Также была разработана технология, благодаря которой мы могли обмениваться сообщениями с Землей во время полета на Луну. Позднее эту технологию усовершенствовали для экспедиции на Марс. Все это означало, что даже с орбитальной станции я могла рассчитывать на разговоры с мужем раз в неделю.
Я пристегнула себя ремнями в одной из маленьких кабинок в модуле связи. Модуль свисал с одной из невесомых конечностей станции подобно наросту из антенн. Я сняла наушники с зажима на стене кабинки, стараясь не подслушивать другие разговоры в маленьком помещении. Четыре остальных «общественных» телефона оккупировали двое членов экипажа «Лунетты», один репортер и шахтер, которому предстояло отправиться на Луну.
Когда я надела наушники, все внешние звуки потонули в тихом шуме помех. Я переключила канал, чтобы оператор понял, что я на связи, и стала ждать. Белый шум прорезал женский голос. На этот раз с британским акцентом.
– Назовите номер.
– Западный Канзас, 6–5309.
В Канзасе еще был день, поэтому я назвала рабочий номер Натаниэля.
– Минуту.
Оператор переключила линию, и раздался щелчок. После этого послышалось жужжание, и уже через мгновение раздался гудок.
Первый гудок даже не успел отзвучать.
– Натаниэль Йорк у аппарата.
– Привет, красавчик.
– Привет.
Как он умудряется вложить в два слога столько нежности? Отчего я вдруг таю и превращаюсь в желе от одного лишь звука его голоса? Сравнивать его голос, когда он отвечает по работе и когда он говорит со мной, – это все равно что сравнивать штангенциркуль и котенка. Пожалуй, это самая странная аналогия, которая когда-либо приходила мне в голову, но она весьма точна.
Я подвинула микрофон ближе и прислонилась головой к стене кабинки, представляя, будто это плечо мужа.
– Я скучала.
– Да… Я тоже. – Я слышала, как на фоне гудит вентилятор у него на столе. – Как там наверху дела?
Мне хотелось рассказать ему про де Бера и беседу с Леонардом и Флоренс. Но рядом были другие люди, да и Натаниэль говорил по рабочему телефону.
– Нормально.
Кажется, муж уловил сомнение в моем голосе.
– Просто нормально?
– Много работы. И еще сюда привезли кучу журналистов. – Вот, об этом мы можем поговорить. – Ты же знаешь, как я люблю журналистов.
Он коротко рассмеялся.
– Знаю. Но должен признать, мне нравится тот факт, что я периодически вижу твои фотографии.
– Хотя бы здесь меня не просят фотографироваться с перфокартой.
– Очень милый получился снимок, где ты «летаешь» по коридору, – в наушниках раздалось шуршание. Видимо, он сменил позу. – Ты держишься?
– Если честно, мне уже не терпится закончить подготовку. Если бы не орбитальные траектории, думаю, де Бер уже вывел бы свою команду в космос, чтобы нас обогнать, – я прочистила горло, – он… интересный человек.
– Вот как? – Слушая голос мужа, я представила, как он приподнял брови и начал задумчиво стучать карандашом по столу. – Слушай, Эльма… Прости, что в личном разговоре затрагиваю работу, но тебе вроде нужно было провести испытание телетайпа?
Какой умница. Я уже пыталась придумать, как проделать это самостоятельно, но мне ничего не пришло в голову. Но я была замужем за главным инженером, и это означало, что он мог разок мне помочь. Но все-таки… Если я расскажу ему про ситуацию с де Бером, он обязательно что-нибудь предпримет. С тем же успехом я могу напрямую все вывалить центру управления полетами, не считаясь с Флоренс и Леонардом. Я выдохнула и прикусила щеку изнутри. Только потом я сказала:
– Кажется, все в порядке.
– Точно?
– Да. – Все было не в порядке, и Натаниэль это знал, но он ничего не смог бы сделать. – Обещаю, если мне что-то понадобится, я дам знать.
– Будь добра.
Боже, он так неохотно это сказал. Мне хотелось его заверить, что все хорошо. И у меня действительно все было хорошо. Но не у моих коллег.
Я попыталась сделать голос повеселее и сменила тему.
– А ты как? Выиграл в покер еще оливок?
– Увы, нет. И боюсь, что в прошлый раз мне пришлось уступить Рейнарду банку маринованного лука. Кстати, они с Хелен передают привет.
– Им тоже привет. Здесь все скучают по Хелен. – За прошлый год я наверстала очень многое, но это не сравнить с тем временем, которое провела в команде Хелен. И я не могла загладить вину за то, как с ней поступили. В наушниках шипела тишина. Порой желание оказаться рядом с мужем наваливалось на меня такой тяжестью, что я замолкала. Но дело было не столько в желании вновь его увидеть, сколько в невозможности сказать все, что мне хотелось. Все эти чувства сплелись в одной короткой фразе: – Я скучаю.
– И я, – он вздохнул. – О, у меня же летом будет стажер.
– Серьезно? Я думала, ты стажеров терпеть не можешь. С чего бы это?
– Он умный и целеустремленный. А еще я женат на его тете.
Я так быстро вскинула голову, что начала крутиться в невесомости по кабинке. Я выставила руку, чтобы остановить вращение, и рассмеялась.
– Ах ты засранец! И ты сразу мне не сказал? Когда? Как это произошло?
Он рассмеялся, и между нами разлилось тепло, как если бы солнце вдруг выглянуло из-за туч.
– Томми написал очень милое, невероятно официальное письмо. И даже обратился ко мне: «Доктор Йорк».
– С чего ты взял, что письмо не предназначалось мне?
– Ха! В точку. На конверте было написано: «Доктор Натаниэль Йорк», так что круг сузился. В общем, он собирает документы для поступления и хочет, чтобы в них фигурировал практический опыт. Говорит, что хочет поступать на астронома. Так что смотрит Беркли, Вайоминг и Гавайи.
– Я прилечу к нему на Гавайи.
Натаниэль усмехнулся.
– Я ему то же самое сказал! Короче, он собирается остановиться у меня. Будет спать на диване.
Я тихонько присвистнула, пытаясь это представить. Томми был очень милым, но все-таки подростком, а в нашей квартирке даже нам двоим было тесно. Только, конечно, меня там не будет…
– Значит, у вас там будет холостяцкая берлога.
– Что-то вроде того.
– Представляю, как у вас там везде носки валяются. Ужин перед теликом. Игры в покер.
– Я скорее думал про стриптизерш и сигары.
– Не смей развращать моего племянника, Натаниэль Эзра Йорк. – Я обернула провод от наушников вокруг запястья. Грубый материал не мог заменить мне мужа. – У них и с Рэйчел забот хватает.
– Да, пожалуй. Какие там новости?
– Гершель в своем последнем письме говорил, что они отправляют ее в школу-интернат. – Мне не хотелось делиться полным содержанием письма с людьми в других кабинках, хотя эта информация привлекла бы не столько внимания, как некоторые сведения о членах грядущей экспедиции. – Кажется, она украла у тети Эстер кольцо и сдала в ломбард.
Натаниэль удивленно присвистнул мне в ухо.
– Слава богу, они смогли его вернуть, а Рэйчел снова посадили под домашний арест. Но она тайком сбежала с этим мальчишкой. Не знаю, что с ней такое… Гершель говорит, что Дорис вне себя от горя. Она считает себя никудышной матерью.
– Ей стоит лишь взглянуть на Томми, чтобы убедиться, что это не так. – Дыхание Натаниэля в наушниках вдруг напомнило мне о том, как он был далеко. – Иногда люди принимают необъяснимые решения, но Рэйчел – самостоятельная личность, и это ее решения. Может, в школе-интернате у нее появится возможность принимать решения получше.
Из него вышел бы такой чудесный отец! Я закрыла глаза, чтобы сдержать внезапно подступившие слезы. Плакать в невесомости – то еще приключение. Слезы не падают, а просто выстраиваются вокруг глаз в соленую слепящую полусферу.
– Ну, ладно. Присмотри там за Томми, когда он приедет.
– Присмотрю, – он усмехнулся, – хотя мне было велено во время стажировки называть его Томасом. Он переживает, что «Томми» звучит слишком по-детски для абитуриента колледжа.
Я подняла руку и прижала к векам манжету рубашки, впитывая собравшиеся в уголках глаз слезы. Три года. Что с ними всеми станет за три года?
Глава двенадцатая
НАМЕКИ НА РАСОВЫЙ ЗАГОВОР
ВОКРУГ ПАДЕНИЯ «СИГНУСА 14»
Йоханнесбург, ЮАР, 19 сентября 1962 г.
Среди лидеров США умеренного толка растет убеждение, что крушение ракеты «Сигнус 14» было запланировано группой, которая состояла из, по крайней мере, двадцати человек, являющихся членами Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения. Согласно источникам в Международной аэрокосмической коалиции, некоторые из заговорщиков сами являются космонавтами. На условиях сохранения анонимности сотрудник МАК сообщил, что с момента крушения чернокожие космонавты находятся под пристальным вниманием агентов Федерального бюро расследований. «Что меня больше всего беспокоит, – сказал он, – так это нежелание МАК признать тот факт, что все это было преднамеренно. Крушение не было несчастным случаем».
Я соскользнула по лестнице из невесомого центра «Лунетты» вниз, в окружавшее станцию кольцо. Переход из невесомости в гравитацию был не таким жестким, как при возвращении на Землю. Спускаясь вниз, ты постепенно тяжелеешь, и это все равно что спустить воду в ванной, не вылезая из нее. Хотя, возможно, так делаю только я.
Так вот, обычно я остаюсь ненадолго у подножия лестницы, чтобы немного сориентироваться, и только потом отхожу. Но теперь, собираясь на понедельничное собрание, я услышала крики еще до того, как оказалась внизу. Мои ступни коснулись прорезиненного пола, и я развернулась в сторону конференц-зала. Движение получилось очень быстрым, и мне пришлось опереться рукой о лестницу, потому что на меня подействовало кориолисово ускорение[37]. Одна из причин, почему в космосе действует мантра «тише едешь, дальше будешь».
– …Никаких доказательств, что это был я!
Из конференц-зала гремел голос де Бера, разносясь по длинным извилистым коридорам.
Ему что-то ответил Паркер – достаточно громко, чтобы я опознала его голос, но слов разобрать не смогла.