Какого черта? Я припустила к конференц-залу. У меня за спиной кто-то еще спустился по лестнице.
– Это газетная статья. Будете винить меня за все, что печатают в ЮАР?
– Ван, остынь, – в дверях меня встретил голос Бенкоски. – Он совсем не об этом.
Часть космонавтов уже была здесь, с чашками кофе и пончиками с Земли. Паркер стоял во главе стола, положив ладони по краям папки с отчетами.
Лицо у него горело, а сбоку на шее пульсировала вена, хотя говорил он максимально сдержанным голосом.
– Я хочу сказать, что это… – он перелистнул страницу, – …равно как и другие новостные статьи в том же духе, может привести к отмене или отсрочке миссии. Хотя, с учетом сложившейся экономической ситуации, это одно и то же.
– Я тут ни при чем.
Де Бер скрестил руки на груди и пытался взглянуть на Паркера свысока.
– Значит, ты не станешь возражать, когда я скажу, что с этого момента все контакты с журналистами будут происходить в присутствии представителя МАК, – Паркер осмотрел зал, на мгновение остановив взгляд на мне. – Это всех касается. Включая меня.
– Значит, мне нельзя поговорить со своими соотечественниками? Ты это хочешь сказать?
– Если этот соотечественник является журналистом, то да.
У де Бера был такой вид, словно он вот-вот плюнет прямо на пол.
– Я буду жаловаться МАК.
– Приказ отдал Клемонс, – Паркер пожал плечами, – можешь делать все, что хочешь, но это может не пойти тебе на пользу.
– Он идет по простому пути, хотя ему стоило бы сосредоточиться на обвинениях, о которых идет речь в статье.
Де Бер щелкнул пальцами в сторону Леонарда, который сидел в дальней части зала, опустив прикрытую руками голову на колени.
В зал вошли Терразас и Хайди. У обоих на лице застыло выражение а-ля «какого черта?».
Что бы тут ни происходило, Натаниэль тут ни при чем. И я тоже. Надеюсь.
– Что за обвинения?
Де Бер развернулся ко мне с презрительной усмешкой на лице.
– МАК пытается скрыть тот факт, что в падении ракеты «Сигнус 14» замешаны ниг… чернокожие космонавты.
– Они не могут скрыть то, чего не было. – Я, подражая ему, тоже скрестила руки на груди. – Мы там оба были, так что ты должен это понимать.
Его улыбка дрогнула, как будто он вдруг вспомнил, с кем говорит.
– Да. Да, мы там оба были. Только ты находилась в передней части ракеты, так что можешь и не вспомнить, что доктор Фланнери много времени провел, перешептываясь с террористами.
– Этого никто не вспомнит, потому что этого не было. – Хотя он был прав: если бы Леонард и в самом деле разговаривал с кем-то из захватчиков в то время, как я стояла у входа и исполняла свою роль посредника, я бы этого не заметила. Но я была уверена, что Леонард не был в этом замешан. – А есть еще пончики?
Рафаэль оперся на встроенную пластиковую стойку и махнул рукой на вакуумные пакеты с выпечкой.
– Прямо с последней поставки. На вкус даже почти свежие.
Терразас присоединился к нашим усилиям сменить тему и коротко фыркнул.
– Ты тут слишком задержался, если думаешь, что эти пончики свежие.
Паркер сел на стул, стуча пальцами по страницам прямо как Клемонс.
– Ребята, давайте к делу. Остался месяц до запуска. Надо сосредоточиться.
Один месяц. И для вылета у нас будет окно всего в семь дней, иначе придется отложить запуск еще на полтора года, когда планеты снова выстроятся в одну линию. Де Бер должен быть полным идиотом, чтобы упорствовать в своих попытках убрать Леонарда с миссии. Я всем сердцем надеялась, что он все-таки не идиот.
Я взяла себе упакованный пончик и кружку кофе. Одна из самых первых проблем, с которыми сталкиваешься в космосе, заключалась вот в чем. Из-за перегруженности пространства и всех этих тюбиков запах кофе не ощущался, и от этого пропадало пятьдесят процентов радости. На вкус это была просто горькая вода. Горькая вода с кофеином, но все равно. Кольцо с центробежной силой все меняло. Вы можете подумать, это совсем не так важно. Но это значит, что вы даже не представляете, насколько космическая индустрия зависит от кофе. Я вдохнула пьянящий аромат и направилась к пустому стулу между Рафаэлем и Камилой.
Обычно экипаж «Ниньи» сидел по левую сторону стола, а экипаж «Пинты» – по правую. Не то чтобы это было запланировано, но часто мы еще и садились напротив людей, занимающих аналогичный пост. Так что, усаживаясь на свое место, я кивнула Хайди Фёгели.
Она кивнула мне в ответ и наклонила голову в сторону де Бера, сидящего в передней части стола. За этим последовал вздох, в котором я услышала некоторую долю сочувствия.
Паркер дал всем время рассесться. Сам он, в ожидании, потягивал свой кофе. Потом он отставил чашку и коротко кивнул.
– На этой неделе мы сфокусируемся на инвентаризации припасов и их обеспечении. Экипаж «Лунетты» перевез продукты и загрузил наши корабли, но нам нужно убедиться, что все на месте.
– По дороге на Марс не получится заглянуть в магазин за бутылкой молока, – подмигнул Бенкоски.
Паркер пропустил это замечание мимо ушей и продолжил.
– В экипаже «Ниньи» остаются Терразас, Авелино и Фланнери. Шамун проверит медикаменты. Грей и Йорк, вы ответственны за кухню.
Меня неприятно удивило, что он решил назначить ответственными за кухню женщин. С чего вдруг?
– В экипаже «Пинты» останутся де Бер, Шёнхаус и Стьюман. Дональдсон проверит медицинский отсек и расходные материалы. За кухню ответственны Сабадос и Фёгели.
Дональдсон, Фёгели и Сабадос сидели рядом друг с другом на стороне «Пинты», как будто мужчины опасались получить от них девчачьих вшей. Фёгели наклонилась и прошептала что-то Сабадос, которая в ответ сжала губы, пряча улыбку.
– Бенкоски. Мы с тобой отвечаем за «пчелок». Перевезем экипажи на корабли, а потом проведем полную проверку шаттлов, – Паркер поднял взгляд, отрываясь от бумаг: – Центр управления полетами считает, что нам понадобится шесть часов. Они хотят, чтобы мы вернулись на «Лунетту» к вечерней пресс-конференции.
В конце стола фыркнул Рафаэль. Я знаю, что он хотел сказать. Если бы все происходило в условиях гравитации, то да, конечно, шести часов нам могло хватить. Но только чтобы добраться до кораблей и обратно, уйдет по полчаса в одну сторону. Не говоря уже о том, что придется наряжаться в скафандры. И вообще. Пресс-конференция после целого рабочего дня, посвященного инвентаризации? Бр-р.
Я откусила кусочек пончика, и он оказался пенопластовым. Сахарная пудра сверху на вкус отдавала пластиком от упаковки. Надеюсь, на пресс-конференции будет чем перекусить.
Паркер дал нам минутку поворчать, а потом криво улыбнулся.
– Я им сказал, что это нерационально, так что у нас есть два дня. Но пресс-конференция все равно состоится сегодня вечером.
Руби Дональдсон, врач «Пинты», подняла свою кружку с кофе.
– Благослови тебя Господь.
Паркер покачал головой.
– Просто напомню, что никто не может разговаривать с журналистами, если рядом нет представителя МАК. Если нужна помощь, зовите Бетти.
Де Бер пробурчал что-то на африкаансе и провел резкую линию на странице своей папки.
Паркер наклонился вперед.
– Я тебя слышал и понял. Может, для остальных повторишь по-английски?
Де Бер покраснел и заскрипел зубами, но потом пожал плечами.
– Если нам нужна будет Бетти, мы найдем ее у тебя в койке?
В зале повисло молчание. На фоне гудели вентиляторы «Лунетты». Мы все знали об их интрижке. Мы знали, что Бетти с Паркером продолжали ее и на станции. Но они вели себя осмотрительно. Никто ничего не говорил, потому что, если честно, Паркер становился душкой, когда в его жизни был секс.
Паркер не сводил с де Бера пристального взгляда.
– Спасибо, что поделился со всеми. Попрошу заметить, что слово hoer означает ровно то, о чем можно подумать. «Шлюха» – слишком резкое слово для любого журналиста, как бы тебя ни раздражали пресс-конференции. Эти ребята выполняют свою работу, как и мы, так что проще с ними сотрудничать.
– Это разве сотрудничество… – Флоренс осеклась и прочистила горло. – Это разве сотрудничество, когда они задают вопросы о цветных членах команды?
– Тема закрыта. – Паркер снова вернулся к своим бумагам, не обращая внимания на насмешливое фырканье Флоренс. – Анонс на следующую неделю. Напомню, что ЦУП направляет к нам команду для последних проверок перед вылетом. Были небольшие изменения в составе, в команде также будет наш главный инженер.
Натаниэль.
В конференц-зале стало жарко. Все взгляды обратились ко мне, и мне захотелось испариться, стечь под стол. Больше никто не сможет увидеться со своими семьями до отлета. Не стоило ему этого делать. Хотя конечно, я была очень, очень рада, что он это сделал.
– Йорк. Ты встретишь эту ракету вместе с Бетти. Помни, что там также будет журналистский пул, так что советую с ней заранее поговорить, попросить тактического совета, – Паркер расплылся в акульей улыбке: – Кстати, «пчелки» у нас звуконепроницаемые.
Как же я его ненавижу. Я ухватилась за последовательность Фибоначчи, чтобы не влепить ему пощечину. 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13…
Через стол Хайди испепеляла меня взглядом, полным неприкрытого гнева. Ох, Натаниэль… Эти люди только-только приняли меня в команду, перестав воспринимать как чужака, который оказался здесь только ради публичности. Почему Клемонс на это согласился? Они должны были понимать, как это подорвет командный дух.
Лицо у меня горело, а де Бер повернулся к Бенкоски.
– Вот видишь. Я же говорил, что у них корабль для пиара.
Бенкоски, с которым мы были знакомы много лет, натянул на лицо кислую улыбку. Он словно пытался не хмуриться, глядя на меня, и рассмеялся.
– Да. Ну. У Йорк с этим всегда неплохо получалось.
– Мы все делаем свою работу, – Паркер все еще широко улыбался, демонстрируя идеальные зубы: – Йорк. Утро я тебе освободил, чтобы ты прихорошилась для встречи муженька. Пресса будет в восторге.