мальчишки из прерывистого, надрывного стало спокойным и ровным. Тело прекратило гореть, лихорадка отступила. Я отодвинула одну повязку, чтобы убедиться: рана под ней почти затянулась.
Я подняла взгляд и встретилась с широко распахнутыми глазами Рони. Она смотрела на меня чуть настороженно, возможно даже отрешенно, но не испуганно. На дне ее карих глаз плясал огонек тревоги.
– Я догадывалась, – тихо проговорила Рони. – Но боялась спросить.
Я закусила щеку изнутри так сильно, что ощутила соленый привкус крови. В комнате повисла невыносимо долгая пауза.
– Это я, Рони, – не выдержав неопределенности, сказала я и протянула руку. – Всегда ею была.
В этом простом признании смысла было больше, чем в пространных речах. Я не знала, что еще можно добавить, поэтому просто ждала. Сердце забилось громче, сильнее.
Страх – какой-то совершенно новый, которого я прежде не знала, – проткнул сердце, словно кинжалом. Звуки стали глуше, я будто ушла под воду. И вынырнула в тот миг, когда Рони, не колеблясь, ухватила мою ладонь.
– Я знаю, – уверенно ответила она, сплетая наши пальцы. – Наверное, всегда знала.
– Боишься меня?
Рок, Дор, я сама… Каждого одаренного волновал лишь один вопрос.
Рони улыбнулась и покачала головой. Она повторила то, что я уже однажды от нее слышала:
– Тебя – нет.
Звуки и краски вновь стали четкими. Я задышала часто, жадно, будто и правда оказалась на поверхности после того, как едва не утонула. Краем глаза я заметила, что Рок поднялся со своего места и оказался за моей спиной. Его рука легла мне на плечо, успокаивая, безмолвно поддерживая. В этот миг я особенно ясно поняла: все, что я делала, было не зря. Мне еще предстоит совершить много такого, что, возможно, придется не по душе. Но теперь я знала: у всего есть цена. Вопрос в том, готова ли я заплатить или нет.
Выбор. Снова выбор. Но ведь я уже знаю, какая чаша весов потянется вниз, верно?
– Мне пора, – негромко проговорила я. – Побудь с Дором. Не хочу, чтобы он проснулся в одиночестве.
Рони серьезно кивнула.
– Конечно. Я и не собиралась оставлять его.
Дружба или нечто большее? Я снова задала себе этот вопрос, кидая на сестру задумчивый взгляд. Рони не заметила моего любопытства. Она была всецело поглощена Дором.
За дверью меня ждал Мир и кто-то из стражи. Я знала, что они легко соотнесут резкое выздоровление мальчишки с моим визитом, но больше не боялась клейма ведьмы. Пусть называют как хотят. Восстать они побоятся, а чужие перешептывания больше меня не трогали.
Рок прав. Я все равно никогда не стану своей. А раз так, не стоит и пытаться.
Шорох шагов по коридору, тени по углам, дыхание Рока за спиной – все ощущалось одновременно и остро, и притупленно. Я ненадолго нахмурилась. Уже чувствовала недавно что-то подобное.
Мысли поразительно чистые, четкие и в то же время слегка подернуты дымкой. Я словно балансировала на грани сна и яви. Потерла ноющие виски, тряхнула головой – не помогло.
– Кара, дети уже пострадали. – Голос Рока звучал чуть более глухо, чем обычно. – Ты не думаешь, что невинные и без того так или иначе втянуты в эту войну?
Перед глазами встало измученное лицо Дора, а затем испуганное – Рони. Да, все верно. Дети, они всего лишь дети. И несмотря на все мое стремление оградить их от бед, они все равно заплатили свою цену в этой войне.
– В твоих силах все изменить.
Я могу прекратить мучения. Это будет похоже на удар меча – больно, резко, но так лучше, чем отрезать живую плоть по кусочкам. Уж я-то знала.