– Гастроли – это хорошо! – твёрдо сказала Кира, убирая со лба полотенце. – Это весело, это всем нравится и это деньги!
– А судебное разбирательство об авторских правах ты не хочешь?
Похлопав глазами, Кира растеряно посмотрела на Илью.
– Позавчера Рафик звонил, – пояснил тот. – Потребовал, чтобы мы его песни перестали исполнять. Мы уж решили тебя не грузить.
Кира помолчала.
– И… что делать? – растерянно спросила она. А потом добавила, уже с надеждой: – У вас же есть, что играть?
– Есть, – вздохнул Илья. – Только этих песен никто не знает. Надо срочно выпускать альбом. Это пиар. А Дашков…
– Ну тур ведь начнётся в августе, – осторожно предположила Кира. – У нас ещё целых… пять недель.
– Ты думаешь, мы за пять недель успеем что-то записать? – с сомнением спросил Илья. – Особенно с работой его спецов.
Кира задумчиво провела пальцами по волосам.
– Ну это же пиар? – уточнила она. – Денег с альбомов всё равно нихрена нет, так?
Денег с первых двух альбомов и правда пришло не густо – если верить отчётам, купило их гораздо меньше людей, чем потом пело песни «Агонии» наизусть.
– Запишем как можем… – продолжила она. – И дадим утечь? А Дашков пусть выпускает свою коммерческую версию уже потом.
Илья долго молчал. А потом вдруг сказал:
– Завтра барабаны начнём писать. Ты пока отсыпайся. Понадобишься в четверг.
К вящей радости всех участников группы, альбом записали даже не за пять недель, а за три. За оставшиеся две недели успели, к тому же, заснять немного кустарный, но всё-таки клип, наполовину состоявший из случайный гастрольных кадров. Дашков обещал пристроить этот шедевр на MTV. А потом спешно собрали аппаратуру и погрузились в самолёт.
Это турне обещало иметь совсем другой размах. Даже автобус группе дали другой, да и то на нём предстояло кататься только от аэропорта до отеля.
– В следующий раз будет лимузин! – хохотнул Марат, и Виталик ткнул его локтем под бок, но ни Илья, ни Кира шутку не поддержали.
Кире казалось, что, учитывая, как неровно прошёл для группы предыдущий год, лучше бы не загадывать наперёд.
Илья же, всё время перелёта пребывал в задумчивости. Месяц студийной работы вымотал его больше, чем концерты. На концертах Илья отрывался, впитывал энергию, которую в обилии давал ему зал.
Работа в студии была кропотливой, там он не столько играл, сколько занимался «режиссурой», следил, чтобы все остальные не слишком отходили от его замыслов и работали в нужном направлении. Дашков в творческий процесс почти не вмешивался, заняв здравую позицию, что его дело продавать. Да и другие музыканты теперь охотнее шли на контакт, чем старый состав. Но всё-таки, организация процесса требовала много сил.
Сейчас ему абсолютно не хотелось писать ничего нового, в кои-то веки он ни разу за несколько дней не коснулся гитары. Зато, с самого момента, когда они сели в самолёт, сидел и смотрел на Киру.
Тот факт, что Кира решила остаться с ним, когда все остальные бросили группу, не вызывал у Ильи ни тепла, ни благодарности. Почему-то вид напарницы, с отросшими до состояния одуванчика белыми кудряшками на голове, с голубыми и нифига не рокерскими глазами… вызывал у него совсем другую и очень странную смесь чувств.
Из членов группы Кира не была самой щуплой. Марат был моложе и выглядел стройнее, Кира же за прошлый год напротив, набрала в весе – причём в хорошем смысле. Работа на сцене требовала от неё больших физических усилий, а Кира всегда хорошо заботилась о своей части работы. Там, где гитаристы могли позволить себе выпить лишнего, она всегда сначала думала о том, не придётся ли ей петь с охрипшим голосом. Илья замечал это и уважал, потому что и сам предаваясь тому разгулу, в который постепенно превращалась их гастрольная жизнь, про себя всегда помнил о мере. Он пил только до тех пор, пока мог контролировать себя и, в отличии от Марата и барабанщика Димы, никогда не допускал в свой номер поклонниц.
«Интересно, а Кира – допускает?» – почему-то спросил себя Илья, когда они уже сидели в автобусе. Всю весну Кира жила в одном номере с Маратом, а Илья – с Виталиком, так что проверить этот факт как-то не получалось.
Эта мысль ещё сидела у Ильи в голове, когда они добрались до гостиницы и, по обыкновению, стали распределять номера. Как-то автоматом, Илье опять достался в соседи Виталик, а Кире – Марат.
– Почему? – сам удивившись этому всплеску вдруг поинтересовался Илья.
– Что… почему? – переспросил Дашков.
– Дак, как обычно ведь, – вклинился Виталик. – Мы ж будем по ночам лабать, кто ещё это переживёт?
– Ну да… – буркнул Илья, как-то не убеждённый этими словами, хотя Виталик, вроде бы, и был прав.
Они направились к лифту, в который, при желании, могли бы влезть и вшестером. Но Кира почему-то пропустила парней вперёд, и Илья инстинктивно последовал её примеру. Двери закрылись, и они двое остались в небольшом закутке холла одни.
– Я думала, ты хочешь жить с Виталиком, потому что он твой лучший друг, – заметила зачем-то Кира, после нескольких мгновений тишины.
– Он мой лучший друг, – машинально подтвердил Илья.
Кира почему-то злилась. И заметив это, Илья добавил:
– Ты же знаешь, никто мои вкусы не разделяет так, как он.
– А кто тогда я? – выпалила внезапно Кира. – Я, выходит, тебе уже не друг?
– Не уверен, – Илья не успел подумать над ответом, потому что заблудился, глядя в её исполненные ярости голубые глаза.
– Ну и живи с ним тогда! Можешь и в Москве к нему переезжать!
Она развернулась и, вопреки всякой логике, не дожидаясь лифта, шагнула к лестнице.
– Кира! – Илья попытался перехватить её руку но не успел, потому что та уже растворилась в дверях. – Мне кажется, ты мне совсем не друг… – продолжил он, хоть и понял уже, что разговаривает сам с собой. – Только я не знаю, как ещё это назвать…
Глава 12
Конец года ознаменовался сразу тремя событиями – два были для группы неожиданными, а третье вытекало из них почти закономерно.
Во-первых, когда дело дошло до сведения июньского альбома, Дашков заявил, что запись получается слишком длинная, и один трек надо убрать. Потом, высчитывая с сантиметром длину каждой песни, поклонники Марата говорили, что дело тут было в длиннющем эпике Ильи – он занял на кассете 8 минут, вместо стандартных четырёх, и порезать его надвое, конечно, никто бы не дал. Но в тот момент ситуация обсуждалась сумбурно, и вердикт по обыкновению оставался за Ильёй – так что с альбома вылетел не его эпик, а песня о дружбе, которую написал Марат.
У Ильи был миллион объяснений тому, почему так произошло. В первую очередь, он сказал, что песня не соответствует настроению и стилю группы, не замечая, что тем самым почти дословно повторил недавние слова Рафа о нём самом. Про себя же он подумал и о том, что больше ничего выкинуть нельзя – Виталик был его хорошим другом и все песни согласовывал лично с ним, пожертвовать материалом Киры означало обидеть и без того недовольную атмосферой в группе вокалистку. А Марат Илью раздражал. Большинство фанатов группы считало его хорошим гитаристом, но они с Ильёй работали совершенно по-разному. У них были разные кумиры, и песни они писали разные. И хотя в сценическом плане это работало в плюс, Илья не отличался толерантностью в вопросах музыкального мировоззрения и, как любой хозяин положения, при первой необходимости что-то вычеркнуть предпочитал избавиться от того, что не соответствует его вкусу. Совсем уж про себя он при этом думал о том, что это не имеет никакого отношения к тому факту, что Кира и Марат продолжают проводить вместе всё свободное время.
Марат перенёс новость стоически, а внешне так и вовсе флегматично. Он ни слова не сказал и даже не попытался доказать, что его песня была записана первой, так что всяко имеет больше прав находиться в альбоме, чем внезапно и скоропостижно созревший эпик Ильи. Марат промолчал, зато завелась Кира.
Несколько дней они с Ильёй скандалили до боя посуды, причём с каждым новым требованием Киры Илья всё больше убеждался в решении не пускать песню Марата в альбом. Кира к тому моменту хоть и знала Илью больше года, но ещё не успела осознать, насколько упрям и бескомпромиссен этот человек. Если бы она задумалась и осмыслила все прошлые поступки Ильи, и если бы ей самой к тому моменту было тридцать пять, а не двадцать два, то наверняка бы заметила, что идти против Ильи – всё равно, что таранить гранитную стену. Но характер Ильи пока ещё ни разу не касался её лично, и закономерностей Кира выявить не успела.
Таким образом, альбом был благополучно усечён и ушел на реализацию. Черновая версия к тому времени уже пошла гулять по коллекциям фанатов, но продажам это ничуть не помешало.
Это был первый альбом, который разошёлся тиражом в один миллион.
Пьяных от таких цифр ребят, впрочем, очень скоро шокировало второе событие.
Когда Илья принёс Дашкову кассету с черновыми записями шести песен, которые они с Виталиком написали в последнем турне, Дашков сделал вид что послушал его на перемотке и почти сразу же сказал:
– Не пойдёт.
– Эм… что? – поинтересовался Илья. Дашков до сих пор никогда так откровенно не лез в творческий процесс.
– Не подходит, – повторил тот. – У меня тут статистика, – Дашков извлёк из ящика письменного стола стопку таблиц и бухнул их перед Ильёй. – Опросы показывают, что у вас лучше всего идут баллады. Вот этот весь ваш… треш, – он взял двумя пальцами кассету и потряс в воздухе, – никому не сдался. Если мы хотим сделать ещё один такой же продажный альбом – а я так точно хочу – то надо переходить на песни наподобие вот этой, – и он, заметно фальшивя, напел отрывок из баллады, написанной Кирой.
У Ильи волосы зашевелились на голове. Он даже забыл сказать, что слова «продажный» в русском языке нет, а если и есть, то означает этот эпитет совсем не то, что Дашков пытался до него донести.
– Не подходит, – протянул он со свойственным ему внешним спокойствием, но Дашков, который вообще-то был хорошим психологом, легко разглядел в его глазах нехороший звериный огонь. – А мне не подходишь ты.