– Все нормально.
Он умнейший ученый, но все-таки иногда ведет себя глупо. Квартира у нас такая маленькая, что мне понадобилась всего секунда, чтобы дойти до морозильной камеры и вытащить форму со льдом. Холодный металл обжег мою кожу, когда я схватилась за ручку и постучала лотком, чтобы разбить лед на кусочки. Взяв чистое кухонное полотенце, я завернула в него холодные кубики.
– Ты вернешься домой?
– Что?
Я повернулась к нему, сжимая в руке кулек со льдом.
– Ничего, – он закрыл глаза, все еще потирая затылок. Глубокий вдох: – После Марса. Ты вернешься домой?
– Да.
Что это вообще за вопрос? Он что, думает, что я останусь на Марсе навсегда?
Он выдавил из себя страдальческую улыбку. Возможно, это все из-за набитой шишки. Мы оба притворились, что все дело именно в этом.
– Хорошо.
Я обошла кухонный стол, встала на колени и протянула скомканное полотенце.
– Все нормально, – сказал он, но все же взял полотенце со льдом и приложил к затылку.
– Вот видишь? – я уселась на пол и привалилась к нему. – Мне придется вернуться. Иначе кто будет следить за тем, чтобы ты не вел себя как придурок?
Он усмехнулся и обнял меня одной рукой за плечи, крепко прижимая к себе.
– У Хелен уже есть какой-то план? Или вам нужен я, чтобы отправить вас всех на «Лунетту»?
Я кивнула, чувствуя щекой шелк его халата.
– Мне жаль.
– И мне, – он чмокнул меня в макушку, – но я все равно все сделаю.
Глава десятая
ЧЛЕНЫ ЭКСПЕДИЦИИ НА МАРС
ТРЕНИРУЮТСЯ В КОСМОСЕ
Канзас-Сити, штат Канзас, 18 июля 1962 г.
Через три месяца, в 9:32 утра по центральному летнему времени, многовековые мечты и технологии последнего десятилетия должны сойтись в оглушительном и пламенном мгновении. Четырнадцать космонавтов, действующих от имени ООН, полетят в космос, чтобы впервые в истории человечества высадиться на другой планете.
Подготовка к грандиозному трехлетнему полету на Марс и обратно идет без заминок и продолжается по графику. Полковник Стетсон Паркер, командир марсианской экспедиции, и его команда готовятся ко взлету со стартовой площадки 39-А. Космонавты продолжат тренировки на «Лунетте» и на борту кораблей марсианского флота, чтобы не отвлекаться на мирские дела и успешно завершить подготовку к миссии, в которой им придется преодолеть 55 миллионов километров.
Когда мы оказались на станции, я всерьез задумалась, почему план с самого начала не был именно таким. Зачем вообще было засовывать нас в бассейн с нулевой плавучестью и изображать отсутствие гравитации, если мы можем тренироваться в реальных условиях? Ну, если не считать того очевидного факта, что в космосе больше шансов погибнуть. Но, помимо этого, все стало намного проще.
Я направила секстант в обзорный иллюминатор – на настоящие звезды. Они сверкали как кристаллы на фоне черного бархата, и было заметно, что все они немного отличаются по цвету. С Земли эту разницу было не разглядеть из-за атмосферы, даже до падения метеорита. Их были тысячи. Сотни тысяч. Все вокруг усеивало такое количество звезд, какое нельзя было увидеть даже из лучшего земного планетария, и все же найти из этого океана звезд одну-единственную почему-то стало проще.
Я отметила Бенетнаш и Спику, направила секстант вниз, на Землю, и, как по мановению волшебной палочки, у меня оказались необходимые координаты, чтобы определить вектор состояния космического аппарата. Я записала ответ. Плюс 0771145, плюс 2085346, минус 0116167, минус 15115, плюс 04514, минус 19587.
– Готово!
За моей спиной Паркер щелкнул секундомером.
– Пока это лучший результат.
Кто-то из плавающих за моей спиной наблюдателей фыркнул. Еще до того, как послышался его протяжный южноафриканский акцент, я поняла, что, скорее всего, это Вандербильт де Бер.
– Она могла записать случайные координаты по памяти, а ты бы поверил.
Хайди Фёгели, штурман-вычислитель «Пинты», резко захлопнула свой блокнот.
– Де Бер, прекрати.
Она поднесла льняной платок к своему изящному швейцарскому секстанту тонкой работы. Должна признать, что немного завидую этому красивейшему прибору из нержавеющей стали. В нем предусмотрены встроенный разъем для ручки и раскладной секундомер, с помощью которого можно измерять, сколько прошло времени, а опоры обильно украшены изящной гравировкой.
– Да я шучу. Просто, раз никто не проверяет, вы обе могли бы мухлевать, а мы даже ничего не заметили.
Я отстегнула ножные захваты, повернулась и одарила де Бера одним из фирменных вежливо-ледяных взглядов своей матери.
– А я думала, что работаю над навыком, который позволит нам всем остаться в живых. Мухлевать мне даже в голову не приходило. С чего… с чего ты об этом подумал?
Его щеки вспыхнули румянцем. Видимо, я слишком сильный упор сделала на слове «ты».
Бенкоски хлопнул своего второго пилота по плечу.
– Ты с Йорк не так давно знаком, как я. У нас есть все основания ей доверять и не сомневаться в ее расчетах.
– Ja, ja… Леди-Астронавт, – де Бер улыбнулся и отвесил мне небольшой поклон. – Знаю, знаю… Во мне говорит соревновательный дух. Я ничего такого не имел в виду.
Я встретилась взглядом с Хайди. Ее брови легонько дрогнули. Должно быть, с де Бером работать одно удовольствие. Он и ее так дрючил во время тренировок в симуляторе? А ей ведь еще предстоит провести рядом с ним целых три года. Я ощутила внезапный прилив любви к Паркеру, который ни разу не усомнился в моих решениях.
Я оттолкнулась от стены и подплыла к команде «Ниньи».
– Кто следующий?
– Грей, – Паркер махнул рукой Флоренс: – Валяй.
В теории каждый из нас должен был уметь пользоваться секстантом – на случай, если со мной или Хайди что-то случится.
На практике же Паркер отдавал Флоренс на растерзание де Бера – человека, который презирал Флоренс за само ее существование и, в частности, за ее участие в миссии. После трех месяцев общения с членами обеих команд я познакомилась с командой «Пинты» куда лучше, чем могла бы сделать это на Земле, где мы тренировались по отдельности.
Де Бер был естественным продуктом ЮАР и твердо верил в справедливость апартеида[28]. Он тоже был тогда на сошедшей с курса ракете, и я готова была поспорить, что именно он кормил ФБР байками. Так что Паркер, предлагая Флоренс стать следующей именно теперь, пытался либо задеть ее, либо уколоть де Бера. Хотя… зная Паркера, могу предположить, что верно и то, и другое.
Флоренс выплыла из-за спин остальных, где они с Леонардом наблюдали за происходящим. Она плотно стиснула зубы и не сводила глаз с балки, которая служила мне опорой. Я протянула ей секстант. Флоренс, кивнув, приняла его.
Бенкоски с Паркером обменялись взглядами. Уж не знаю, что эти их переглядывания значили, но после этого Бенкоски повернулся к де Беру.
– А что, если… давай ты следующий.
Де Бер кивнул, но пробормотал что-то на африкаансе.
– Teen die agterplaas aap?[29]
Паркер с силой оттолкнулся носками и одним прыжком пересек комнату, с военной точностью приземлившись прямо напротив де Бера. Голос у него был тоже по-военному жестким.
– Ek vind dat offensief. Sê dit weer, en ek kry jy permanent gegrond[30].
Де Бер слишком резко отшатнулся и комично полетел назад, размахивая руками. Бенкоски протянул руку, чтобы помочь своему второму пилоту обрести равновесие, и, взглянув на Паркера, покачал головой.
– Господи. Теперь еще и африкаанс?
– Что тут скажешь? Мне нравится учить языки.
Паркер пожал плечами и снова превратился в очаровательное воплощение притворной скромности, в героя-космонавта, которого он постоянно демонстрировал американской публике.
Хайди рассмеялась и вручила де Беру свой секстант.
– Wie viele macht das?[31]
Паркер склонил голову набок. Пальцы у него подрагивали, словно он мысленно на них считал.
– Elf? Nein – zwölf. Zwölf, aber ich bin wirklich nur Konversation in sechs oder sieben von ihnen[32].
Хайди снова рассмеялась. Было совершенно очевидно, почему Швейцария выбрала для участия в космической программе именно ее. Идеальные зубы. Лебединая шея в обрамлении закрученной вокруг головы золотистой косы.
– Он сказал, что говорит всего на шести или семи.
Де Бер, закрепив ноги в ограничителях рядом с Флоренс, занялся секстантом.
– И давно ты учишь африкаанс?
– Начал сразу после того, как тебя назначили на марсианскую миссию.
– Я польщен, – заявил де Бер.
– Зря. Это был единственный язык, которого я не знал, – Паркер пожал плечами. – Ну, а тайваньский я, видимо, учил зря.
Я поморщилась от этого не очень деликатного напоминания о Хелен.
– Ты и идиш учил?
– Идиш? Не сефардский?[33] Я думал, твоя семья из Чарлстона.
Я уставилась на него. Мой мозг лихорадочно соображал, чему удивиться больше. Тому факту, что Паркер знал, откуда моя семья? Или тому, что ему было также известно о населении Чарлстона, которое по большей части состояло из евреев-сефардов, а не ашкеназов?[34] Или о том, что не все евреи говорят на одном языке?
– М-м-м… Ну да. Мои предки еще в восемнадцатом веке прибыли из Германии. Откуда ты знаешь…
Тут я замялась, не в силах определиться, на какой вопрос мне больше хотелось получить ответ.
– У меня теща еврейка. Из голландских сефардов. – Он скользнул взглядом куда-то мимо меня. На мгновение он нахмурился, но тут же на его лице расплылась широкая улыбка. – К нам гости.
Паркер оттолкнулся от стены и сделал прямо над моей головой впечатляющее сальто. Приземлился он ровно у дверей помещения для испытаний, куда Бетти уже загоняла репортеров. Черт возьми. Они сегодня рано. Засунув ступни под направляющий рельс, Паркер выдал эффектную пародию на стойку «вольно», и это несмотря на отсутствие гравитации. Двенадцать космонавтов вокруг меня натянули на лица стандартные вежливые улыбки.